Башилов Сергей Васильевич

     О Башилове С.В. я был наслышан от отца, он только в превосходной степени отзывался о деловых качествах своего непосредственного начальника, возглавлявшего Главсредуралстрой.

Башилов был моложе отца на девять лет. Большая разница в возрасте в условиях производственных отношений не помешала каждому из них разглядеть в другом главное достоинство - самозабвенную, бескорыстную увлечённость работой.

Я думаю, что уже после первых встреч они прониклись доверием друг к другу. Их отношения были строго официальными, что не мешало им сохранять взаимное уважение. Отец не рассказывал мне какие-либо подробности из биографии шефа, он их просто не знал. И я услышал о них лишь много лет спустя.

Родился Башилов в 1923 году, в 1940 году поступил в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, входивший в составе Министерства путей сообщения. В начале войны институт с преподавательским составом и студентами эвакуируется в Новосибирск. Там с сокурсниками Сергей Васильевич добился от военкомата записи добровольцем на фронт. В Узбекистане прошёл подготовку на авиационного стрелка-радиста. Последние два года войны он участвовал в боевых действиях.

Вернувшись с фронта, С.В. восстанавливается на первый курс родного института, который оканчивает в 1950 году. По трудовой книжке получается, что на учёбу ушло десять лет. В институте Башилов оказался значительно старше однокурсников и с огромным жизненным опытом. Его избирают председателем профсоюзного комитета института. Принципиальная позиция при защите прав студентов перед администрацией имела последствия.

Когда подошло распределение, которым занимался лично начальник института, Башилова к нему пригласили последним. Узнав, что выпускник желает пойти работать на крупную стройку, начальник с мстительным удовольствием сказал:

- Могу направить Вас в «Мострамвай».

Башилов отказался. Секретарь Дзержинского района Москвы предложил ему общественную работу, зная его как профсоюзного лидера института, но Сергей Васильевич не дал согласия.

Не снимаясь с учёта, Башилов с женой Александрой Ивановной уезжает в Новосибирский главк лесной промышленности. Его направляют в Тюмень, где располагался трест, а трест, в свою очередь, определяет молодого специалиста прорабом на участок в Тобольск.

После двух лет работы Башилова назначают главным инженером строительного управления в Тюмени, затем управляющим трестом. Вскоре ему доверяют руководство управлением по строительству Тюменского Совнархоза. Даже беглое перечисление биографических вех в период учёбы и начала работы даёт представление о самостоятельности, силе воли и характере Башилова.

***

     Сергея Васильевича перевели в Свердловскую область на должность заместителя начальника Главсредуралстроя из Тюменской области в 1963 году. Его деловые способности организатора производства, человеческие качества руководителя были замечены, и при первой же возможности он «пошёл на повышение» по службе, как говорилось в те годы.

Случилось так, что начальника Главсредуралстроя Гиренко П.Д. Героя Социалистического Труда забрали в Москву на должность заместителя министра Минтяжстроя СССР. Внешние данные он имел приметные: огромный рост, массивное сложение. Его бритая голова блестела, когда он сидел за столом президиума под софитами. Если Гиренко раздражался или нервничал, то его шея постепенно краснела, что придавало ему угрожающий вид.

По этой примете все в зале знали, что приближается разнос подчинённых, и каждый желал стать менее заметным. Правда, толком разносить он не умел. Его отличала услужливость перед вышестоящими чиновниками и партийными функционерами. Подчинённые за эту слабость особым уважением его не жаловали.

Когда он из Москвы наезжал к нам на проведение партийно-хозяйственных активов по итогам очередного года, заключительные выступления Гиренко вызывали улыбки у слушателей. Он передавал приветы от министра и высокопоставленных лиц, не забывал о реверансах в сторону представителей местной власти и делал упрощённые анализы деятельности главка, сравнивая показатели работы со средними данными по министерству.

- Здесь главк немножко впереди, а тут чуточку отстаёт, - говорил он с трибуны, стараясь никого не обидеть. Другими словами, он отменно владел дипломатическими премудростями.

В обычных житейских условиях, а мне позднее пришлось часто видеть его, так как несколько лет мы жили вместе с ним в одном подъезде московского дома, Павел Дмитриевич был милейшим, скромным и совершенно безобидным человеком. Он нравился мне, когда говорил не о работе.

На место начальника главка претендовал Лерман А.М., проработавший много лет первым заместителем. Имя и отчество его были сложными, поэтому он звался Анатолием Михайловичем. Лерман был представительным, интеллигентным мужчиной голубых кровей с отточенными, манерными движениями рук и пальцев, поросших с внешней стороны волосками.

Надо было видеть, с какой артистичностью он брал перьевую авторучку, делал выдержку и, предвкушая благодарность, с которой окружающие будут вспоминать этот дар, торжественно ставил подпись на документе. Перед этим текст им тщательно проверялся, исправлялся и передавался на перепечатку.

Дело он знал, мастерски с оптимизмом умел доложить властям ситуацию, несмотря на фактически провальное положение дел, и трудился, не считаясь со своим и чужим временем. Приходил он в контору одним из первых, а уходил последним, обязательно после начальника. Целыми днями вёл неторопливо производственные совещания; с удовольствием отвлекаясь от основной темы, приводил подробности курьёзных случаев из строительной практики, и рассказывал старые, но всегда к месту, анекдоты.

Был он предпенсионного возраста, когда многие начинают страдать многословием и торопятся высказать информацию, накопившуюся за миновавшие годы. На многочасовых оперативках устанавливал нереально короткие сроки для завершения работ и, в то же время, не отпускал от себя исполнителей, чтобы они смогли передать полученные поручения. В этих случаях мне часто казалось, что он умышленно вредит делу.

Лерман величественно восседал в кресле, а после восьми вечера позволял себе расслабиться: снимал пиджак, оставаясь в рубахе с массивными золотыми запонками на рукавах, просил секретаря подать ему чай и продолжал обсуждать вопросы. Решение пустяковой проблемы затягивалось.

Техническая служба главка по распределению обязанностей подчинялась ему, и мне не раз приходилось участвовать в посиделках до 11 вечера. Если ему никто пять минут не звонил, а знакомых имел множество, то он сам поручал секретарю кого-нибудь соединить.

С наступлением темноты, что зимой случается рано, каждый час по телефону с ним связывалась жена. Между супругами, видимо, были удивительно нежные отношения, свидетелями которых мы становились. Он рассказывал ей о своём самочувствии, интересовался её здоровьем,  картинно жаловался, что сильно занят и пока не собирается домой, но скучает и целует.

Меня эта тягучесть, откровенная игра на публику выводили из себя: я нетерпеливо ёрзал на стуле, демонстративно смотрел на часы, краткими ответами старался приблизить развязку разговора. Только это не помогало, такие приёмы наоборот вредили.

Человеком он был грамотным, умным, уважающим начальство и ироничным по отношению к подчинённым. В начале семидесятых годов к руководству инженерными службами в трестах как-то сразу пришло много специалистов низкого роста. Их детство опалили военные годы, постоянное недоедание сказалось на физических данных. Однажды на оперативке докладывал самый невысокий из главных инженеров и, не зная вопроса, сильно путался в ответах. Лерман обычно не повышал голоса, не нисходил до этого, не разносил грубо за упущения.

Он и в этот раз на крупном совещании сказал докладчику, обращаясь в зал:

- Да, измельчал нынче главный инженер.

Естественно, слова были поняты присутствующими двояко. Конечно, Лерман был неординарным человеком, и понятно моё отклонение от темы повествования. Кстати, в главковском коллективе его сторонники умело  поддерживали мнение, что Лерману нет равных специалистов по способностям и деловым качествам. С его авторитетом, многочисленными связями и уймой информаторов, постоянно доносивших последние новости отовсюду, он не мог не стать начальником главка.

Однако вышла осечка, и приказом министра Голдина Н.В. руководителем крупнейшей территориальной строительной организации Минтяжстроя СССР назначается Башилов С.В., который, можно сказать, без году неделю проработал в Главсредуралстрое. Для Лермана случившееся было тяжёлым ударом, но он умел приспосабливаться, подчиняться обстоятельствам, поэтому сделал правильный вывод, и стал работать, ещё дольше задерживаясь в кабинете по вечерам.

Сергей Васильевич после назначения также сделал вывод и в считанные недели из добрейшего, улыбчивого заместителя начальника превратился в жёсткого, чёткого, требовательного, организованного руководителя, который энергично начал раскручивать огромный неподатливый механизм главка.

Все последующие за ним начальники не смогли приблизиться к тем рубежам объёмов работ, которых достиг стотысячный коллектив организации под руководством Башилова. Держался главк не только на сильной воле и стойком характере начальника, Башилов использовал и другие рычаги, в том числе новую технику, современные материалы, передовые технологии и методы организации труда.

***

     Мои родители однажды, отдыхая в городе Сочи, случайно встретились на прогулочном теплоходе с Сергеем Васильевичем и его супругой Александрой Ивановной, совершенно уникальной женщиной. Когда отец сказал маме о Башилове, она замерла от страха. По рассказам отца мама представляла шефа строгим и требовательным человеком.

Когда же начальник подошёл к ним в рубашке безрукавке навыпуск, улыбающийся, первым заговорил и даже обратился к маме с каким-то вопросом, то она была поражена. Так как мама больше с ним никогда не встречалась, то всю жизнь хранила первое обманчивое впечатление. Столкнуться бы ей с ним однажды на работе.

Первый раз я увидел Башилова летом 1968 года, когда он в сопровождении работников аппарата главка приехал на строительство очистных сооружений Первоуральска. Объект этот имел не только большое значение для города, но и сам по себе являлся крупным уникальным комплексом по очистке 300 тысяч кубических метров фекальных стоков в сутки, сбрасывавшихся до этого без очистки в реку Чусовую. Возводило его строительное управление №1, в котором я работал главным инженером.

На других страницах я рассказывал о своём усердии и инициативе по применению технических новинок при строительстве. Сейчас только добавлю, что в техническом и организационном планах очистные сооружения были моим детищем, поэтому сопровождать приехавшее руководство и рассказывать о делах доверили мне.

Я предстал перед человеком среднего роста, крепкого сложения, с крупной головой, покрытой редеющими и седеющими волосами. Фамилия Башилов ему подходила. Лицо он имел приятное, волевое, глаза чуть насмешливые. Суть дела Башилов схватывал мгновенно, смотрел в корень проблемы, обладал способностью удивляться. Говорил он негромко, без лишних слов, суховато.

Каким я ему показался в свои тридцать два неполных года, не ведаю, но он меня по этой встрече запомнил не только как сына управляющего трестом «Уралтяжтрубстрой» Фурманова Александра Родионовича.

В тот засушливый период года стройка смотрелась выигрышно: сборные железобетонные панели громадных ёмкостей были смонтированы, на нескольких резервуарах диаметром двадцать восемь метров оригинальным способом выполнено предварительное напряжение прядевой арматуры.

Главк не смог добиться от министерства выделения специального навивочного оборудования, и неразрешимую проблему напряжения арматуры строительное управление №1 и трест решили самостоятельно за короткие сроки. 

Башилов был доволен увиденным. Нет, не то слово, как человек, хорошо чувствующий производство и новую технику, умеющий оценить инициативу и самостоятельность в работе, он был очень доволен. При обходе он даже добродушно посмеивался, что случалось, как выяснится потом, исключительно редко. При этом лучилось всё его лицо, а не только губы или глаза. Смех его не был громким, но окружение начальника, хранившее обычно в разговорах полное молчание, всё прекрасно слышало.

Сергей Васильевич под впечатлением от увиденного тут же даёт распоряжение старшему в его свите Соколову И.Л. - начальнику производственного управления главка, очень, кстати, своеобразному и добросовестному специалисту, премировать меня за совершённый «подвиг». По крайней мере, именно так я тогда воспринял случившееся событие. Гости уехали. Посещение стройки  начальником главка, которого со слов отца я ещё до встречи искренне уважал, мне запомнилось, добавилось и то, что он был первым, кто при народе пообещал мне премию.

Вообще-то, я получал премии, но о них обычно говорили до начала какой-то работы, а потом могли и забыть. А тут пообещали по свежим следам. Мне представлялось, что премию выдадут уже на следующий день, привезя из Свердловска. И сделают это прямо на очистных сооружениях. Ну, по крайней мере, я так думал.

Миновала неделя, а меня никто не разыскивал для вручения материальной поддержки. Не так уж я остро нуждался в ней, даже не очень нуждался, хотя мы с женой азартно копили пять лет деньги на легковую автомашину, и нам не хватало совсем немного. Конечно, Башилову о невыполнении поручения я не звонил, разве такая мысль могла прийти мне в голову.

Нашёл телефон Соколова и переговорил с ним через месяц. Он медленно вспоминал, такая была у него особенность, но потом припомнил про приезд в Первоуральск. Вспомнил он очистные сооружения, предварительно напряжённые резервуары, даже Фурманова, а про обещанную премию забыл.

- Фурманова Александра Родионовича я знаю, а Вы кто? - уточнял он.

Пообещал разобраться. Через неделю я, набравшись нахальства, повторил звонок, он снова стал всё припоминать с самого начала, и я больше домогаться обещанного не стал. Вообще же, это был первый и последний случай в жизни, когда мои мысли столь продолжительное время занимала премия.

***

     К концу 1968 года, завершив работу по напряжению резервуаров, намотавшись по командировкам, исчерпав, как казалось, имевшийся багаж, меня стало утомлять однообразие работы. Завершался мой обычный трёх-четырёх летний ритм самоотдачи в труде. Перспективы новой работы в системе треста не было, чисто производственные обязанности руководителя строительного управления меня не увлекали, и зародилась мысль уехать в загранкомандировку. По разнарядке забирали тогда многих рабочих и специалистов разных уровней, хотя местное начальство толковых работников отдавало неохотно, так как они нужны были самой организации. Отпускали тех, от кого проку было меньше.

У меня был особый случай: отец занимал должность управляющего трестом, работа в прямом его подчинении по действовавшим правилам не допускалась. Поэтому мне не только удалось получить согласие партийного комитета треста, но и согласовать командировку с городским комитетом партии. Всё было готово: заполнены анкеты, сделаны фотографии, и мы вскоре собирались уехать в Индию с детьми на три года. Тут выясняется, что требуется ещё получить разрешение начальника главка на мой отъезд.

Я отправил письменное заявление на имя Башилова и ждал решения. В  последних числах декабря меня приглашают на приём к начальнику. Сергей Васильевич назначил встречу на восемь часов вечера и приехал на неё со стройки. Я пересёк границу Европы с Азией и приехал в Свердловск из Первоуральска заранее. Ожидая в приёмной, особенно не волновался, предстоял формальный разговор, и на нужный лад не настроился. 

Наконец, секретарь пригласила войти. В большом полутёмном кабинете Башилов был один. Встал из-за стола, пошёл навстречу, поздоровался, пригласил присесть к приставному столику, а сам вернулся в кресло. Ещё когда он только делал первые шаги ко мне, я должен был заподозрить неладное.

Добродушное выражение его лица я наивно отнёс к приятным ему до сих пор воспоминаниям об очистных сооружениях. Позднее по выражению только глаз шефа я буду представлять развитие событий до деталей на целый день вперёд, а тогда ничего не заподозрил. Что значит неопытность.

- Есть Ваше заявление с просьбой дать согласие на командировку в Индию, - начал немногословный Сергей Васильевич.

Я закивал головой, подтверждая правильность, и что-то замычал.

- Не советую, - продолжил он.

Я тут же перестал издавать звуки, решив, что он сделал мне замечание.

- Предлагаю Вам работу в аппарате. После встречи Нового года выходите работать заместителем начальника технического управления главка, - сказал Башилов следующую фразу.

Это был ошеломляющий поворот, я даже не попытался скрыть растерянность, издав какой-то непроизвольный звук. Начальник остался доволен произведённым эффектом и улыбнулся шире.

В Индию меня особенно и не тянуло. Мама тяжело переживала мой предстоящий отъезд, пускалась в слёзы, едва разговор заходил на темы дальних стран. Свердловск же рядом, это устраивало, техническое направление работы, именно то, что мне по душе. Только как же ломать все планы? Как поступить?

Что-то пытаюсь, больше для приличия, говорить о невозможности переиначить задуманное. Только Башилов не даёт философствовать:

- Я Вас не отпущу. Две недели назад скончался заместитель начальника технического управления Лейман. Выходите работать на его место.

- Посоветуйтесь с отцом, с семьёй и завтра дайте ответ, - смягчая напор, закончил он деловую встречу.

Мы расстались. Домашние поддержали изменение направления переезда семьи с Юга на Восток, хотя для мамы наше переселение из Европы в Азию, где находились и Свердловск, и Индия было болезненным. В первой декаде января  я приступил к работе в новой должности. Организация оплачивала моё проживание в гостинице и занималась предоставлением квартиры.

По существовавшим тогда правилам в гостинице нельзя было жить больше месяца, поэтому они менялись. Второе своеобразное требование состояло в том, что ордер на новую квартиру выписывался после того, как приносилась справка о сдаче старого жилья, подтверждавшая его освобождение. Это правило относилось к числу явно нелепых, но существовало десятки лет.

Ближе к сентябрю я получил трёхкомнатную «современной планировки» малогабаритную квартиру на третьем этаже кирпичного дома серии 1-447 по улице Шарташской в Свердловске. Он только что был введён в эксплуатацию. Не строителю по специальности номер серии ни о чём не говорит, поэтому раскрою несколькими словами её планировочные достоинства. К этому времени государство уже полностью завершило в свою пользу борьбу с излишествами в архитектуре, и граждане могли вкушать плоды.

Коридор нашей квартиры имел размеры в плане 2,5 на 1,2 метра и четыре двери: на лестничную клетку, в туалет, совмещенный с ванной, и в гостиную - сразу две. Одна из этих дверей предназначалась для затаскивания мебели и располагалась в торцевой стенке коридора напротив входа в квартиру. Другая боковая дверь служила для прохода жильцов без мебели. Гостиная комната с так называемым альковом, по которому коротким путём из коридора мы попадали на кухню, по количеству в ней дверных полотен почти вдвое превосходила коридор.

Перечислю по памяти: две двери вели в коридор, по одной на кухню, на балкон, в комнату для взрослых, в детскую спальню и во встроенный шкаф. Двери, естественно, размещались по периметру комнаты, имевшей 18 квадратных метров. Обилие дверей в гостиной поначалу не давало покоя.

Потом же привыкли и к этому, и к тому, что в гостиной отсутствовала мебель, так как её нельзя было разместить, не мешая нашему перемещению по квартире. Привыкание задерживалось из-за того, что в Первоуральске мы оставили квартиру в первом крупнопанельном доме, где площадь каждой из трёх комнат составляла 18 квадратных метров.

Моя семья переезжает в Свердловск не в полном составе. По просьбе мамы дочь Иришу мы оставили в Первоуральске, где она пошла в первый класс. Каждый воскресный день ездили в гости, что доставляло большую радость и маме, и скучавшей без нас дочке, и нам самим. Все понимали, что выбран не самый лучший вариант, когда Ириша живёт отдельно от родителей, но держались весь учебный год.

***

     Главсредуралстрой, куда я вышел работать, размещался по улице Ленина 50-а на втором этаже административного здания, примыкавшем к Свердловской киностудии. Остальные три этажа занимал институт «Уральский ПромстройНИИпроект». Десяток сотрудников технического управления главка ютились в угловой комнате, в ней же было выгорожено маленькое помещения с частью окна для заместителя начальника. Комната была узкой, но зато втрое длиннее, чем требовалось.

Рядом в кабинете нормальных пропорций работал начальник управления Малышев Альвиан Александрович. Принял он меня приветливо, как человека, на которого можно, наконец, взвалить дела. Его предпенсионный возраст был заметен по заторможенности речи и глубоким морщинам на лице, часть которых не  укрывалась широкой оправой очков. Он провёл со мной установочную двухчасовую беседу, поведал об обязанностях службы, о системе взаимоотношений в сложном конторском мире и о многом другом.

Говорил Малышев неторопливо, останавливаться не собирался, хотел за один присест рассказать обо всём сразу, будто нам не предстояло больше увидеться. Особое место в его напутствиях занимало то, что он не станет давать мне в течение двух месяцев никаких поручений по работе. Повторил это несколько раз, чтобы мы оба лучше запомнили. По его словам я должен был сперва ознакомиться с перепиской предшествующих лет, войти в курс вопросов, установить контакты с сотрудниками технического управления и других служб, поездить по стройкам области, привыкнуть к обстановке.

- Итак, начинайте разбираться, я Вас беспокоить не буду, - ещё раз добавил он в завершение разговора.

С Альвианом Александровичем я встречался и раньше, миновать техническую службу главка по характеру моей предыдущей работы было нельзя, но такого расположения ко мне прежде он не показывал.

Малышев не замедлил подтвердить важнейшее качество руководителя - умение держать своё слово. Как пообещал он не давать мне поручения первые месяцы, так их и не давал. Уже на следующий день после душевного собеседования он заболел и четыре месяца провёл на больничном. Можете представить, чем обернулась для меня его верность обещанию.

Среди руководителей главка и почти двадцати пяти строительно-монтажных и специализированных трестов, не нашлось тех, кто бы входил в моё положение новичка. Скидок они не делали, и мне забот досталось. Брошенный без подготовки в круговорот производственных событий я выплывал самостоятельно и благополучно выгребал, не получая замечаний и нареканий. Я справлялся с поручениями, несмотря на препятствия, чинимые Лерманом, который подолгу удерживал возле себя на совещаниях.

Основные задания по работе исходили от Башилова. Каждое оперативное совещание, проводившееся на стройке, заканчивалось поручениями по согласованию технической документации, по её переработке, заменам. Кроме текущих вопросов были и перспективные, связанные с развитием заводов и предприятий собственной базы строителей. Фронт обязанностей не имел границ, но любимое дело получалось.

 В трудах пролетели полтора года работы в техническом управлении. Я освоился с делами, выполнял их осознанно и успевал вместе с текущими проблемами ещё думать и работать над перспективой. Нормальные отношения складывались у меня с заместителями начальника главка: Супруном Г.И., рано ушедшем из жизни, Дробязго Ю.Л. - очень собранным и содержательным специалистом. Он вёл объекты асбестовой промышленности и строившуюся тогда гигантскую по размерам и мощности асбофабрику №6 в Асбесте. Даже со снабженцем Н.И. Сытниковым - энергичным балагуром, человеком с переменчивым характером и порой странными выходками, всё было в порядке. Меня замы постепенно стали признавать и ценить за понимание технического дела.

Работать было интересно, поручения шли непрерывным потоком одно срочнее и ответственнее другого, ведь Свердловская область - огромная индустриальная держава. Мои, как мне представляется, дисциплинированность, обязательность и творческий подход к поручениям, да и настойчивость, граничившая порой с упрямством, помогали. Я входил в коллектив главка, может и не так стремительно, как это получается у других, но основательно. Связи с научно-исследовательскими и проектными институтами в нашей области и в столице, а также с инженерно-техническими службами трестов легко складывались и крепли.

Расположение Малышева ко мне становилось заметнее, но на озвучивание отношения ему не хватало времени из-за частого «сидения на больничном листе», как тогда выражались даже в тех случаях, когда человек и подняться не мог. Борясь с недугом, он всё-таки дотянул до пенсионного возраста и оставил работу. Мне было жаль расставаться с руководителем высокой технической грамотности, хотя его уклонения от поручений начальства и рассмотрение вопросов без сопереживания с теми, кто их задавал, моя натура не принимала. За время работы в управлении кругозор мой расширился, но передвигать новичка по служебной лестнице Башилов не торопился, не испытав меня на самостоятельном деле.

Моим новым начальником назначается Алексеев В.А., работавший до этого управляющим трестом "Бокситстрой" в Североуральске. Был он кандидатом технических наук и старше меня лет на десять. Трест его, расположенный на самом Севере области, многие годы имел хорошие производственные показатели и высокий уровень травматизма со смертельным исходом, связанный с горными работами.

На заседаниях коллегий главка и министерства руководители треста чаще других получали благодарности и выговора. По неписаному закону после третьего выговора по технике безопасности следовало отстранение от работы. До этого, правда, дело не доводили, просто перемещали проштрафившихся товарищей на новую должность с повышением. Хорошие кадры берегли. 

Отличительная черта руководителей этого треста, конечно, она объяснялась иными возможностями, состояла в том, что на селекторных совещаниях, проводимых регулярно начальником главка, они использовали один верный приём. Другие руководители после своих докладов о положении дел переходили к нудным раздражавшим всех вопросам о помощи. Главк не всегда мог оказать поддержку и те, кто задавали вопросы, это знали, но твердили своё. После рапорта треста «Бокситстрой» всегда следовала короткая фраза:

- Вопросов нет.

Звучали такие слова эффектно и поднимали авторитет треста.

Появившийся новый шеф, как и предыдущий, тревожил меня мало. Человеком он оказался не технического склада, шахтостроительная специальность имела свои особенности, в силу которых он слабо ориентировался в общестроительных работах на поверхности земли и значительно больше, чем строители широкого профиля, пил горькую. Последнее обстоятельство мешало делу и сказывалось на моём настроении. Плохо, когда в маленьком коллективе кто-то выпадает из упряжки, а тем более первый руководитель.

***

     Будто почувствовав происходящие во мне изменения, хотя я думаю, что Эс Вэ, как Башилова называли между собой сотрудники, не знал о слабости Алексеева к спиртному, шеф предлагает мне переход на самостоятельную работу управляющим трестом «Оргтехстрой». Предложение было неожиданным и почётным, я дал согласие. В ту пору оргтехстроевская структура существовала в каждом главстрое.

Наш трест работал с другими организациями Главсредуралстроя по хозяйственным договорам, выделялись ему главком и централизованные средства. Разрабатывал он обязательные к применению проекты организации строительства, проекты производства работ, вёл проектирование объектов собственной базы организаций. «Оргтехстрой» подготавливал и осуществлял программы по внедрению новой техники и механизации строительно-монтажных работ, решал массу технических вопросов.

Трест имел большой отряд инструкторов передовых методов труда, которые на рабочих местах обучали строительные бригады уму-разуму. На экспериментальной базе «Оргтехстроя» изготавливались новые образцы ручного инструмента и средств малой механизации. Перед главком и министерством трест отвечал за выполнение строительными организациями и предприятиями индустрии плановых заданий по повышению производительности труда. Коллектив треста численностью более двухсот человек имел и множество других обязанностей, выполнял даже работу структурных управлений главка.

Поручения «Оргтехстрою» давали все, а потом сообща спрашивали выполнение. Желающих признаваться в своих огрехах всегда мало, поэтому многие прикрывались «недисциплинированностью» работников треста. В силу этих обстоятельств «Оргтехстрой» напоминал сумасшедший дом. Так как техуправление главка курировало трест, то этот дом я посещал часто и многих его обитателей хорошо знал. Знал ещё тогда, когда трудился в Первоуральске.

Управляющий трестом Науменко А.С. вышел на пенсию, двух других бессменных ведущих специалистов Коняхина Валентна Николаевича и Певного Михаила Николаевича на повышение не выдвигали, так руководителем оказался я. Коняхин и Певный - мои коллеги по многолетней предыдущей работе в техническом плане были исключительно грамотными и знающими специалистами.

Им, может быть, не хватало оперативности, организаторских навыков, решительности. К делу они относились преданно и добросовестно, на всю жизнь остались для меня близкими товарищами. Производственная судьба сведёт потом нас многократно. И сегодня напоминанием о прошлом на видном месте в моём доме висит картина Певного, который уже в зрелом возрасте стал великолепно рисовать пейзажи.

Я с огромным энтузиазмом окунулся в новое многотемье работы. Изъездил тресты и их базы, не базы отдыха, а производственные, посещал стройки, вникал в проблемы, устанавливал деловые отношения, держал данное слово. Работать приходилось и с многочисленными заказчиками самых разных отраслей народного хозяйства, с их проектными институтами. Надо было ещё успевать отчитываться на заседаниях коллегии главка и на селекторных совещаниях, когда в любую минуту может прозвучать вопрос или, как правило, несправедливая претензия.

Бывал с докладами и в Москве в министерстве. Запомнился мне первый отчёт на заседании коллегии по вопросу невыполнения главком заданий по производительности труда. Минтяжстрой СССР располагался на пятой улице Ямского поля недалеко от издательства газеты «Правда». Бывший жилой дом приспособили под административное здание, долгое время следы от обрубленных балконных плит и заложенных кирпичом дверных проёмов оставались на фасаде. Тем не менее, приезжему с периферии здание казалось строгим и величественным. Министерство!

Я отчитался по заранее подготовленному тексту, ответил с едкостью и заносчивостью приезжего с глубинки на противные вопросы. Чего пристают, когда дела не совсем плохи, а говорят, как мне казалось, порой просто глупости? Тут, не столько с вопросом, сколько с оценкой выступает начальник управления специальных отраслей министерства, член коллегии Седаков И.Г. Чем-то не приглянулся я ему, а может для острастки, но тогда хотя бы предупредил, он сразу же дошёл до таких слов:

- Вы посмотрите на него, это же случайный человек на стройке. Как он может быть руководителем? Предлагаю снять его с работы. 

Сказанные им без подготовки слова произвели на мою восприимчивость сильнейшее впечатление. До этого и после за всё время работы никто не оценивал так низко мои способности, даже я сам. Я покраснел от стыда перед присутствовавшими незнакомыми людьми. Положение исправил министр Николай Васильевич Голдин, он говорил спокойно, рассудительно, к концу его заключения, стоя всё на той же трибуне, я снова стал чувствовать себя человеком и начал опять уважать свои деловые качества.

Позднее я узнал, что в аппарате министерства было несколько человек, которые не отличались добросовестностью в работе, но умели броско выступить и резко раскритиковать кого-то, пытаясь заранее угадать и подстроиться под выводы министра. В моём случае критиковавшего подвела интуиция, видимо, сказывался его возраст.  

***

     В тресте «Оргтехстрой» пришлось поднимать исполнительскую дисциплину сотрудников, менять стиль работы с заказчиками, достраивать экспериментальную базу и многое другое. В поведении своём я придерживался жёсткого стиля руководства, но, надеюсь, что чаще был справедливым. При всём том от меня требовалось не только управление процессом, не администрирование, а нахождение технических, именно грамотных технических решений в каждом деле.   

Творческий подход при исполнении заданий, желание в каждом случае привнести что-то своё, улучшающее решение, уже найденное другими, были мне присущи. Поле деятельности пределов не имело и давало возможность прилагать свои силы ежечасно. Я, естественно, их пробовал, оставляя свой след в работах.

Летевшее время не замечалось, всё было подчинено делу и интересам треста, подъёму его авторитета, а не собственного. Трест реже становился крайним, меньше слышалось упрёков, перестало лихорадить коллектив. От Башилова замечаний по работе не имел ни тогда, ни после, кроме единственного случая, о котором, может быть, упомяну.

Специалисты «Оргтехстроя» в основном были толковые, работали тут и совершенно уникальные личности. Прежде всего, Ф.В. Яшин и Д.Б. Виткин. Фёдор Васильевич был подполковником в отставке, солидного возраста, фанатично влюблённым в новую технику. Кипучий, подвижный, многое знающий, умеющий увлечь других своим энтузиазмом, прирождённый пропагандист технических новшеств.

Давиду Борисовичу уже тогда было под семьдесят лет, которых ему никто не давал, неторопливый, спокойный, медлительный настолько, что даже слова произносил на распев, не роняя изо рта постоянно дымящейся сигареты. В механизации знал и умел всё, исполнял без нажима самые сложные задачи.                                                                                                                                                    

Работала в тресте и моя жена с того самого дня, как мы переехали в Свердловск. В отделе передовых методов труда она занималась составлением оргтехмероприятий по повышению производительности в системе главка. Был у неё сокращённый рабочий день - только четыре часа, что тогда трудовым законодательством, как исключение, допускалось.

Наша семья пользовалась этим исключением, так как надо было воспитывать детей и везти на себя все домашние заботы, к которым я совершенно не прикасался. Таким у нас было распределение обязанностей в семье: за мной - безоглядная работа, за ней - дом и служба на полставки.

Соскучившись дома по работе, она успевала, появившись на четыре часа, перевернуть горы мероприятий и сделать по ним экономическое обоснование, обежать ближайшие магазины и узнать последние новости. После её ухода из «Оргтехстроя» этими  делами занялся уже подотдел, работавший целый день. Качество мероприятий при этом оставалось прежним, и как прежде нужны они были только для доклада вышестоящим инстанциям. Без формальных документов прожить главку было нельзя, вот они и составлялись.

***

     Работать в тресте мне нравилось, задуманное получалось, по сторонам не смотрел, поэтому совершенно неожиданно, через одиннадцать месяцев пребывания в должности управляющего, наталкиваюсь на разговор с Сергеем Васильевичем. Башилов предложил мне вернуться в центральный аппарат главка  и возглавить техническое управление. К этому времени Алексеева освободили от работы, так как о его слабости к спиртному уже знал и начальник главка.

Мне не хотелось менять работу, я ещё не успел выложиться до конца, подкупала самостоятельность действий и принимаемых решений, но возразить Башилову не посмел. Доверял я Сергею Васильевичу беспредельно и знал, что он мне  желает только хорошее.  

Он назначает меня начальников технического управления главка с важной припиской - член коллегии Главсредуралстроя. Это было уж совсем невероятно. Коллегия - коллективный руководящий орган, в её состав входили заместители Башилова и он сам, и вдруг, конечно, по согласованию с министерством, членом коллегии назначается не начальник производственного или планово-экономического управлений, традиционно считавшиеся ведущими, а руководитель технической службы.

В системе Минтяжстроя СССР ни в одном главке подобных примеров не было. Башилов такой жест сделал не ради меня, такой чести я ещё не заслужил, а для того, чтобы обозначить роль технического прогресса на том этапе развития строительства. Он в отличие от многих руководителей крупного масштаба понимал значение новой техники и связывал с ней изменение положения в отрасли. Мне же только оставалось работать с усердием, а к этому я был готов. Всё закрутилось с новой силой.

То, чем пришлось заниматься на работе, представлялось тогда крайне важным. Ощущение причастности к большому делу через кажущееся влияние на его результаты не покидало ни на минуту, а признание твоего вклада вышестоящими товарищами приносило удовлетворение. Спустя десятилетия значительность происходившего тогда принизилась до такой степени, что задаёшься вопросом: «А нужно ли было так жить, погружённым с головой в безбрежное море работы? Какой смысл в том, что вершилось с твоим участием?»

Взгляд со стороны на прошлое стал возможен только сейчас. Тогда дело главенствовало над всем и управляло сознанием. Казалось, что поступки твои диктуются собственным желанием. Возможно, в какой-то мере так и было, хотя влияние оказывала и среда обитания, и примеры старших по возрасту, умевших найти в работе счастье.

Большинство работников главка и я в их числе, просто служили отечеству, работали на его благо, приумножали могущество, искренне верили в полезность своего вклада, в приближение светлого завтрашнего дня.

Прошло тридцать лет и мало что уцелело от созданного тогда. Годы развала государственности, идеалов, расшатывания моральных устоев, осмеяния прошлого и клеветы на него рушили не только людские судьбы, они привели к распаду хозяйства. Раньше положенного срока состарились здания и сооружения, исчезли целые производства, ставшие беспризорными. Уже теперь они мало кого интересуют, а через очередные тридцать лет, похоже, станут совсем абракадаброй.

***

     Продолжу о С.В.Башилове. Трудился он целеустремлённо, организованно, мощно, не прогибаясь перед властями. Был выдержан, не придирался и не распекал по мелочам, ценил время других и собственное, обещания выполнял, не прятался за спинами других, не подставлял подчинённых и не предавал. Отличался он повышенной требовательностью к исполнителям, переходящей порой в придирчивость, но также относился и к себе. Прекрасно ориентируясь в строительном деле, зная его не понаслышке, он умел вычленять главное в проблеме и принять быстрое и правильное решение.

Надо иметь в виду, что тогда плановые задания на год и пятилетку устанавливались главку запредельными, исходя из потребностей народного хозяйства, а не из возможностей строительных организаций. Планы не покрывались людскими, материальными, техническими ресурсами: всем всегда и всего недоставало. Укомплектовать каждый пусковой объект необходимым было немыслимо сложным делом, а число таких объектов, проходивших только под грифом «особой государственной важности» и по другим литерным спискам, набиралось под пятьдесят.

В обстановке растаскивания сил строителей по множеству строек, непрекращающегося спроса за невыполнение плана со стороны министерства и властей разных уровней начальником главка не мог быть человек, не обладающий исключительно сильной волей, характером и решительностью. Эти качества у Сергея Васильевича были в избытке.

Не удивительно, что в главковской среде уважение к Башилову, его авторитет выросли почти мгновенно. Строители признали его вожаком и доверяли ему. Говоря между собой о Башилове, сотрудники обязательно отмечали его способность принимать решения столь же чётко и безошибочно, как это делает электронная машина, которую мы тогда в глаза ещё не видели. И уже тогда открыто говорили:

- Быть Башилову министром!

Оказалось, как в воду глядели, так оно и случится со временем.

***

     Не хочется мне рассказывать о стройках, пусковых комплексах, новых технологических приёмах не потому, что они позабылись. Совсем нет, память хранит их, а с помощью дневниковых записей последовательность событий и их содержание можно восстановить до мелочей. Просто нет желания «впадать» в производство, чтобы не оттолкнуть читающего специфическими особенностями материала и речи. И всё-таки о некоторых объектах упомяну.

Главк ютился на птичьих правах в здании института «Уральский ПромстройНИИпроект». Самое крупное подразделение министерства не имело своего конторского помещения. Сергей Васильевич, как человек, собирающийся работать в организации долго, решает эту проблему основательно и с размахом. Он добивается отвода площадки под застройку в центральной части города рядом с окружным домом офицеров. Соседство памятника архитектуры определило высоту здания главка не выше четырёх этажей, но зато оно растянулось на целый квартал между улицами Луначарского и Мамина Сибиряка.

Перед зданием образовалась одна из самых крупных площадей города, получившая название Советской Армии. В её центре был сооружён первый в Свердловске световой и одновременно музыкальный фонтан, заставлявший летними вечерами табуниться горожан. Непосредственно над входом в главк из монолитного железобетона был сделан громадный козырёк с ограждением, напоминавший трибуну для приёма парадов. Выйти на козырёк можно было со второго этажа здания, а можно было подняться на него прямо с земли по тяжеловесной лестнице.

Эта лестница, вообще-то не имевшая чёткого функционального назначения, почему-то не давала покоя Башилову. Он и мне несколько раз говорил, что её надо убрать и поручал «рассмотреть вопрос и принять решение», которое для него с самого начала было однозначным: снести с глаз долой. Я не совсем понимал, зачем нарушать авторский замысел. Ладно бы сделать это на стадии проектирования, а сейчас ведь лестница уже выполнена, ну, перегораживает её металлическая цепочка, чтобы не поднималась по ступенькам шальная детвора, так что с того.

Когда я с каким-то поручением не соглашался, то заставить меня исполнять то, что я считал ошибочным, было почти нельзя. Я выполнял задание, но только всё равно по-своему. Об этом моём «достоинстве» Башилов знал. Потому он не стал больше тратить на меня своё дорогое время, пригласил к себе начальника строительного управления и повелел лестницу просто срубить без всякого «рассмотрения вопроса». Рабочие так в два счёта и сделали.

После случившегося Сергей Васильевич как-то успокоился, но полного удовлетворения не испытывал. Несколько раз, когда от автомашины вместе подходили к козырьку, он говорил:

- Вот, видите? Теперь совсем другое дело.

Эта тема была мною полностью проиграна, поэтому я отмалчивался.

Каркасно-панельное здание главка строилось быстро. Стеновым панелям со специальной фактурой, называвшейся на местном наречии «декором», монтажным и отделочным работам давалась зелёная улица. Были сделаны паркетные полы по третьему начальственному этажу, просторные кабинеты, зал коллегии, холлы, зал для проведения активов, столовая для служащих и для руководства, выставочный зал, просторный вестибюль, всего просто не перечислишь.

Лифты, новая мебель в кабинетах, современная наглядная агитация, фирменный стиль канцелярских и прочих принадлежностей, эмблема главка - даже не могли присниться в самом светлом забытьи. В итоге всё, кроме козырька с лестницей, получилось здорово. Впрочем, не сочтите, что вредничаю, и они были не так уж плохи.

За всем этим стояло множество проблем, ими нужно было ежечасно заниматься, и Башилов зачастую сам тащил эту лямку, ни о чём не забывая. Приведу сохранившийся текст записки-поручения лишь по одному из вопросов. «т. Фурманову Б.А., т. Абрамову А.С. Прошу в месячный срок подготовить совершенно конкретные мероприятия по оргтехнике в главке на 1971-1972 годы, в т.ч. и по оснащению нового здания главка. Если надо куда поехать, дайте предложения. 8.09.71. С.Башилов». 

Вызревавшие, как на дрожжах, апартаменты не давали покоя не только нашему шефу и сотрудникам, на здание стали заглядываться желающие, готовые завладеть им, были в их числе и структуры власти. Наш начальник, заняв круговую оборону, мужественно выдержал бой со всеми претендентами одновременно, и отстоял объект. Тем не менее, переезжали мы в быстром темпе под носом у конкурентов. Однако, лично для Сергея Васильевича возведение комплекса зданий «Главсредуралстроя» не прошло даром.

На заседании Комитета народного контроля СССР, отличавшегося иногда нелепыми по смыслу, а также жестокими и тупыми решениями, Башилов получил строгий выговор за неплановое строительство и переосвоение средств на объекте негосударственной важности. Мы сочувствовали шефу, но ничем помочь не могли. Подобного здания, действительно,  не имел ни один общестроительный главк страны, и начальник по логике комитетчиков должен был понести наказание.

После всего случившегося Башилову нужно было как-то разрядиться, выплеснуть из себя накопившийся негатив, вот он, надо полагать, и нашёл никому не мешавшую железобетонную лестницу, ведущую на козырёк, и сокрушил её до основания. Ладно, что только её.

***

     Второй нестандартной стройкой было жильё для сотрудников аппарата. От торца здания главка, выходившего на улицу Мамина Сибиряка, всего в двадцати метрах энергично строились два сблокированных точечных 14-ти этажных дома. Они были самыми высокими кирпичными зданиями в Свердловске и назывались экспериментальными. В них предусматривалась улучшенная планировка квартир, на что получили согласование в Москве, и новосёлам во дворе выделялись тёплые гаражи для автомашин. Неслыханная роскошь по тем временам.

Мне наметили дать квартиру, и я уже знал номер гаража, так как передал документы, подтверждающие наличие собственной машины. К сожалению, мне не пришлось воспользоваться предоставляемыми благами в связи с переездом в Нижний Тагил на новую работу. У гаража и у квартиры появился другой счастливый владелец

О домах я упомянул в связи с другим обстоятельством. Злые языки распространяли слухи, что после сдачи жилья в эксплуатацию и заселения жильцами, Башилов проложит подземный переход, соединяющий дома со зданием главка, чтобы сотрудники покидали рабочие места только на время сна и отдавали бы каждую свободную секунду ненормированному рабочему дню. Такого секретного проекта на самом деле не существовало, но я бы не удивился его появлению на свет по заказу Башилова.

Это соответствовало устремлениям шефа: все должны быть под рукой в любую минуту, никого не надо разыскивать по городу, даже дома сотрудник как бы находится на рабочем месте. Я не преувеличиваю, но сам слышал, что какой-то специалист, чтобы не попасть под абсолютный контроль начальника побаивался претендовать на квартиру с улучшенной планировкой.

Наконец, третьим объектом особого назначения была база отдыха для членов коллегии главка. Место Башилов присмотрел на запущенной территории, принадлежавшей Комитету государственной безопасности Свердловской области. Находилось оно на берегу озера Балтым недалеко от города. Курировать проектирование и строительство пришлось мне.

Члены коллегии получили по комнате со всеми удобствами, общим коридором и залом для сборов по разным поводам. Начальник главка чуть поодаль имел одноэтажный кирпичный домик, такой же построили руководителю областного КГБ Корнилову Ю.И. База получилась без излишеств, добротной. Из-за того же переезда в Нижний Тагил воспользоваться её удобствами мне не довелось, но позднее наша семья какое-то время там бывала.

Итак, здание для работы сотрудников аппарата главка, жилые дома для проживания их семей, база отдыха для членов коллегии были созданы в едином ключе и остались на многие годы доброй памятью о Башилове, умевшем требовать отдачи от работников, но и заботившемся об их проблемах.

***

     Расписание дня Башилов планировал самостоятельно, не перепоручая это дело помощнику или секретарю. Встречи, совещания, переговоры чередовались с выездами на объекты, ближними и дальними командировками, согласовываясь с мероприятиями, проводимыми министерством и областными властями. Таким образом, программа составлялась заранее, по крайней мере, на одну, две недели вперёд и соблюдалась затем неукоснительно. Изменения в неё могли внести лишь очень уважительные причины.

Дисциплинированность, присущая Башилову, перевоплощаясь в расписание рабочего дня, затем воздействовала на сознание окружающих, приучая их к точности и аккуратности. Не стану утверждать, что всё сразу же соответствовало желаемому эталону, жизнь сложная штука, но изменения замечались. Таким образом, шефу удавалось собственным ритмом работы держать коллектив в постоянном напряжении, заставлять его выкладываться.

Москву навещали часто и начальник, и руководители управлений. Сначала разрешалось ездить только поездом: больше суток в дороге туда и столько же обратно. Потом решением правительства страны организациям дали право оплачивать командировочным перелёт самолётами, если проезд в одну сторону занимал больше суток.

На поездку начальник чаще всего отводил два дня и лично давал несколько дополнительных заданий. Утром вылет, отчёт на совещании или совете, решение вопросов в министерстве, посещение  организаций и институтов, которые продолжались весь следующий день, а ночным рейсом домой.

 До обратного рейса едва успевал по дороге из гостиницы в аэровокзал заскочить в магазин, купить игрушки детям, московской карамели разных сортов и колбасы для семьи. Все везли домой мясо, хотя ещё до отправки рейса оно пускало сок, я покупал колбасу.

С мясными изделиями на Урале были большие проблемы, его вообще не было в свободной продаже. По килограмму на каждого члена семьи по талонам мясо продавалось дважды в году перед политическими праздниками. Москвичи же на полках магазинов выбирали мясо из нескольких сортов. Это не могло не раздражать приезжих, воспринимавших столицу городом - паразитом.

Самолёты в Свердловск прилетали после двух часов ночи по местному времени, но утром, не зависимо от времени фактического прилёта, ты должен был успеть на работу. Задолго до девяти Сергей Васильевич звонил, и вызывал к себе с докладом по результатам поездки, редко оставаясь довольным действиями подчинённых. О результатах своих командировок начальник докладывал аккуратно на аппаратных совещаниях, тут же давал поручения, хватавших на всех

Не знаю, что Башилов привозил из командировок в Москву для семьи, а для сотрудников аппарата новые идеи по переоснащению производства. Министерство на нашем главке, рвущемся в бой, проводило эксперименты, поручая осваивать выпуск новых материалов и технологий.

Благодаря этому главк не тонул в рутине, повышал показатели по уровню индустриализации и полносборности строительства, объёму крупнопанельного домостроения, производительности труда и др. В итоге у Главсредуралстроя был хороший технический уровень строительства, всегда имелась возможность гостям продемонстрировать новинки. В министерстве с главком считались. Башилов входил в силу.

Напряжённый ритм сопровождал не только командировки, то же было и при поездках по стройкам, перед селекторными совещаниями, коллегиями, отчётами, партхозактивами и т.п. Скучать в ожидании очередного мероприятия не приходилось, на горизонте всегда маячило следующее. Считалось правилом хорошего тона не давать передышки строителям, чтобы не остывали.

***

     Сдержанный и суховатый Сергей Васильевич не сходился особенно близко с людьми и не набивался в друзья к начальству. Его принципиальность и собственная позиция партийным органам не нравились. Отношения с «верхами» у него, на мой взгляд, были всегда натянутыми. Может быть, это обстоятельство заставляло шефа особенно тщательно готовиться к  докладам на областных активах и заседаниях бюро обкома партии.

Башилов говорил очень грамотно, его выступления без готового текста были чёткими, конкретными, без слов паразитов, логичными, содержание доходило до каждого. Доклады же на активах шеф всегда читал, от этого они проигрывали в выразительности. Тексты обязательно печатались на половинках бумажных страниц. От них тогда не отрывались, чтобы не допускать неточностей в формулировках. Такими были правила поведения.

Когда Башилову предстояло делать очередной доклад, то эта тяжёлая ноша заранее делилась между всеми службами аппарата главка. Сначала каждая из них готовила свою часть воображаемого доклада и сдавала Клецману В.М. - начальнику планово-экономического управления. Тот, от имени начальника главка, изматывал своих коллег претензиями.

Делались новые редакции, когда Клецмана материалы удовлетворяли, он принимался за подготовку «болванки» доклада. На «болванки» у него была набита рука, а точнее, ими была забита до отказа его голова.

Приближалось время показать творение начальнику, этого момента с волнением ждал не только постоянно коленопреклонённый перед начальником Клецман, ждали все соисполнители. Башилов оставлял рабочее место, заставленное телефонными аппаратами, садился в торце стола для заседаний, по левую руку от него мостился Клецман с кипами справок и документов.

Секретарь знала, что ответить по поводу «отсутствия» начальника в зависимости от того, кто звонил и по какому аппарату. Начиналось ознакомление с текстом. Заранее было известно, что как бы составитель «болванки» не старался, она не дотягивала по оценке Башилова даже до этого слова.

Шеф нервничал, принимался с первой строки всё переписывать сам. От нас срочно требовались новые уточнения цифр. Времени не хватало, написанный авторучкой шефа текст тут же перепечатывался, вновь исправлялся и печатался опять на машинке. Однажды в разгаре творческого процесса я с очередной бумагой неожиданно заглянул в кабинет. Встречать меня никто не готовился.

Именно в этот момент Башилов что-то не смог объяснить Клецману на  словах, хотя я слышал, как он с напряжением старался это сделать, и правой рукой бьет в сердцах по столу. Тогда, не в пример нынешним, столы делались крепкими, и ничего бы с той громадиной не случилось.

Только между средним, указательным и безымянным пальцами шефа находилась авторучка, заправленная чернилами. Ручка вдребезги, чернила брызнули даже в те стороны, где сидели Клецман и Башилов. Испачкало чернилами и устоявший стол. Владимиру Моисеевичу достались чернильные пятна по заслугам - не всё же ему требовать с других, но мне его тогда было жаль.

Для руководителей служб дни написание докладов, даже без приведённого выше осложнения, были трудными. Аппаратчики вздыхали с облегчением, когда мероприятие проходило, только на очереди уже было следующее.

***

     Сергей Васильевич обладал отличной памятью, однако всегда имел при себе толстый блокнот, в который записывал поручения и принимаемые решения. Записи поручений в блокнот, который должен был находиться под рукой, он требовал и от подчинённых. Это приучало их к дисциплинированности и контролированию своих действий. С раскрытия блокнота перед совещанием или беседой, когда он порой и не требовался, начиналась официальная часть. Мне обучаться этому было не нужно, я пользовался записной книжкой с первого дня работы мастером.

С блокнотом для записей в руках мне не раз приходилось перед заседанием коллегии один на один докладывать Сергею Васильевичу результаты расследования аварии или несчастного случая на производстве. Ему нужно было заранее ознакомиться с обстоятельствами происшествий и предварительно определиться в части мер наказания виновных.

Он слушал мою информацию, одновременно пролистывал материалы дела и проект постановления коллегии, где одним из пунктов значилось: «За нарушение ... главному инженеру ... объявить ... ». После слова объявить шёл пропуск. В проекте решения не давалось мнение управления, вывод делался сообща в ходе рассмотрения вопроса на коллегии с участием самих виновных.

Доходя до пропуска, Башилов спрашивал:

- Что предлагаете по наказанию?

Теперь я мог высказать свою позицию. Если она была умеренной и совпадала с той, которую разделял шеф, он молчал или соглашался. Если же я поддавался неистребимому во мне максимализму, чересчур налегал на повышение ответственности и усиление спроса, шеф молча обдумывал какое-то время ответ, а потом бросал с усмешкой:

- Бодливой корове Бог рогов не даёт.

Мне эта фраза не нравилась, но слышать её довелось не раз.

В 1973 году Башилов отмечал 50-ти летний юбилей. Делалось это без особого размаха, но достойно. На праздничный ужин в числе партийных, советских руководителей, директоров крупных предприятий области и коллег по работе был приглашён и я. В зале, окна которого зашторили, за длинным столом вмещалось человек сорок. Приветствовать юбиляра выпала честь и мне. Очередь дошла до меня тогда, когда присутствующие ещё были в состоянии слушать и понимали сказанное.

Я прочёл стихотворение, сочинённое накануне о возрасте, о предназначении человека. Башилову оно понравилось, вдоль длинного стола с гостями он пошёл мне навстречу, обнял, поцеловал и тепло сказал:

- Философ ты наш.

Больше по отношению ко мне слова «ты» и «философ» он не употреблял. Видимо, я быстро повзрослел и выбросил засорявшие голову и мешавшие работе рассуждения о вечных темах.

Сергей Васильевич и тогда, и спустя много лет держался со мной строго официально, а я никогда не стремился быть приближённым и переступить границу производственных взаимоотношений. Когда на московской квартире бывшие соратники и коллеги отмечали 75-летие Башилова, я впервые за тридцать лет знакомства был у него дома.

Квартира мне понравилась, я расхваливал её, и вдруг он с удивлением спрашивает:

- А Вы что, никогда у меня не были?

Я ответил, наверное, не очень тактично:

- Нет, не был, я прихожу только по приглашению.

Он усмехнулся. Это, однако, никогда не мешало мне считать Башилова близким человеком семьи Фурмановых.

Уместно здесь будет сказать, что Башилов исключительно относился к моему отцу, ценил его за профессиональные и человеческие качества. Именно благодаря Сергею Васильевичу, поддержавшему при рассмотрении кандидатуру отца, Александру Родионовичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Уважение к отцу в какой-то мере распространялось и на меня.

Башилов не повышал в разговоре со мной голос, не выговаривал мне замечания при других и наедине. Их не было, может быть, и потому, что он знал о моей повышенной восприимчивости и обидчивости. Вот против доброго слова я был безоружен. Надеюсь также, что замечаний могло не быть из-за того, что своей работой, отношением к делу я не давал поводов для упрёков подобного рода.

При наших встречах в самые разные годы, когда мой отец был жив, Башилов сначала интересовался тем, как идут дела у Александра Родионовича. Если же кому-то Сергей Васильевич представлял меня, то начинал говорить сначала об отце, о его заслугах и своём отношении к нему, а потом обо мне. Так он поступал и тогда, когда отца уже не было в живых.

                                                                  ***

     Наш главк был самым крупным не только в системе Минтяжстроя СССР. Объём подрядных строительно-монтажных работ, выполняемых за год, превышал 600 млн. рублей. Ежегодно вводилось до пятидесяти объектов государственной важности. Держался главк на крупных и надёжных трестах-маяках: «Бокситстрой», «Уралтяжтрубстрой», «Уралалюминстрой», но хватало и трестов, отстающих по разным причинам.

Именно в те годы, к которым относится рассказ, хромала работа трестов Нижнего Тагила: «Тагилстрой», №88, КПД. Их хромота была особенно заметна из-за перегрузки заданиями, тогда как база строительной индустрии, особенно по полносборному домостроению, сильно отставала  от потребностей.

Трест «Тагилстрой» имел давнюю и славную историю, он построил город и Нижне Тагильский металлургический комбинат (НТМК). Хорошо помню, как в 1967 году я привозил из Первоуральска в Нижний Тагил на выходной день инженерно-технических работников СУ-1, где работал главным инженером. Цель приезда - заимствование передового опыта. Шло тогда строительство крупнейшей в мире домны №6 на НТМК. Захватывающим было это зрелище, великого размаха.

Нас принимал Беньяминович Исаак Моисеевич главный инженер треста "Тагилстрой". Его информация о делах и достижениях тагилстроевцев просто сводила с ума, настраивала на большие свершения. Сам он был интереснейшей личностью. Со временем я узнал, что многие тагильчане были великолепными рассказчиками, но далеко не у всех получалось дело. 

Тресту «Тагилстрой» не уступал по заслугам трест №88, возводивший Уральский вагоностроительный завод и огромный отдельно расположенный жилой район города, называвшийся «Вагонкой». Однако в какой-то период времени тресты «просели» и потом хронически отставали от запросов и требований дня.

Нижний Тагил - второй по величине город в области с населением почти триста пятьдесят тысяч человек, был крупнее многих областных центров РСФСР. Отношения между Тагилом и Свердловском традиционно шли со скрипом. Тагильчане считали, порой не без оснований, что областной центр много ресурсов забирает себе и не додаёт положенное Тагилу. На этой почве возникали разногласия. Строительные организации города доставляли массу хлопот главку.

Проблемы накапливались, несостоятельность руководства треста «Тагилстрой» особенно в техническом плане проявилась на строительстве Блюминга-1300, а затем на начальном этапе работ по возведению стана прокатки широкополочных балок. Объекты утонули в деревянной опалубке, трудоёмких работах, производственные рубежи брались числом рабочих, а не умением инженеров. Все это знали, но обычными мерами изменить положение не могли, нужны были особые подходы к одолению затянувшихся проблем.

После долгих совместных обсуждений и согласований министерством, главком, обкомом и горкомом партии принимается решение о создании строительно-монтажного комбината «Тагилтяжстрой», объединяющего тагильские тресты и трест «Качканаррудстрой». На комбинат по подсчётам приходилась почти четвёртая часть объёмов работ главка.

Реорганизация управления позволяла приблизить руководство к местным проблемам и лучше координировать действия трестов. Началась реализация решения. Начальником комбината назначается Тихомиров Б.М., работавший первым заместителем начальника главка, а до этого прошедший путь от мастера до управляющего трестом «Качканаррудстрой».

Борис Михайлович был способным специалистом, знавшим себе цену. Он не терпел партийных функционеров и вышестоящее начальство. Не относилось это разве только к Башилову, которого он признавал. Аппаратная работа, как мне казалось, его кипучая, уверенная в себе натура не выносила. Ему требовался производственный ритм и гул. Для комбината «Тагилтяжстрой» лучшую кандидатуру подобрать было невозможно, особенно на начальный период ломки устоявшихся традиций. Вскоре был назначен главный инженер комбината.

***

     Заканчивался 1974 год, я находился в командировке на пусковых объектах Богдановического фарфорово-фаянсового завода. Был закреплён там за комплексом очистных сооружений. В двадцатых числах декабря меня срочно отзывают из командировки для встречи с Б.Н. Ельциным заведующим отделом строительства обкома партии. Передали, что вопрос «на месте».

На втором этаже старого здания обкома, располагавшегося на пересечении улиц Пушкинской и Ленина, в плохо освещаемом дневным светом кабинете точно в установленное время меня ждал Борис Николаевич. Он между прочим, больше для формы, что чувствовалось, поинтересовался ходом работ на пусковом фарфорово-фаянсовом заводе, а также на очистных сооружениях. Потом перешёл к не обозначенной до разговора теме. Речь пошла о тагильской проблеме, хорошо мне известной, и о том, как её надо исправлять, в том числе и путём укрепления кадров. До меня и в этот момент ещё не доходило - причём здесь я.

- Обком партии предлагает назначить Вас главным инженером комбината «Тагилтяжстрой», - завершил он.

Неожиданной вышла концовка, ну, совершенно неожиданной. Ни в какие мои планы переезд из областного центра в Тагил не входил, даже не мог присниться. За оказанное мне доверие я, конечно, поблагодарил, хоть это не забыл сделать, и сразу же перешёл к перечислению причин, по которым о переезде не может быть речи.

- Мои дети учатся в школе с преподаванием ряда предметов на немецком языке. Мне скоро предстоит защита диссертации. Наконец, у меня не всё в порядке со здоровьем, - говорил я то, что первым пришло в голову.

Ещё помню, как мне стало вдруг жарко. Вопросы Ельцин взял на заметку, дал три дня на обдумывание и не преминул напомнить о существующем порядке: предложение обкома для члена партии равнозначно решению.

В семье новость о переезде встретили без восторга, но с пониманием. У нас никогда не возникало трудностей по поводу смены семьёй места жительства.

- За тобой хоть куда, - заканчивала жена обсуждение, из которого ещё секунду назад такое заключение никак не вытекало.

Через три дня, держа в запасе несколько дополнительных причин, препятствующих переезду, я опять на приёме у Ельцина. По дороге вспоминаю, что дни прошли не напрасно. Переговорил с Башиловым, который не знал о готовящейся перестановке. Его позиция была чёткой:

- Я бы не советовал Вам ехать в Тагил. Смотрите, сломаете там шею.

Тагильский клубок проблем он знал досконально, намного лучше меня и старался предостеречь от плохих последствий.

Узнал я и мнение родителей, которые между собой не могли достичь согласия: мама против изменения устоявшегося порядка, отец приветствовал повышение в должности.

Таким образом, общими усилиями я был настроен довольно воинственно на возражения и, входя в кабинет, не представлял, что не стану этого делать. Инициативу Ельцин сразу взял в свои руки.

- Отвечу на Ваши вопросы. Квартиру в Тагиле получите в центре города возле школы с преподаванием ряда предметов на немецком языке. Дети в неё будут приняты. Защита диссертации не зависит от места жительства, было бы желание её завершить. По мнению лечащего врача, переезд Вам не противопоказан. У Вас вообще со здоровьем нет проблем, - сказал Борис Николаевич.

Какой же он дрянной человек, подумал я о враче. Мне говорит, что его настораживает состояние моего здоровья, а на самом деле не так. Подставил меня. Выходит, я соврал.  Мне стало неловко, возражать не захотелось. Вырвался лишь возглас недоумения по поводу слов врача. Я сдался.

- Заканчивайте дела, и в первой декаде января приступайте к работе в Тагиле. Желаю успехов, - сказал на прощанье Ельцин. По дороге домой, забыв о переезде, я ругал врача, так подставившего меня. Когда же встретился с ним, то поинтересовался:

- Почему о моём здоровье Вы говорите разное мне и органам?

Без тени смущения он ответил:

- Я ничего особенного не говорил. Жить в Тагиле Вы действительно можете, там живёт много людей, а чем будете заниматься, я понятия не имею.

Не давала мне покоя и вторая промашка. Не думал я, что в Тагиле есть «немецкая» школа.

Когда я первый раз приехал на автомашине на работу в Тагил в новом качестве, на световом табло Нижне Тагильского металлургического комбината у здания заводоуправления лампочки высвечивали цифры: 6 января 1975 год, 10.15.

Работа в Тагиле дорогое и памятное для меня время. Почти четыре года, проведённые в заботах и делах в этом пролетарском городе, сформировали меня как специалиста и человека, многому научили, на многое открыли глаза, подарили друзей. Об этом ещё расскажу.

После отъезда в Тагил мои контакты с Сергеем Васильевичем стали редкими. Мы виделись на заседаниях коллегии главка, где я сидел уже не за столом президиума, а в зале. Встречались на совещаниях и в тех случаях, когда Башилов приезжал в Тагил. Он находил время для посещения реконструируемого домостроительного завода ЖБИ-2. Поскольку я курировал эту работу, мы вместе осматривали частично остановленные и развороченные цеха.

Сергей Васильевич выслушивал объяснения, задавал вопросы. Чувствовалось, что его беспокоит ход реконструкции. Однако шеф не высказывал сомнения, а только требовал ускорения работ.

Я с нетерпением ожидал встреч с Башиловым на стройке, там была возможность старшему коллеге по возрасту и положению увидеть, как я стараюсь, что у меня получается, чего добился. При встречах я специально не вытягивал шею и не демонстрировал, что она пока цела. И всё же мне хотелось показать шефу, что я держусь и не собираюсь сдаваться.

***

     Самостоятельность Сергея Васильевича в работе, действия без оглядки на власть, а иногда и вопреки её установкам, не нравились партийным боссам. Его строптивость доставляла им хлопоты и вела к столкновениям. По моим наблюдениям, непростые отношения стали складываться у Башилова с Ельциным. Это чувствовалось, когда они встречались в Тагиле на оперативных совещаниях по строительству главного областного объекта - широкополочного стана НТМК.

Ельцин, ставший секретарём обкома, входил во власть, в большую политику, потому возражений не допускал. Башилов к этому времени отработал начальником крупнейшего главка страны около восьми лет, знал дело, знал себе цену и не мирился с вмешательством в его работу.

Так ли это было на самом деле, не знаю, но в середине 1976 года его неожиданно переводят в Москву руководителем отдела строительства и строительной индустрии Госплана СССР. Пост высокий, область зависела от позиции Госплана по многим вопросам, что способствовало потеплению отношений между Ельциным и Башиловым.

Много лет спустя я узнал от Сергея Васильевича, что предложение о переезде в Москву он получил от министра Минтяжстроя СССР Голдина Н.В. Тот хотел назначить его своим заместителем по финансовым и плановым вопросам. В системе министерства это была ключевая должность, вторая по важности после министра.

Когда с подготовленным представлением на Башилова министр оказался у председателя Совмина СССР Косыгина А.Н., случилась неожиданное. Косыгин поинтересовался:

- Это который Башилов? Уральский?

Голдин подтвердил, что С.В. из Свердловска. И тут председатель говорит:

- Послушайте. А зачем ему идти в министерство? У нас освободилась должность начальника отдела строительства и стройиндустрии Госплана СССР.

Руководству тогда не перечили из-за бесполезности такой затеи. Голдин в два счёта лишился лучшего начальника главка. Для Башилова эта новость оказалась настолько тяжёлой, что он запротестовал. После возвращения в Свердловск он «заболел», несколько дней пролежал в больнице, но ему пришлось подчиниться обстоятельствам.

Работу на новом месте С.В. начинал неохотно, два месяца по воскресным дням прилетал домой на Урал, благо, что билет для него, как для депутата Верховного Совета СССР, был бесплатным. Потом как-то позвонил жене Александре Ивановне и сказал:

- Завтра не прилечу, теперь буду дома только к Новому году. Хватит, надо браться за дело.

Что же касается моих взаимоотношений с Башиловым в те времена, то Москва от Тагила далеко, масштабы дел разные, уровни не сопоставимы. Ничто не предвещало пересечения наших производственных дорог в будущем. С уходом Башилова главк, лишившись главной пружины, приводившей его в действие, начинает постепенно меняться. Новый начальник О.И. Лобов расставлял свои акценты в работе, но это отдельный рассказ.

В памяти людей, работавших с Башиловым, он остался, его вспоминали добрыми словами не один год. Что-то не ладится, не получается из-за разгильдяйства, неорганизованности, недисциплинированности, найдётся один из присутствующих, кто скажет:

- Вот бы сюда Башилова, он бы навёл порядок, он бы научил, как нужно работать.

Все согласны.

Башилов остался в памяти бывших коллег, помнил Сергея Васильевича и я. Вдруг выяснилось, что и он не забыл обо мне. Башилов позвонил мне в Тагил весной 1977 года, позвонил не для того, чтобы узнать новости. С присущим ему напором, от которого нападает оцепенение, он предложил встретиться в ближайшее время в Москве, чтобы обсудить со мной перевод на работу в Госплан СССР.

В те годы о переезде в Москву мечтали многие. Столица, не в пример нашему захолустью, лучше жила и питалась. Оказаться в столице переводом, значит получить жильё и прописку. И вот такое предложение мне. Не скрою, оно обрадовало меня, распирала гордость от внимания ко мне такого человека. Меня помнит сам Сергей Васильевич, ценит и приглашает на работу. Это льстило.

Что же касается переезда в столицу, то желания покинуть Тагил у меня не было. Я проработал в городе пока чуть больше двух лет. Завершение начатых дел лишь просматривалось, ставить точку ещё было рано. Отъезд воспринимался бы дезертирством из организации в самый ответственный момент. Внутренняя подготовленность к переезду отсутствовала.

Тем не менее, дождавшись очередной командировки в Москву, я договорился о встрече с Сергеем Васильевичем. В день возвращения домой был у него с утра на работе. Госплан СССР размещался в Доме Совета Министров СССР по улице Карла Маркса, а также в пристроенной к нему многоэтажной коробке по Георгиевскому переулку, дом 4.

Жизнь сложится так, о чём я тогда не догадывался, что через пятнадцать лет мне доведётся работать и в новом, и в старом зданиях Госплана. Работать в разных должностях. К этому времени в зданиях будут размещаться иные хозяйственные структуры уже другого государства.

Башилов встретил меня приветливо, рассказал об управленческой схеме Госплана, перечислил вопросы, которые хотел передать мне. Был он энергичным, уверенным в себе, в выполняемых делах и в моём согласии. Непосредственный, непродолжительный контакт с ним был оглушительным, и я практически дал согласие на переезд. Сумел, правда, выговорить право посоветоваться с семьёй до принятия окончательного решения.

В кабинете телефонные аппараты не дремали, они как бы подзадоривали друг друга на звонки. В узких коридорах многоэтажки сновали служащие с бумажками, жались к стенкам посетители с мест с папками в руках. Бумаги, бумаги, бумаги...

Наша встреча состоялась 27 апреля 1977 года, ставшего для меня памятным днём. После разговора торопиться было некуда, я побродил по зданиям, как бы примериваясь к ним, пообедал в госплановском буфете в переходе на первом этаже. Было время подумать, порассуждать. Такие свободные от забот часы бывают редко.

Ночным рейсом улетел в родные края. В майские праздники с семьёй на своей машине поехали к моим родителям в Первоуральск. Переговорили с ними о предложении Башилова. Мама тяжело переносила любую информацию, в которой присутствовало слово переезд, от отца получил поддержку, семья была за Москву, на что были причины.

Тагил славился дымами всех цветов от коксовых батарей, домен и мартенов НТМК, от цементного завода, химзавода и других производств. Белым снег оставался до тех пор, пока не ложился на землю. Выбросы гари, пыли, газов накрывали и поражали всё живое. Наш дом, расположенный на одной из центральных улиц города, находился в двух кварталах от ограды НТМК. Трудно понять, как мы могли не обращать внимание на то, что творилось тогда вокруг нас.

В назначенное после праздников время я не позвонил Башилову, не мог сказать ему, что отказываюсь от предложения. Потом всё-таки вышел на связь, извинился. Его недоумение и напор на расстоянии удалось выдержать, и для меня всё осталось так, как было. Время летело быстро, что всегда бывает при избытке работы.

***

     В сентябре 1977 года приходит заказное письмо на мой домашний адрес: г. Нижний Тагил, улица Карла Маркса, дом 77, квартира 30. Башиловский почерк на конверте узнаю сразу, тут же и обратный адрес: Москва, Ружейный переулок, дом..., квартира...,  Башилову С.В. Буквы округлые, широкие, чёткие, выписаны авторучкой с чернилами.

«Борис Александрович! Я всё-таки считаю, что нам надо срочно встретиться и переговорить о моём предложении работать в Москве. Сейчас появилась возможность предложить Вам работу нач. подотдела планирования развития и производства и, конечно, распределения строительных конструкций. Это касается в первую очередь стальных конструкций, алюминиевых, лёгких металлических, клеёных деревянных, железобетонных, крупнопанельного домостроения, столярных изделий и пр. в целом на всю страну.

Работа, безусловно, очень ответственная и большая (по затрате усилий и времени), но, на мой взгляд, очень интересная ... При этом гарантируется немедленное предоставление квартиры в Москве, оклад 380 рублей + лечебное питание (это 70 - 100 р.), первая правительственная поликлиника на всю семью. Посоветуйтесь с отцом  и, или приезжайте для переговоров, или позвоните. P.S. Руководство Госплана СССР с Вашей кандидатурой согласно. Р.S. Прошу эти предложения и переговоры оставить между нами, не вовлекать товарищей, кроме семьи. С.Башилов 3.09.77г.»

Позиция моя в отношении переезда оставалась прежней, я берусь за первый ответ Башилову. «Дорогой Сергей Васильевич! Сердечное Вам спасибо за предложение по работе, которое мне очень хотелось бы принять, так как оно действительно устраивает меня со всех без исключения сторон, но мои личные дела сложились таким образом, что я не могу уехать из Нижнего Тагила в ближайшие два-три года.

Убеждён в том, что не имею даже права так поступать в ответ на Ваше доброе расположение к моему отцу и ко мне, и понимаю значение этого шага, ибо он может многое изменить в Вашем ко мне отношении, однако, ещё раз вместе с извинениями, прошу Вас поверить в исключительную серьёзность обстоятельств, мешающих сейчас дать согласие. Мне остаётся в этом положении только надеяться, что когда-нибудь я смогу быть в какой-то мере полезен в Вашей работе. С глубоким уважением Ваш Б.Фурманов 25.09.77г.»

На какое-то время всё затихает. Я в работе, и мысли мои связаны только с Тагилом. И снова в жизнь врывается будоражащее письмо из Москвы. «Борис Александрович! Я хочу предоставить Вам ещё одну возможность осмыслить и подумать над моими предложениями о переходе на работу в отдел строительства и строительной индустрии Госплана СССР. Вопрос планирования производства строительных конструкций и деталей в целом по Союзу ... большой и интересный, на который наш отдел оказывает решающее значение ... Условия для Вас: оклад 400 руб., кремлёвский паёк, первая правительственная поликлиника для Вас и всей семьи. Исключая зарплату, всё остальное это уровень союзного заместителя министра. Квартира гарантируется. Срок на раздумье и принятие решения 15 апреля т.г. Время на оформление и переезд до июля т.г. Прошу сообщить Ваше решение. С. Башилов. 31.03.78г.»

Всё ясно, программа определена, но я не готов к подобной чёткости. «Дорогой Сергей Васильевич! Очень хочу принять Ваше предложение, но пока не могу это сделать по прежней причине. Не обижайтесь, пожалуйста, за отказ. Честное слово, я поставлен в условия, когда должен считаться с обстоятельствами, ведущими меня. Надеюсь, что через год многое не станет таким сложным, как сейчас ... Во время встреч в разных министерствах, где приходится бывать по делам, слышал очень много хорошего о Вас и Вашей работе. С глубоким уважением Б.А.Фурманов 25.04.78г.»

Я ставлю подпись в конце письма и понимаю, что это последний мой ответ. Новых предложений быть не может. Так вести себя нельзя, это путь к потере уважения.

Сергей Васильевич обратится после этого ещё с письмом к моему отцу: «Уважаемый Александр Родионович...». Далее он пересказывает суть предложения, которое касается моей работы в Москве, сообщает, что дважды писал «Вашему сыну», что не может понять моего «упрямства». Он просит его переговорить со мной и объяснить, что я теряю, не давая согласие на предложение.

В один из воскресных дней разговор с родителями состоялся. Мама не давала отцу возможности упоминать о переезде, так как ей сразу же делалось плохо. Она говорила, что ещё может понять Башилова, правда, и от него, такого прекрасного человека, каким он был тогда на теплоходе, она не ожидала столь коварных действий. Что же касается отца, то мама прямо упрекала его в том, что «он враг своему ребёнку». Переговоры как бы и состоялись, но не получились.

***

     Когда было необходимо, то, несмотря на скромные возможности технических средств связи той поры, нужного человека разыскивали быстро. Потребовался я первому секретарю обкома партии, меня нашли на объекте и передали: «Завтра в 10.00 быть на приёме. Вопрос на месте». Последние слова, даже если они не относились к тебе лично, интриговали.

Б.Н. Ельцин, проработавший уже два года первым секретарём Свердловского обкома КПСС, со своим положением ведущего лица в области освоился, и это чувствовалось даже по осанке. Меня он встречал по-доброму, располагающе, вышел приветливо навстречу, крепко пожал руку и пригласил присесть за длинный стол для совещаний - обязательный предмет в любом солидном кабинете. Сам он по-хозяйски сел в торце стола.

Такое «приземление» означало неформальный характер предстоящего разговора, расположение к собеседнику. Несколько дежурных вопросов, последовавших с его стороны, и моих кратких ответов подготавливают почву для перехода к основной теме.

 - Вы оправдали доверие, которое четыре года назад Вам было оказано областным комитетом партии. С пониманием отнеслись к предложению поработать в Тагиле главным инженером комбината «Тагилтяжстрой», не оговаривали условия, перевезли с собой семью. Отзывы с места о Вас хорошие, да мы и сами знаем обстановку. Спасибо. Сейчас проблемой огромной важности является подъём технического уровня строительства в главке. Обком предлагает Вам возвратиться в Свердловск на должность заместителя начальника Главсредуралстроя по инженерным вопросам, - с уклоном к торжественности сказал Борис Николаевич.

Он умел эффектно преподнести неожиданную информацию. Так получилось у него и на этот раз, но моя реакция его разочаровала. Вместо выражения признательности за оценку работы и сделанное предложение, я, хотя и смутившись, заговорил о неоконченных в Тагиле делах, на завершение которых ещё требуется время.

Говорил это совершенно искренне, но по его удивлению, непонимающему моих слов выражению лица, а мимика у него была богатой и своеобразной, я понял абсолютную бесполезность продолжения этой темы. Кроме согласия на предложение у меня другого выхода не оставалось. Иначе обо мне подумают как о человеке, уехавшем в Тагил в полном здравии, а там серьёзно заболевшем, что отразилось на моей голове. Решение, таким образом,  состоялось сразу на месте.

Я в расстроенных чувствах вышел из кабинета, не стал даже по делам заезжать в главк, и сразу отправился в Нижний Тагил. Сидел в машине молча, потом рассказал водителю Кудрявцеву Евгению Филатовичу о предстоящих изменениях. Эта новость его расстроила.

 Предстояла очередная смена квартир как раз в тот момент, когда я на днях хотел поставить свои «Жигули» в наконец-то построенный кооперативный гараж возле ограды НТМК. Просто какое-то наваждение с гаражами, мне не стоит больше ввязываться в их приобретение. Воспоминание о гараже отвлекло от тяжёлых дум.

Моя семья и родители, первый раз так единодушно и с превеликой радостью встретили известие о смене работы и возвращении в Свердловск. 

***

     К этому времени и у Башилова, случаются же такие совпадения, произошли изменения по работе. Постановлением Совета Министров по согласованию с ЦК КПСС он назначается председателем Госстроя СССР. Высоченный и ответственный пост, самостоятельная работа. Я искренне рад продвижению Сергея Васильевича по служебной лестнице, но чувства держу при себе. Поздравление не отправляю, это не в моём характере. Прекрасно знаю разницу в наших положениях.

Едва он вошёл в дела на новом месте работы, как кто-то неведомый напоминает ему обо мне. Башилов звонит, приглашает заехать к нему на переговоры. О перемещении моём в главк он знает. Хотел бы вернуться к теме переезда на работу в Москву. С очередным командировочным визитом в столицу я оказываюсь в Госстрое.

Незадолго до этого Госстрой Союза наконец-то переезжает в новое здание по адресу: улица Пушкинская, 26. Место престижное, в центре города, но само здание, по моему мнению, оказалось несуразным. Это мрачная 6-ти этажная громадина, без площадок для стоянки автотранспорта, с огромным неуклюжим фойе и узкими коридорами. Отделка внутри выполнена с применением импортных материалов, тогда только появившимися в стране, которым всегда не хватает российской добротности и прочности.

День был субботний, тихо на улицах Москвы и в апартаментах Госстроя. Дремлет дежурный на входе в здание, не понимающий, зачем он здесь. Взмыленный помощник в приёмной, пытается соединить с Башиловым нужных тому людей по домашним телефонам. Председатель Госстроя у себя. Внимательно осматриваюсь, сравниваю с Госпланом. Разница есть.

В связи с излишней зацентрализованностью планирования Госплан имел постоянные оперативные связи с территориями, посетителей там хватало и в дни отдыха. Ходоки со всего Союза держали контору в напряжении. Предшествующим же руководителям Госстроя удавалось дистанцироваться от текущей жизни, придерживаться стиля академического учреждения со спокойным ритмом работы.

Приход в стены этой службы на первую роль производственника, да ещё такого деятельного, как Сергей Васильевич, шокировал коллектив. Новый председатель стал вводить столь странные для аппаратных работников порядки, что слухи о них доходили и до нашей области. Рассказывались совсем «дикие» случаи.

Читатель уже имел возможность составить некоторое представление о манере работы Башилова по предыдущим страницам и ничего особенного в его действиях, надеюсь, не нашёл, чтобы давало повод говорить о нём плохо.

Ну, работал в субботние дни по полной программе, а иногда и по воскресным. Естественно, не мог заниматься один, нуждался в поддержке аппарата. Приходилось разыскивать сотрудников, которые отсутствовали, по домашним телефонам, беспокоить их срочными вопросами, удивляться тому, что у них нет нужной информации под рукой, объяснять, что должна быть и т.д.

Устанавливал сроки и систематически контролировал исполнение поручений. Приближал всеми силами аппарат к проблемам строительного комплекса, был требовательным, жёстким и только. Поэтому совершенно зря наговаривали на Сергея Васильевича всякий вздор. Надо сотрудникам не валять дурака, а работать.

Судя по тому, что здание пока пустовало, трудящиеся массы продолжали роптать и не отдавали руководителю завоёванных ранее привилегий.

- Напрасно так поступают, плохо знают Башилова. Он заставит работать в нужном ритме. Всех заставит, - рассуждал я про себя.

Кабинет председателя, когда я вошёл, поразил размерами и роскошью обстановки, ничего подобного видеть не приходилось. На фоне мягкой мебели с плавно закруглёнными линиями Башилов не смотрелся. Подумалось тогда, что кабинет не может быть для него оправой, не его это стиль и характер. Он должен всё здесь перевернуть вместе с мебелью или оставить это место. Примирение не состоится.

Сергей Васильевич шёл ко мне без галстука, что даже с учётом субботнего дня я воспринял как ЧП, шёл, улыбаясь и посмеиваясь. Так давно не виделись. Но после первых слов приветствия лишнее сдвигается в сторону, речь пошла обо мне и о моей работе в Госстрое. Башилов говорит о требующемся ему специалисте с производственным опытом, знающем нормативы, новую технику, умеющем работать. Последние два слова он произносит с ударением. Мне и без выделения произношением этих слов понятно, что он подразумевает под словом работать.

- Здесь большая перспектива для Вас - ставит Башилов точку.

Я неплохо знал структуру Госстроя Союза, специфику его деятельности, разве что только не был до этого в кабинете председателя. Характер предлагаемой работы соответствовал моему складу. Беда состояла лишь в том, что Госстрой стоял в стороне от живого дела. Показывать своего настоящего отношения не хотелось, я поблагодарил за предложение, стандартно обещал посоветоваться с родителями и позвонить. Меня сюда совершенно не тянуло.

Вскоре Совет Министров СССР принял решение о создании министерства по строительству в районах Восточной Сибири и Дальнего Востока. Шаг вполне объяснимый - надо увеличивать освоение капитальных вложений, обживать районы, о значении которых говорилось много, а до приложения к ним рук дело не доходило. Руководителем структуры мог быть только инициативный, знающий, известный, авторитетный  специалист. Выбор властей останавливается на Башилове.

Сергей Васильевич оставляет Госстрой и с великим энтузиазмом берётся за министерство. В него входят строительные организации, расположенные за Красноярским краем до самых до окраин на Востоке страны.

На мой взгляд, уходя из Госстроя, Башилов вздохнул с большим облегчением. Ну не его это была работа. В другой обстановке, в производственной стихии ему будет дано раскрыться полностью. О том же, что нерадивые сотрудники Госстроя после ухода председателя вздохнули облегчённо, знаю точно. Они были уверены в том, что теперь их так «доставать» уже никто не будет.

К моменту последних описываемых событий, я давно возвратился из той командировки в Москву, когда посещал Госстрой, и спокойно трудился в главке.

***

     Надеюсь, уместно будет упомянуть, что в это же здание Госстроя СССР меня, работавшего тогда заместителем министра Минуралсибстроя СССР, пригласит на переговоры Б.Н. Ельцин. На столе секретарь оставила записку: «Вас приглашает к себе Ельцин Б.Н. 04.01.89г. в 17 часов. Вопрос на месте». 

Борис Николаевич находился тогда в опале, был смещён с высочайшей партийной должности секретаря ЦК КПСС и члена Политбюро. Так как в социалистическом обществе понятие безработный отсутствовало, то Ельцина определили в Госстрой. Руководил этой структурой тогда Ю.П. Баталин. Он выполнял одновременно и обязанности заместителя председателя Совмина СССР. В Госстрое у него было восемь заместителей, в том числе один первый.

В штатное расписание быстро вводится должность ещё одного первого заместителя, на которую опальный Ельцин и назначается, добавив к должности через тире слово министр. Оригинальности в такой добавке не было, с такой же записью в трудовой книжке трудился тогда в Госстрое Бибин Л.А.

По распределению обязанностей между заместителями председателя Борис Николаевич должен был осуществлять координацию научно-технических вопросов, формирование планов и программ по внедрению новой техники, проведение научно-исследовательских и проектно-изыскательских работ. Я в нашем министерстве имел точно такие же функции. Они были утверждены на девять месяцев раньше, правда, в рамках нашей структуры.

Зная Ельцина не один год по предыдущей работе, я не мог представить, чтобы он стал заниматься вопросами государственной стандартизации, экспертизы проектов, методологии работ и т.п. Собственно, Б.Н. и не собирался браться за это дело сам, а намеревался добиться результатов путём укрепления кадров. В этой связи он вспоминает обо мне: на заседаниях коллегии Госстроя, куда я приглашался, он изредка присутствовал и мы виделись.

Был вечер, в здании Госстроя пусто, в приёмной - Лев Суханов. Мы познакомились с ним, в назначенный час он доложил Ельцину о моём приходе и проводил до двери. Кабинет был стандартным, но выглядел необычно, в нём отсутствовали бумаги. У Ельцина и раньше на столе лежало немного документов, а сейчас было совсем чисто. С тех пор, как я последний раз видел Б.Н., когда он работал первым секретарём Свердловского обкома партии, он изменился, стал более закрытым, зажатым в себе.

Мы за длинным столом, он в торце, а я лицом к стене. К делу Ельцин перешёл не сразу, впервые он располагал для разговора со мной неограниченным количеством времени. На сегодняшний вечер ничего не планировал. Он пожаловался, что все аппараты прослушиваются.

- Ну, и чёрт с ними! - сказал в сердцах.

Как выяснилось, наш разговор к секретным не относился. Он высказал неудовольствие по поводу низкой квалификации специалистов подведомственных ему служб. Затем предложил мне возглавить одно из направлений работы.

Сделано это было неуверенно, кажется, он сам сомневался в необходимости намечаемых кадровых перестановок, в том, что предстоящие заботы стоит взваливать на себя. Главные его мысли были не об этом и выходили за стены Госстроя. Поэтому всё выглядело вяло, в чём-то вопреки здравому смыслу. Неужели он не понимал, что с должности заместителя министра по инженерным вопросам я пойду на работу руководителя управления? Подобная должность мне предлагалась Башиловым восемь лет назад, и я тогда отказался.

В нашей беседе были и сдержанность, и недопонимание. Странная оказалась ситуация. Раньше после выслушивания моего доклада он давал новые поручения, и общение на этом завершалось. Мы не испытывали неловкости из-за отсутствия тем для разговора, по положению такого обмена мнениями не могло быть. А сейчас нужно заполнить молчание какой-то темой.

Что общего между нами? Политика от меня также далека, как от него инженерное дело. Стало совсем неудобно. Задание я всё-таки получил: дать ответ в три дня. Попрощались, я знал, что не позвоню. Так и вышло. Он меня ни сам, ни через помощника не побеспокоил.

Три раза в жизни, о третьем случае скажу чуть позднее, Борис Николаевич своими предложениями определял мою жизненную судьбу. Как член партии я принимал их к исполнению: так я оказался в комбинате «Тагилтяжстрой» в Нижнем Тагиле, потом в аппарате Главсредуралстроя в Свердловске, затем на партийной работе в обкоме КПСС. Я не жалел о последствиях тех шагов. Считаю, что Ельцин, делая предложения, смотрел дальше меня, и возможности мои оценивал правильно. В результате никто из нас в случавшихся перемещениях не разочаровывался.

Это же предложение было четвёртым. Бог ли троицу любит, или мне впервые представилась возможность действительно свободного независимого выбора, только  я согласием не ответил. Мне жалеть об этом не пришлось, и, тем более, не было причин вспоминать с сожалением об этом Ельцину. Однако ему должен был запомниться отказ. В те трудные для него дни он нуждался в помощи, хотя бы в какой-то поддержке людей из родной Свердловской области, а я на предложение о переходе в Госстрой даже не ответил.

В следующий раз мы увидимся с ним через два года, когда я буду членом правительства Российской Федерации, а он проведёт заседание правительства, будучи уже президентом страны.

***

     Минвостокстрой СССР со своими структурными подразделениями, расположенными далеко от Москвы, и бесчисленными заботами, поглотили Башилова с головой. Небольшие по величине и слабые по возможностям главстрои на Востоке требовали к себе повышенного внимания. Сложностей возникало много. Даже разница местного времени с московским заставила сдвигать рабочий день в министерстве.

Каждая командировка занимала неделю, а то и больше дней, так как за поездку охватывалось сразу несколько смежных территорий. Нужно было укомплектовать и научить работать центральный аппарат министерства, не ослабляя кадровый состав главстроев.

Проблем, одним словом, хватало, но Башилов находился в родной стихии. Конечно, правительство на начальной стадии, как это всегда бывает по отношению к новообразованиям, оказывало организации значительную помощь капитальными вложениями, техникой, материальными ресурсами. Труднее было решить проблемы рабочих кадров, которых особенно не хватало в тех краях. Ориентация шла на военно-строительные отряды и разные категории условно осужденных и досрочно освобождённых. Только какие они специалисты? Тем не менее, дело тронулось с места, сдвиги были на лицо. Башилов прекрасно себя зарекомендовал в роли министра.

С уходом Н.В. Голдина на пенсию в возрасте 75 лет, размышлений по поводу того, кому быть министром ведущей строительной организации страны не было. Совмин СССР назначает Башилова. Тогда в состав Минтяжстроя Союза входил Минтяжстрой Украинской ССР, Минтяжстрой Казахской ССР. Гигантское оказалось хозяйство, но оно было по плечу Сергею Васильевичу, соответствовало его природным задаткам. Легло оно на Башилова нечеловеческой нагрузкой, и он этот воз потащил уверенно.

Вернувшись, можно сказать, в своё родное министерство, Сергей Васильевич в очередной раз вспоминает обо мне. К тому времени, как я пришёлся на память Башилову, мне довелось уже больше трёх лет отработать заведующим отделом строительства Свердловского обкома КПСС. Никогда бы не подумал, что мои «разносторонние» способности могут потребоваться на этой стезе.

Схема  перемещения была аналогичной предыдущим: место действия - Свердловский областной комитет партии, действующие лица - Б.Н. Ельцин и Б.А. Фурманов, тема  - разговор о переходе на новую работу. Короче говоря: там же, те же, о том же.

Пригласил Б.Н. меня в свой секретарский кабинет, по вопросу, естественно, «на месте». Темп разговора ускорялся от одной нашей встречи к другой. Что, собственно, обсуждать? Всё без пояснений ясно.

- Обком партии имел возможность проверить Ваши деловые и личные качества, оценить Вас в разных ситуациях. Теперь доверяет руководство отделом строительства. Обком в Вас уверен и надеется, что доверие в очередной раз будет оправдано. Зарплата у Вас будет в полтора раза ниже, чем на хозяйственной работе, но не это же главное, - примерно так говорил мне Ельцин, предлагая новую работу.

Я сидел совершенно обескураженный и ничего не понимал. Поскольку у меня не было привычки интересоваться разными слухами, и я занимался лишь порученной работой, то в смысле осведомлённости был совершенно «ограниченным» человеком.

Кадровые новости ко мне доходили после всех и заставали врасплох. А, может быть, тогда обкомовские службы умели хранить секреты, и предложение мне преподносилось лишь первым лицом. Как бы там не было, а получалось эффектно. Я не упирался, но сказал твёрдо: «Никогда в жизни не занимался партийной работой, не имею к ней наклонности. Политика мне не по душе, если выражаться мягко».

На мои слова Борис Николаевич, чеканя фразы, ответил:

- Нам это известно. Вы не будете заниматься партийной работой. В аппарате обкома для этой цели есть другие службы. Ваш отдел отраслевой. Продолжайте ту работу, которую сейчас выполняете в главке, но в рамках области. Это объёмы в два раза крупнее, чем у главка. Поднимайте технический уровень строительства, способствуйте вводу мощностей и жилья.

Ельцин оказался прав в той части, что партийной работой, как таковой, мне заниматься, действительно, не пришлось. Об этом своеобразном этапе в жизни расскажу позднее. Сейчас я лишь к месту привёл необходимую информацию.

***

     Итак,  Сергей Васильевич вспомнил обо мне и позвонил в обком. На этот раз он не говорил о встрече, так как состав министерского аппарата и его функции я достаточно знал. Он сразу предложил работу заместителем министра по инженерным вопросам. Конечно, в строительной карьере подобное является подарком судьбы, от которого не отказываются. Редко это бывает. Я упираюсь и на этот раз, но менее уверенно.

Как большой психолог, Башилов это изменение в настроении чувствует и продолжает «давить».

- Хватит Вам заниматься несвойственным делом. У нас настоящая работа, зарплата и всё остальное, - говорит он в трубку. Как всегда, в его фразах чёткость, ясность и конкретность. Предлагаемая работа в ключе моих привязанностей, но я размышлял. Мне почти 50 лет, они прошли на Урале, такой срок приучает к оседлости. Как всё можно оставить? Здесь родные и близкие люди, знаешь всех и всё. А там, что там ждёт?

Потом с небольшими перерывами от Башилова были ещё звонки, последний из них пришёлся на начало июня 1986 года. Настроение у Сергея Васильевича, если судить по голосу, бодрое и доброе. Переходит сразу к делу:

- Ну, всё! Я согласовал Ваш перевод в Москву. Обком не возражает. Надо на следующей неделе выходить на работу в министерство.

Услышав это, я был поражён, приподнимаюсь из-за стола с одним кратким вопросом к самому себе:

- Как?

Нет, в первую очередь я подумал не о гараже для автомашины, хотя буквально на днях стал владельцем бокса в подземной автостоянке на левом берегу реки Исеть, возле арочного железобетонного моста - прообраза темы моего дипломного проекта. Теперь предстояло гаража лишиться, просто напасть какая-то.

В этот момент я подумал о другом. Как это может быть, чтобы обком дал согласие на переход на другую работу, не переговорив со мной? Не думал я, что к моему присутствию в этих стенах такое безразличное отношение. Похоже, в моей работе не заинтересованы. Это было обидно.

Голос мой осел, после длительной паузы, ушедшей на обдумывание ответа, я подавленно сказал:

- Ну, если обком не возражает, то я согласен.

За этими словами последовали моментальные действия: заявление на перевод, обходной лист со сбором подписей десятка служб, и я на приёме у первого секретаря обкома партии Петрова Ю.В. В это время Ельцин работал уже в ЦК компартии Советского Союза в Москве.

Юрий Владимирович говорил со мной долго и дружески. Больше десяти лет мы трудились рядом. Поблагодарил он за работу, пожелал успехов на новом месте, просил не забывать родную область. Дал мне и советы на будущее. Один из них особенно запомнился, хотя я и не всегда ему следовал.

- Подчинённый не должен уходить без нового задания, без обозначения перспективы, - сказал он.

Сам Петров придерживался этого правила всю жизнь, и оно правильное.

Разговор подходил к концу, а я всё переживал, хотел выяснить, как же могло так получиться, что мою судьбу решили заочно. Наконец, спросил:

- Юрий Владимирович, скажите, пожалуйста, как получилось, что область отдала меня, даже не переговорив со мной? Разве к моей работе были у обкома замечания?

Мой вопрос Петрова удивил:

- Как это отдали без Вашего согласия? Что Вы говорите? Мне позвонил Башилов. Рассказал о сделанном Вам предложении. Я спросил его о Вашем отношении. Он сказал, что Фурманов дал согласие. После этого Башилов попросил меня не препятствовать переводу. Вы знаете, что обком поддерживает рост специалистов. Вы заслуживаете такого назначения и, конечно, с моей стороны была полная поддержка.

С души моей свалилась тяжесть, мы попрощались, думая, что надолго. Однако получилось не так - мир тесен. Судьба приготовила не одну встречу с Юрием Владимировичем, а затем много лет совместной работы, но это отдельный рассказ.

Уже за дверью я продолжал размышлять:

- Если с обкомом всё так, а я верю Петрову, значит, Башилов намеренно ввёл в заблуждение областные власти. Ладно, как-нибудь выясню.

26 июня 1986 года приступил к работе в министерстве, поселившись в гостинице. Семья осталась в Свердловске. Сразу же уехал в первую ознакомительную командировку в Главкрасноярскстрой. Предстояло посетить не по одному разу и все другие территориальные главстрои. Начались будни.

Пройдёт много лет, на одной из товарищеских встреч, Башилов в это время уже был на пенсии, я обратился к нему с вопросом:

- Сергей Васильевич, вот я всё выясняю.

Дальше изложил ему историю десятилетней давности.

- Хочу разобраться, как тогда было на самом деле? Ведь я же не давал Вам согласия, а Вы сослались на меня?

Башилов усмехнулся:

- Разве Вы жалеете о том, что произошло? А как Вас было взять? Я добился.

Я не жалел о случившемся, всё вышло лучше ожиданий. Правильно в итоге тогда поступил Башилов. Главное же, мне удалось в какой-то мере оправдать его надежды.

***

     Министр определил мои обязанности. Его чёткий характер не допускал, чтобы кто-то не был озадачен. За мной закрепили технические службы, собственное капитальное строительство, технику безопасности, вопросы производительности труда и новой техники, проектно-сметное дело. В отличие от заместителей производственного уклона, я должен был знать положение дел во всех главках по своим вопросам. Постепенно нагрузка возрастала, она изменялась по мере моего вхождения в дела. 

Тем не менее, Башилов иногда проявлял озабоченность по поводу загрузки меня работой. В нашем коллективе в этом плане я не был исключением, но любое слово, относящееся лично к тебе, воспринимается острее. Как-то на совещании с заместителями обсуждалось очередное распределение обязанностей, подправленное шефом. Нужно сказать, что этому вопросу Башилов, как человек организованный, уделял исключительное внимание.

Так как иногда происходила смена заместителей министра, менялись количество главстроев и их структура, изменялось штатное расписание аппарата министерства, появлялись новые веяния, порождавшие дополнительные направления для контроля, то корректировка обязанностей была процессом непрерывным.

В домашнем архиве целая папка содержит документы по распределению обязанностей, утверждённые Башиловым. Они собраны мною не все, ибо специально я их не коллекционировал.

На упомянутом совещании с заместителями, проходившем, как и все другие, в строгой и жёсткой обстановке, не допускавшей расслабления, поскольку от шефа сразу же последует надолго запоминающееся замечание, которое моментально приводило в чувство, Башилов заговорил о новом распределении обязанностей.

Извиняюсь за отступление, но упомяну тут к слову, что я и сейчас поражаюсь тому, как удавалось С.В., не расслабляясь, не отвлекаясь на мелочи, целыми днями напролёт, а это по 12-14 часов, держать себя в постоянном напряжении, а подчинённых в узде при крепко натянутых вожжах. Обычный человек не выдержит такой нагрузки, у начальника это получалось запросто, по крайней мере, так казалось со стороны.

И вот Башилов, рассматривая проект документа, говорит:

- Надо бы нам загружать Бориса Александровича, а то он у нас как свободный художник.

Сказано им это спокойно, даже с усмешкой, но впечатление произвело.

- Ничего себе, - тут же взрываюсь я про себя.

- Какая вопиющая несправедливость, - опять про себя говорю я.

- У меня все инженерные вопросы по 13 главстроям, за мной закреплены Главтомскстрой, Главтюменстрой, ВПО «Союзстройконструкция», описание моих обязанностей длиннее в полтора раза, чем у любого из ещё пяти заместителей, - в том же духе продолжаю я.

Вслух же произношу:

- Возражений нет Сергей Васильевич, но замечание Ваше не справедливо.

Шеф не комментирует мои слова, молчание означает, что дописанные его рукой дополнительные за мной главстрои я принял без замечаний. Позднее я размышляю. Скорее всего, свободным художником он назвал меня за длинные волосы. Я стригся в парикмахерской два-три раза в году и сильно зарастал, не обращая на это внимание. Так было всегда. Доходило до того, что С.В. наедине иногда не очень ласково спрашивал:

- Вам не пора постричься?

Я ни разу не возразил ему, а сразу отправлялся в парикмахерскую.

А, может быть, его слова характеризовали «податливость» моего поведения? Но, пожалуй, объяснение сводится к тому, что на тех, кто тянет воз, больше накладывают. Такая трактовка его слов мне самому нравилась больше. И всё же я тогда на всякий случай сходил и постригся.

***

     В моей работе заданий, поручений, отчётов, докладов и командировок было вдоволь. Третью часть времени проводил в разъездах, почти каждый месяц дважды летал в Сибирь и на Урал. Иногда выпадали и совместные командировки с Башиловым. Это было в случаях проведения выездных заседаний коллегии министерства или посещения главстроя для рассмотрения принципиальных технических вопросов.

Перелёты к нашим подопечным, располагавшимся от Уфы и далее в каждом территориальном центре, включая Красноярский край, занимали от двух до пяти часов. По расписанию рейсы, как правило, приходились на ночное время. В полёте С.В. не спал, видимо, его тревожила боль в ногах, он время от времени вставал, и стоял в проходе между креслами.

Программы посещения главстроев были насыщенными: объезды строек, осмотры пусковых объектов, ознакомления с техническими новшествами, совещания. Намеченный график строго соблюдался, так как: Башилов был пунктуальным руководителем. В 9 часов, а то и в 10 часов вечера хозяева приглашали приезжих гостей в отдельную комнату столовой или буфета в здании главка. Собирались, как иногда шутливо выражался Башилов, «узким кругом ограниченных людей». Тогда бытовало в прессе выражение «ограниченным кругом».

Спиртное и тосты были в достатке, но то и другое разнообразием не отличалось. Неписаный ритуал соблюдался неукоснительно, каждый участник должен был сказать слово. Хозяева славили гостей тем громче, чем выше был ранг представителей, а приезжие благодарили хозяев за радушный приём. Никогда не забывался рабочий класс, за который выпивали отдельно и часто стоя.

Последний тост с подведением итогов дня произносил министр. В присутствии Башилова вольности и отклонения при выступлениях не допускались, беседа за столом текла в деловых рамках. Сергей Васильевич поддерживал тосты, иногда корректировал, пил спиртное вместе с другими, но умеючи. Он никогда даже в малой степени не терял над собой контроль, становился улыбчивее и не более того. С раннего утра очередного трудового дня всё шло по программе.

Союзный министр тех времён заметно отличался от нынешних членов правительства. Сейчас они превратились в пустословных политиков. Тогда же министр имел огромные возможности для влияния на строительный процесс: мог оказать помощь материально-техническими ресурсами путём их перераспределения, дать дополнительно капитальные вложения на модернизацию объектов собственной производственной базы.

Приезд министра для руководителей главка, партийных и советских органов области являлся крупным событием, его использовали для решения принципиальных вопросов. И всё же министра встречали не только с надеждой  получить помощь, что само собой разумелось. Руководителям разных уровней главка предстояло отчитаться о результатах работы, показать себя человеку самого высокого ранга в министерстве, оставить положительное впечатление о главстрое.

Башилова уважали как человека слова и дела. И каждому не хотелось перед ним ударить лицом в грязь. Негатив поэтому не выпячивался, так как недостатки министр запоминали крепко, о них не раз потом будет говорить на заседаниях коллегии.

***

     В 80-х годах Госстрой СССР возглавил Ю.П. Баталин. Мне не известна причина, по которой в отношениях между Башиловым и Баталиным были сложности. Может быть, С.В. не считал Ю.П. высококвалифицированным специалистом в области общестроительных работ. При личных встречах они не показывали имевшиеся между ними противоречия, но за глаза каждый мог допустить в адрес другого лёгкие колкости.

Баталин проводил заседания коллегии в специально отведённые для этого дни, а также между этими днями, то есть в итоге очень часто. Тем не менее, ему удавалось насыщать повестки вопросами. Руководитель он был резкий, оперативный, исключительно увлекающийся и удивительно доверчивый в части новых предложений. Порой, как мне казалось, это мешало ему реально оценить важность очередной технической идеи.

Прослышав о каком-нибудь предложении научных работников, он мгновенно загорался их темой, торопил события и намечал грандиозную программу повсеместного внедрения новшества в строительных организациях Советского Союза. Иногда такая новинка была не до конца проработана, не заслуживала энергичного проталкивания в жизнь и со временем просто забывалась. Такое случалось. В производственную сферу деятельности министерств Госстрой почти не вмешивался, что уменьшало количество возможных недоразумений.

На мой взгляд, Баталин талантливый человек, эрудированный специалист и прекрасный оратор. Первый раз я увидел его в Свердловске, когда он, будучи министром по труду и социальным вопросам, приезжал на областное совещание. Зал дома политпросвещения был переполнен руководителями разного уровня. Баталин на трибуне стоял два часа, за которые успел без подручных материалов сделать доклад и ответить на ворох вопросов. Он всё знал, обо всём помнил настолько хорошо, что это даже вызывало подозрения.

Башилов отправлял на заседание коллегии Госстроя меня и тогда, когда с докладом приглашали его лично. Были случаи нашего совместного участия в заседаниях, но отчитывался на трибуне всё равно я. Не припомню, чтобы Баталину удалось вытащить на трибуну Башилова. Не того масштаба это была фигура.

Так как Госстрой вёл вопросы технической политики, то понятно и объяснимо моё постоянное присутствие на коллегиях и на трибуне почти по каждому вопросу. Когда очередь докладывать доходила до нашего министерства, и вместо Башилова появлялся я, а по повестке полагалось быть ему, то Юрий Петрович высказывал замечание, в котором звучала обида:

- Опять Башилов не может найти время, не считается с Госстроем.

На это я, не моргнув глазом, излагал очередную уважительную причину отсутствия своего министра, ранее с ним согласованную.

Баталин после нашего знакомства и первых контактов относился ко мне тепло. Не ведаю, за какие заслуги, но он мог выслушать моё мнение, позволял  досказать критическое замечание, а не только хвалить очередную идею, увлекшую Госстрой. Он не перебивал мои выступления, а замечания каким-то образом сходили мне с рук. Заместителям министров других структур это не дозволялось.

Мы все, как друзья по несчастью, держались вместе и усаживались рядом перед трибуной. Коллеги иногда просили:

- Скажи об этом. Тебя он выслушает.

Если предложение совпадало с моей позицией, то я о нём говорил. Добавлю ещё, что на трибуне я всегда был намного задиристее, чем когда стоял далеко от неё или рядом с ней. Так она странно на меня действовала. Такое влияние оказывала на меня не только трибуна в зале коллегии Госстроя СССР, но и все другие, на которых приходилось отчитываться.

Как-то Баталин включил меня в состав группы, вылетавшей в командировку в Тюменскую область, на специально закреплённом самолёте Як-40. Наша делегация последовательно совершала посадки во всех городах и примечательных местах области от Тюмени и далее вверх по карте. Последней точкой приземления был безымянный аэропорт с укатанной снежной взлётно-посадочной полосой на полуострове Таймыр. Приём нашей большой компании везде устраивали по высшему разряду. Баталин проработал в Тюменской области на строительстве газовых и нефтяных трасс много лет, в том числе и руководителем главка Главтюменнефтегазстрой, и его здесь знала каждый руководитель.

Три дня я имел возможность быть рядом с Юрием Петровичем. Показывая, рассказывая что-то, он порой интересовался моим мнением. Великие дела творили в тех краях в тяжелейших условиях строители и монтажники. Баталин в этих делах непосредственно участвовал. К концу командировки я устал от неиссякаемой энергии Ю.П. Я так не мог, мне нужно время для осмысливания и переживания увиденного, а тут бесконечная смена новых и новых впечатлений.

С Баталиным приходится встречаться и сейчас, он помнит меня и поддерживает, как старший товарищ младшего. Моё уважение к нему остаётся прежним. Одарённые натуры меня завораживают.

***

     Когда оба тома моих производственных мемуаров «На ступеньках лестницы» были изданы, я подарил их Юрию Петровичу Баталину.  Через какое-то время мы встретились на одном из совещаний в здании Госстроя России. Поздоровались, уже по его глазам заметил доброжелательное отношение ко мне. Значит, он не обиделся на те характеристики, которые мною давались. Он обратился ко мне как всегда на «ты» и по имени:

- Борис, я прочёл книги. Молодец, хорошо пишешь. Только дам тебе совет, когда будешь готовить второе издание, то пиши короче.

Я поблагодарил Ю.П. за оценку, сказал, что о переиздании не думал, но совет буду помнить. В 2007 году Баталин Ю.П. и Жирнов В.А. были у меня в гостях в загородном доме. Настроение у Ю.П. было бодрым, он был подтянут и строен, живо всем интересовался. К спиртному не прикоснулся. Наговорились мы тогда от души, о многом вспомнили, он откровенно и с подробностями отвечал на вопросы о прошлых временах и событиях. Для меня и моей жены приезд Ю.П. Баталина в гости был большим праздником, запомнившимся навсегда.

Тогда же Ю.П. подарил мне книгу «Нефтегазостроители Западной Сибири». Он был главным редактором и председателем редакционного совета этого солидного тома. Во многих разделах книги были его обстоятельные обзорные статьи и воспоминания. А ещё в книге была надпись, сделанная его рукой: «Дорогому Борису Александровичу! Крупному организатору строительного дела, принципиальному и стойкому человеку дарю эту книгу об истории развития нефтегазового строительства в Западной Сибири, рассчитывая, что в этой книге ты найдёшь для себя что-то интересное. Баталин.10.01.07г.».

Хотя просил меня Юрий Петрович при переработке мемуаров писать короче, я к тому тексту, что был в изданных книгах, добавил ещё и эти четыре абзаца. Не получилось иначе. Однако своё слово я держу. Обещал помнить о его совете. Так я и не забыл о нём.

***

     В моём домашнем архиве собраны десятки записок и резолюций, написанных рукой Башилова. Они адресовались мне в 1971 - 1973, а потом в 1986 - 1989 годах. Чёткий разборчивый почерк, аккуратно выведенные округлые буквы. Писал он только перьевой авторучкой и чёрными чернилами. Уже всё окружение начальника давно перешло на шариковые ручки, отдав им предпочтение, ввиду бесспорных преимуществ, а С.В. писал пером с нажимом. Привычки и привязанности шеф менял редко.

Писал Башилов много, не только же мне, но и другим. Это совсем не значит, что он не давал устных поручений или заданий по телефону. Но не всегда подчинённые были на местах: командировки, поездки. К тому же Сергей Васильевич часто писал, находясь на совещаниях, давал письменные задания по горячим следам выступающих.

В какой бы обстановке не приходилось ему обращаться с поручениями, он придерживался одной однажды выработанной схемы: обязательно ставил подпись, число, затем через дробь римскими цифрами месяц и две последние цифры - года. К адресату он обращался только по фамилии, например, «т. Фурманов Б.А.». Реже использовал инициалы без фамилии, это случалось тогда, когда мы вместе были на совещаниях, и он интересовался уточнением данных по возникавшему вопросу.

Его поручения не нуждались в расшифровке, почерк читаемый, а задачи формулировались конкретно и не требовали переспрашивания. Приведу образец: «т. Фурманову Б.А. Мне не понятно, почему Вы ставите вопрос о необходимости упорядочения ценообразования на продукцию для продажи населению. Постановление СМ СССР №570 п. 5 даёт право министерствам разрабатывать проекты цен и представлять в Госкомцен для утверждения. Прошу переговорить. С. Башилов. 9.07.87г.»

С бухты-барахты на такой аргументированный вопрос не ответишь, надо знать его глубоко. Сергей Васильевич умел моментально отличить поверхностные знания от серьёзного проникновения в проблему и в два счёта выводил на чистую воду. Верхоглядства у исполнителя он не терпел.

Его записки чаще всего начинались со слова «прошу», а форма обращения была только на «Вы». Иногда тексты, написанные им от руки, секретарь перепечатывала на бланк с красной полосой справа, что свидетельствовало о важности темы, и бумага ставилось на контроль. Подписывался в этих случаях С.В. всегда над отпечатанной фамилией, так поступал и, ставя подпись, в официальных письмах.

Приведу пример записки на бланке с красной чертой: «т. Фурманову Б.А. Заместитель председателя Госстроя СССР тов. Чернышёв А.В. 7 января с.г. позвонил и сообщил, что он отменил совещание, назначенное им на 10.00 сегодня по Вашей просьбе, извинился перед участниками совещания и их отпустил. Прошу Вас объясниться с т. Чернышёвым А.В. 07.01.89г. С. Башилов».

Объяснение было простым, просил о совещании не я, а другой наш заместитель министра Цыба Б.С. Конечно, я поставил об этом в известность Башилова. Кстати, Чернышёв А.В. отвечал в Госстрое за работу проектных организаций. До Москвы он жил в Свердловске. Чернышов. был толковейшим специалистом, одним из немногих в аппарате, кто самоотверженно и осознанно трудился в структуре Госстроя. Между нами сложились доверительные отношения. Он был старше меня и говорил: «Борис, как ты считаешь?»

И уж совсем редко от Сергея Васильевича можно было получить возвращаемые им докладные записки и справки, к которым прикалывалась бы записка со словами «хорошо» либо «согласиться» без комментариев и дополнительных поручений. Заслужить его похвалу было сложно. Его подкупала только отлично выполненная работа: «Сергей Васильевич! Сообщаю для сведения, что по представлению организаций главка, институтом «Уралгипромез» согласовано сокращение объёмов отделочных работ по цеху В-3 Синарского трубного завода на 6000 чел. дней, в том числе однослойной штукатурки на 77,8 тыс. кв. метров (замена на шпаклёвку, выполняемую механизированным способом). Б.Фурманов 18.06.73г.». Такого содержания информация принималась.

***

     Одевался Башилов всегда скромно: традиционный костюм тёмной тональности, белая рубашка, галстук спокойных расцветок, чёрная обувь. Похоже, одежда Сергея Васильевича интересовала мало, но относился он к ней бережно и аккуратно. К явному отступлению от стандарта в одежде можно было отнести только головной убор шефа.

Руководители его ранга, а также партийные функционеры носили исключительно шляпы, прибавлявшие их обладателям рост и придававшие солидность. В их окружении башиловская фуражка была заметной и делала его демократичнее коллег, доступнее для контактов. Кепка хорошо воспринималась рабочими, инженерно-техническими работниками, руководителями строительных организаций. Я не могу представить Сергея Васильевича в другом головном уборе. Зимой, понятно, фуражку сменяла меховая шапка.

Кроме фуражки была у него привязанность к вязаной кофте на пуговицах. В конце дня или вечером, работая в кабинете, он оставлял на плечиках свой пиджак в комнате отдыха и облачался в кофту. В ней было удобно и тепло, а работа для него являлась вторым домом, где он проводил всё время кроме сна. Кофта была в годах, протёртая на локтях до дыр. Когда министр откидывался на спинку кресла, закладывал руки за голову и потягивался, чтобы размяться, через редкую паутинку шерсти просматривалась рубаха. В эти мгновенья он становился таким домашним и добрым, но только на секунды.

При всей своеобразной суровости и сдержанности характера коллеги по работе доверяли ему. Башилов был лишён высокомерия и надменности, его отличали простота и скромность во всём. Это относилось и к одежде, и к домику на его участке в коллективном саду «Минтяжстроевец», и к его работе вместе с коллективом сотрудников на субботниках.

Подтверждает его порядочность и такой пример. Занимая столь высокие посты в строительной отрасли, Башилов не имел почётного звания «Заслуженный строитель РСФСР». Сам он о такой награде «не беспокоился», а другие забывали подсказать. Почётное звание указом президента страны ему было присвоено только в семьдесят лет.

Бывает руководитель, который ставит себя таким образом, что весь коллектив работает на его личный авторитет, а не на авторитет организации. Все достижения принадлежат только ему, он всё присваивает себе. Башилов всю жизнь работал на авторитет организации, а не на собственный. Заставлял подчинённых приумножать не свои заслуги, а достижения организации. Бескорыстный, великий труженик отдавал всего себя интересам отрасли и государства.

Выполнить в полной мере своё предназначение Сергей Васильевич смог лишь благодаря тому, что рядом с ним шла по жизни его жена Александра Ивановна. Она на редкость умная, энергичная, всё помнящая и знающая, приветливая и добрая женщина. Во многом её усилиями состоялся Сергей Васильевич как член правительства Советского Союза.

***

     В должности министра строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР Башилов работал бы долго, не одну пятилетку. Однако его приход в министерство совпал с началом непродуманных преобразований в государстве, которые привели к тяжёлым и трагическим последствиям. Проводившиеся ускоренными темпами демократические изменения и экономические выверты коснулись вскоре и нашего министерства. Они лихорадили его до тех пор, пока от могучей в прошлом структуры не осталось и следа.

Уже в июле 1986 года Минтяжстрой СССР реорганизуется в Минуралсибстрой СССР. Ушли из его состава после реорганизации структуры Украины и Казахстана. Я даже не успел в них побывать, начав работать в министерстве. Добавились некоторые главстрои зоны Урала и Западной Сибири, бывшие в составе других подрядных министерств.

При желании в любом деле можно найти положительные стороны. Были они и в этих преобразованиях: исчезла территориальная чересполосица. Организации, подведомственные Минуралсибстрою СССР, расположились компактной группой от предгорий Урала до Кузбасса включительно. Расшатывание государственных устоев шло активно и продолжалось сверху без остановок.

Как мне известно, Башилов был одним из немногих, если не единственным руководителем союзного министерства подрядного профиля, кто на совещаниях в Совете Министров СССР высказывался против скоропалительных подходов к перестройке. Реакция властей на «консервативный» настрой не заставила себя ждать.

Сообщение об освобождении Сергея Васильевича от занимаемой должности без предварительного уведомления было объявлено в новостях по центральному радио. Башилов в это время работал в своём кабинете. Думаю, он ожидал нечто подобное, так как подавал заявление об освобождении от работы, но трудно представить столь неблагодарную форму отставки, оскорбляющую достоинство работника и человека.

Мне позднее доведётся в жизни пройти через сходную ситуацию. Знаю, что это обидно. С уходом Башилова из министерства организация перестала существовать как государственная структура по своему отношению к рассматриваемым вопросам. Она быстро превратилась, чему способствовали и веяния времени, в вотчину личностей, для которых «своё» и раньше было не на последнем месте, но маскировалось, а тут стало проявляться открыто. 

***

     Не могу жаловаться на свою производственную карьеру, она была на редкость безоблачной. Я не желал бы себе лучшей, этого просто не может быть. Прежде всего, мне удивительно везло в работе на уникальных наставников и руководителей. Первым в их числе, конечно же, был все годы жизни мой отец Фурманов Александр Родионович. На начальном этапе работы моим техническим наставником стал Пешков Михаил Филиппович, о котором я упоминал ранее.

Затем на протяжении почти тридцати лет с некоторыми перерывами это были Башилов Сергей Васильевич, Лобов Олег Иванович и Петров Юрий Владимирович. Каждому из них я обязан многим. Влияние Башилова на формирование моих производственных качеств было сильным. Он к тому же предопределил, как это явствует из рассказанного, мою строительную карьеру. Я благодарен судьбе за то, что мне пришлось работать рядом с таким Человеком.

Раздел, Озаглавленный «Сергей Васильевич Башилов», подошёл к завершению. Возможно, его содержание разочарует читателя, не нашедшего биографических подробностей из жизни Сергея Васильевича, не получившего цельной картины его производственной деятельности и жизненного пути, увидевшего вторые, а то и третьи роли, которые ему выпадали временами в повествовании.

Это действительно имело место. В разделах книги я лишь кратко представляю людей, оказавших влияние на судьбы трёх поколений семьи Фурмановых. В меру способностей я попытался именно в этом плане показать Сергея Васильевича Башилова, адресовать ему, пользуясь случаем, слова искренней благодарности и признательности.