Новости
07.01.22Письма из архива Шверник М.Ф. 05.01.22Письма Шверник Л.Н. из Америки мужу Белякову Р.А. и родителям 05.11.21Досадные совпадения 30.03.21Сварог - небесного огня Бог 30.03.21Стах - восхождение в пропасть архив новостей »
GISMETEO: Погода по г.Екатеринбург

Информеры - курсы валют

Резервное правительство

     В рабочей неделе понедельник не самый лучший день. Переход от состояния покоя к трудам праведным протекает у большинства людей сложно. Возможно, когда-нибудь это обстоятельство учтут, и начало трудовой недели перенесут на вторую половину дня понедельника. При этом послеобеденное время отведут исключительно для привыкания к рабочему месту, а осмысленную трудовую деятельность будут начинать со вторника. Пока же в этом отношении ничего путного не предлагается.

Раньше, когда был один выходной, а мне пришлось застать то прекрасное время, работник не успевал освободиться от забот, связанных с производством, поэтому возвращение в трудовой процесс происходило легко. С введением двух выходных дней память отдыхающего просветлялась до такой степени, что человек забывал и поручения, полученные на предстоящую неделю, и своего руководителя. Чтобы ускорить вхождение служащих в требуемый ритм, в наше время применялись некоторые хитрости, в том числе проведение утренних совещаний в понедельник с руководящим составом коллектива.

Начальник имел возможность на аппаратной встрече напомнить о своём существовании и задать необходимый темп работе массой срочных и важных поручений, которые таковыми и не являлись. Участники совещания в свою очередь придавали ускорение непосредственным подчинённым, и дело со скрипом раскручивалось. Этот приём себя оправдывал, уже к середине дня коллектив приступал к выполнению служебных обязанностей.

Начиная работать в Государственном комитете по архитектуре и строительству РСФСР, я использовал опыт предшественников, и назначил проведение аппаратных совещаний по понедельникам на 9 часов утра. Мне очень хотелось проводить их раньше, до официального начала рабочего дня. Однако преодолеть сопротивление сотрудников, ещё даже не зачисленных приказом в штат новой организации, не удалось, и тогда мы остановились на половине десятого.

Всё-таки я говорил правду «группе лиц» на собеседовании перед назначением на министерский пост, что мне трудно даётся отказ в просьбе, особенно коллективной. Тем не менее, мною было поставлено жёсткое условие: коллеги, опаздывающие на аппаратное совещание к компромиссному сроку, не допускаются. 

19 августа 1991 года пришлось в точности на понедельник. Трудностей в этот день, как известно, и без того хватало, а тут за завтраком местное радиовещание стало передавать экстренное сообщение о таком событии, что пришлось забыть о еде и включить телевизор, чего в нашей семье утром никогда не делалось.

На экране люди солидного возраста, объявившие себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению в СССР, излагали в самое не рейтинговое время своё отношение к происходящему в стране.

Сводилось оно, с учётом сделанных мною сокращений, к следующему: «В целях защиты интересов народов и граждан Союза ССР, независимости и целостности страны, восстановления законности и правопорядка, преодоления тяжелейшего кризиса, недопущения хаоса, анархии и братоубийственной гражданской войны ГКЧП постановляет».

Завораживающее начало экстренного выпуска новостей было подкреплено пунктами запретительного характера: «Обеспечить соблюдение режима чрезвычайного положения. Реформировать структуры власти, действующие вопреки Конституции СССР и Законов СССР. Приостановить деятельность политических партий, препятствующих нормализации обстановки. Гражданам незамедлительно сдать незаконно находящееся у них оружие.

Запретить проведение митингов, демонстраций, а также забастовок. Допускается вводить комендантский час, взять под контроль системы жизнедеятельности. Установить контроль над средствами массовой информации, вертикальными и горизонтальными связями».

Понимая, что кроме запрещений нужны и пункты, соответствующие чаяниям граждан, далее говорилось: «Упорядочение, замораживание и снижение цен, заработной платы руководителям всех уровней. Направление для спасения урожая рабочих, студентов и военнослужащих на село.

Обеспечение в 1991 - 1992 годах всех желающих земельными участками для садово-огородных работ в размере до 0,15 га. Завершить подготовку к зиме. Доложить народу меры по коренному улучшению жилищного строительства и обеспеченью жильём. Изыскать возможности улучшения бесплатного медицинского обслуживания и народного образования».

Первое впечатление от услышанного сообщения было таким.

- Наконец, кто-то задумался о происходящем и решился предотвратить развал государства, набиравший темп.

Оценка сложившейся ситуации членами ГКЧП давалась правильная, но изменение положения путём взятия власти в свои руки предвещало мало доброго. Были и другие смущающие факторы: на экране не оказалось ни одного одухотворённого, волевого, авторитетного и широко известного лица. Тревогу в душах людей ГКЧПисты зародили, только осознают ли до конца, как и что делать дальше. Провозгласить лозунги легче, чем их потом реализовывать.

 

***

     Вопросы для рассмотрения на аппаратном совещании Госкомархстроя мною были подготовлены накануне, к ним лишь добавил в блокноте: «Информация о ГКЧП». С этой темы и пришлось начинать. Все присутствовавшие о случившемся обращении знали, обсуждение не устраивал.

Следующие темы, вынесенные на аппаратное совещание, о заседании Совмина РСФСР, на котором обсуждался проект закона «О Совете Министров РСФСР», о моей недавней встрече с первым заместителем председателя Совмина Лобовым О.И. по важным для нашего комитета проблемам, о других текущих делах  никого не интересовали.

Каждый думал о главном событии начинающегося дня, поэтому механически записывал поручения в свой адрес и откровенно, что читалось по глазам, не собирался их исполнять, пока не прояснится общая обстановка. Даже то, что до очередного заседания коллегии комитета, намеченного на 21 августа, оставалось всего два дня, присутствующих не беспокоило, хотя материалы председателю ими ещё не сдавались. Аппаратное совещание в итоге оказалось скомканным, я его без энтузиазма завершил, и все разошлись, приглушённо обсуждая центральную тему дня.

В моём опустевшем кабинете телефоны правительственной связи и прямой линии, соединявшей с председателем правительства, молчали, не звонили городские и внутренние аппараты. Казалось, что связь полностью отключена, но зуммеры при подъёме телефонных трубок звучали чётче, чем обычно.

Как-то вдруг, производственные темы, беспокоившие до этого, оказались ничтожными перед громадной проблемой, определяющей путь развития общества. Всё могло подождать. Главное понять, что же будет дальше? Я механически продолжал заниматься текущими делами, потерявшими былую важность, и ждал сообщения о сборе членов правительства. Должно же оно быть.

Автомашины членов правительства имели специальную радиотелефонную связь с кодированием звуковых сигналов при передаче и их расшифровкой при приёме. Голос при разговоре куда-то уплывал и так изменялся, что, если человек не представлялся по фамилии, то его было трудно признать. Аппаратура к телефонной трубке занимала половину багажника автомобиля «Волга» и находилась под пломбой. По соображениям секретности на машине не разрешалось выезжать за пределы Московской области.

 Когда я выезжал в Брянск для проведения оперативных совещаний по вопросу ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, радиоаппаратуру демонтировали, если оставляли на месте, то брали с водителя обещание ни в коем случае не отлучаться от машины.

Я без понимания относился к этому ограничению, и разрешал шофёру покидать «Волгу», если ему приспичит бежать в туалет. Почему именно за пределами Московской области нужно было соблюдать дополнительные меры предосторожности, я постичь не мог. Сотовые телефоны тогда приходилось видеть только у фирмачей за рубежом.

Имея связь в транспортном средстве с внешним миром, я мог спокойно уехать из комитета, но чувствовал, что сейчас всем не до меня и не до моих приставаний с производственными темами. Наконец, по правительственной связи  поступило сообщение о чрезвычайном заседании правительства, назначенном на 13.30. Его передали за час до запланированной встречи.

 

***

     Зал заседаний правительства в Белом доме имел внушительные размеры, длина его раза в четыре превышала ширину. Основной вход, огромная двухпольная дверь, располагался в центре одной из торцевых стен. Левая продольная сторона зала была глухой, на ней иногда развешивали схемы, сопровождающие доклады, а правая - имела много высоченных и широких окон со всегда приспущенными гардинами. В противоположной от входа торцевой стене ближе к окну была дверь в рабочую комнату.

Председатель правительства, его заместители и министры силовых структур входили в общий зал из этой комнаты. Силаев появлялся, как правило, последним, когда члены кабинета рассаживались и успокаивались, но точно в срок. От главного входа до середины зала широкий проход устилала ковровая дорожка, с обеих сторон стояло рядов по десять кресел для лиц, приглашённых на заседание.

Дальше в центре зала размещался длинный прямоугольный стол со стульями вдоль продольных сторон. Стол был такой большой ширины, что пожать руку коллеге напротив не представлялось возможным, что порой совпадало с желанием не делать этого.

За столом со строгим соблюдением субординации располагались заместители председателя правительства, министры силовых ведомств и министры отраслей народного хозяйства. Перед заместителями и «силовиками» на столе были индивидуальные микрофоны, поэтому их мнения слышали все. Министры отраслевых структур могли пользоваться только микрофоном на трибуне, если на неё приглашались.

К торцу длинного стола примыкал персональный стол председателя, справа от него возвышалась трибуна, которой он никогда не пользовался. Вдоль глухой стены после кресельных рядов почти до трибуны шли друг за другом столики на двух человек. Это были рабочие места, тоже с соблюдением иерархии, председателей государственных комитетов и служб, являвшихся членами правительства.

Сначала я сидел за одним из боковых столиков вместе с председателем Государственного комитета по социально-экономическому развитию Севера Комаровым Е.Б. Однажды впереди нас появился Шохин А.Н., который был советником министра иностранных дел по экономическим вопросам. Он не являлся членом правительства, но это не мешало ему выступать со своими соображениями по любым вопросам.

Говорил он длинно, нудно, с назидательным уклоном, выводы его строились на незнании практической жизни и самоуверенных фантазиях. Я не слишком тогда, как, в прочем, и после, разбирался в закулисной обстановке, тем не менее, чувствовал какую-то зависимость Силаева от этого молодого человека и некоторых других лиц такого же возраста.

Когда разговорчивый Шохин вставал, то загораживал председателя, которого я при своей дальнозоркости видел плохо из-за спин и голов ближайшего окружения. Вскоре, не только по этой причине, у меня возникла сильная неприязнь к этому пустослову.

Его бесконечные указания и напутствия раздражали настолько, что однажды я, не вытерпев, наклонился к Комарову и поделился сокровенными мыслями.

- Вы знаете, у меня желание взять папку с бумагами в руки (тут я показал как), встать и сделать так, чтобы он, наконец-то, умолк.

Сосед мой сразу отозвался.

- У меня тоже.

Чтобы встать, нужно было получить разрешение, со спины нападать нечестно и бить одного вдвоём, значит, не уважать себя. Поэтому всё оставалось по-прежнему. Силаев, видимо, почувствовал что-то неладное за спиной Шохина. Он, а это по времени совпало с назначением меня министром в связи с преобразованием нашего комитета в министерство, пересадил меня за большой длинный стол, чтобы я был от греха подальше.

Разглагольствования Шохина от этого не прекратились, но теперь я сидел к нему спиной, и мог через массивные гардины смотреть в окна на крыши зданий, стоявших на противоположном берегу Москвы-реки. Это меня отвлекало и успокаивало. Больше ни к кому я так не относился. Однако описываемые события произойдут позднее, а пока я оставался сидеть за боковым столиком.

 

***

     Ровно в 13.30 в зал заседания правительства уверенным шагом вошёл Силаев. Прерванный сон и пережитые волнения оставили след на его лице. Он оглядел  подопечных и не досчитался кое-кого из коллег. Отсутствовали некоторые заместители председателя и министры.

Так как чрезвычайное заседание правительства было объявлено в день проведения, а некоторые уважаемые члены находились в отъезде, то это обстоятельство даст повод потом с пристрастием выяснять, где они были 19 августа. Это напоминало вопрос в старых анкетах: «Чем Вы и Ваши родственники занимались до 1917 года?»

«Потери» в составе кабинета министров позволили Силаеву сделать широкий жест и впервые пригласить членов правительства за один длинный стол, чтобы компания выглядела сплочённее. Обращение председателя было кратким и высокопарным.

- Уважаемые коллеги! Настал час сурового испытания для российского правительства, час, который определит, насколько силён наш гражданский дух. Мы должны дать оценку случившемуся событию и выразить к нему своё отношение. Есть ли необходимость зачитывать тексты обращения «К гражданам России» и указа президента?

Большинство присутствовавших не знали содержания этих документов, поэтому оглашение состоялось. Документы зачитывались в порядке их выхода в свет. Так обращение было подписано в 9 часов утра, а указ - в 12 часов 10 минут. Учитывая чрезвычайность обстановки, время под подписями указывалось с повышенной степенью точности. Силаев, наверняка, принимал непосредственное участие в составлении судьбоносных документов, фразы были выстраданы, и оттого читались им легко и с нужным выражением.

Для присутствующих каждое слово являлось новостью, и, можете себе представить, какое сильное впечатление оставили тексты. Краткость документов и их важность позволяют привести полностью содержание и дать в скобках некоторые авторские замечания. Естественно, они пришли в голову не в тот грозный час, а много позднее. В те же минуты было не до мелочей, по крайней мере, мои способности не позволили на слух уловить шероховатости. Услышанное тогда было воспринято, как нечто совершенное.

Тексты документов привожу с оригиналов, копии которых мы получили после заседания правительства.

«К гражданам России.

В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранён от власти законно избранный президент страны (Горбачёв М.С. с семьёй был изолирован на правительственной даче Форос в Крыму).

Каками (вторая «а» переправлена авторучкой на «и») бы причинами не оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.

При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране преобретает (приобретает) всё более глубокий размах, необратимый характер (выходит, нет причин для волнения). Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные.

Руководство России заняло решительную позоцию (позицию) по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза (вскоре будет доказана лживость этого утверждения), единству России. Наша позиция по этому вопросу позволило (позволила) существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания - 20 августа с.г.

Такое развитие событий («событий» вписано сверху от руки), вызвало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота (до масс информация не доходила).

Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества (повтор слова).

Всё это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета.

Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным Законам (эти слова и у ГКЧП) и Указам Президента РСФСР.

 Призываем граждан России дать достойный ответ путчистами и требовать (у них?) вернуть страну к нормальному конституционному развитию.

Безусловно необходимо обеспечить (мало ясности) возможность Президенту страны ГОРБАЧЁВУ выступить перед народом. Требуем немедленного созыва Чрезвычайного съезда народных депутатов СССР.

Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.

До выполнения этих требований (кажется, было только одно) призываем к всеобщей бессрочной забастовке (осталось без внимания народа).

Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке правого переворрота (одно «р» зачёркнуто)»

В расстановку знаков препинания не вмешиваюсь. Оказалось, что без помощи референтов и консультантов первые лица страны не столь сильны в русском языке.

Подписали приведённый текст обращения «Президент РСФСР Ельцин Б.Н., Председатель СМ РСФСР Силаев И.С., И.О. Председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатов Р.И.»

Указ президента номера не имел, а содержание в нём присутствовало:

«В связи с действиями группы лиц, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, постановляю:

1. Считать объявление (?) Комитета антиконституционным и  квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся ничем иным как государственным (повтор слова) преступлением.

2. Все решения, принимаемые от имени так называемого комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действуют законноизбранная (законно избранная) власть в лице Президента, Верховного Совета и Председателя Совета Министров, всех государственных и местных органов власти и управления РСФСР.

3. Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действия (действия под действия) уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону.

Настоящий Указ вводится в действие (третий раз в четырёх строчках) с момента его подписания.

Президент РСФСР  Б.Ельцин».

Затем Силаев зачитывает проект постановления правительства. Текст короткий, но «сырой» даже на слух. Он поручает «обобщить» его своему заместителю Гаврилову И.Т. Больше о постановлении я не слышал.

Далее председатель сообщает некоторые детали:

- Ельцин Б.Н. пытался связаться с Горбачёвым М.С., пока не смог, переговорил с главой ГКЧП Янаевым, выразил протест, потребовал отмены действий комитета, но получил отказ. Тексты обращения и указа переданы по радио россиянам, а также вручены дипломатическим представительствам и направлены прессе. Чрезвычайная сессия Верховного Совета РСФСР объявлена на 21 августа.

После этого по предложению Силаева члены правительства проголосовали за поддержку позиции российских лидеров. Голосование на заседаниях не практиковалось, но это был особый случай. Все члены правительства, а их оказалось 31, поднятием рук определили своё место в этом политическом водовороте. Единодушное одобрение, на что Силаев, как мне казалось, не рассчитывал, подбодрило его.

Тон разговора потерял пафос. Председатель попросил:

- Поддерживайте со мной телефонную связь, если связь будет.

При желании ГКЧП мог отключить телефоны у российских правительственных структур в любой момент. И уже в самом конце Силаев добавил: «Если потребуется кому-то оружие, то обращайтесь. Спец. комната №78, телефон 2056505». Я за оружием не обращался.

Всем членам правительства было рекомендовано провести встречи со своими коллективами и вернуться назад, чтобы в час испытания быть вместе.

 

***

     Дом правительства весьма своеобразное здание. Издалека оно воспринимается самобытным торжественным ансамблем, его облик радует глаз лаконичностью и чёткостью форм. Но когда попадаешь вовнутрь этого гигантского сооружения, начинаешь вспоминать авторов проекта плохими словами. Этот дом оказывается сущим лабиринтом. Он имеет 20 входов, каждый из которых снаружи хорошо просматривается, и порой ни одного выхода.

Такую загадку легко понять. Здание в плане представляет собой огромный прямоугольник, образующий обширную замкнутую дворовую часть, с двумя отростками в сторону Москвы-реки. Кабинеты размещены по наружной стороне всего периметра. Из коридора улицу не видно, только местами просматриваются внутренности двора. Прямоугольник имеет 6 этажей.

Внутри него вписан эллипс, насчитывающий более двадцати этажей. Он соприкасается только с длинными сторонами прямоугольника. В эллипсе кабинеты также расположены по наружному контуру. Коридоры имеют форму эллипса, в пространстве между ними размещаются подсобные помещения. Внешний мир из коридоров не виден.

Ни архитекторы, ни эксплуатационники не позаботились о том, чтобы цветом или указателями дать представление хотя бы о сторонах света. Во время перемещения по коридору ты находишься словно в тоннеле. Переходы из одного здания в другое устроены только на некоторых этажах.

В эллипсной части проходы, которые должны быть сквозными, прерываются глухими разделительными перегородками. Оказавшись в тупике, решаешь ребус, как найти любой из выходов, и уже не думаешь о том, в какой раздевалке оставил верхнюю одежду.

Я не жалуюсь на плохую ориентацию в пространстве, но не раз был вынужден обращаться за помощью к редким встречным, чтобы выбраться. Старался поэтому ходить лишь знакомыми маршрутами. На этот раз, обременённый срочными поручениями, при выходе из лабиринта в сторону не отклонялся, покинул здание без задержки и уехал в комитет. Там провёл оперативное совещание уже чёткого содержания с руководителями структур, после чего отправился обратно в Белый дом.

К этому времени в правительственном здании привычный уклад жизни нарушился, а новый только складывался. Руководители министерств и ведомств, имевшие отношение к политическим и организационным вопросам, были просто перегружены срочными заданиями. Появляясь в коридорах, они новой информацией вносили оживление в ряды тех, кто был не у дел и ожидал часа, когда станет нужен. Оброненные фразы давали пищу для предположений и домыслов.

Большинство членов правительства были забыты и оказались не охваченными поручениями, они неловко чувствовали себя в обстановке, начинавшей постепенно закипать, всячески старались показать перед коллегами свою осведомлённость и причастность к происходящему. Когда их напускной энтузиазм сменялся размышлениями, то лица становились отрешёнными и грустными.

В числе руководителей, не обременённых нагрузками, оказался и я. Несколько часов пришлось слоняться по этажам, наблюдать за тем, что происходило внутри и снаружи здания. Из окон кабинетов, особенно верхних этажей, хорошо просматривалась прилегающая к зданию территория со стороны реки. Пустовавшее ещё в середине дня пространство, преображалось на глазах. Шатающихся без определённых целей людей, становилось всё больше. Откуда они только брались в рабочее время. Стали появляться граждане с избытком инициативы, они стаскивали отовсюду металлолом, доски, хлам и складывали это в кучи.

Среди людей то здесь, то там с портативными мегафонами в руках вырастали энергичные распорядители из числа сотрудников аппарата правительства и журналистской братии. Они начинали управлять процессом создания заграждений и формированием настроения пришедших.

С каждым часом их распорядительные действия и обращения к людям становились всё более умелыми. Пламенные слова о необходимости защиты Отечества здесь на этом месте и сейчас проникали в умы слушателей. Они, легко поддаваясь агитационному гипнозу, оказывались тут же сторонниками защиты демократических свобод.

Внутри здания также происходили разительные изменения. Ряды государственных служащих, поредевшие в связи с тем, что женщинам разрешили пойти домой, пополнили казаки в папахах с саблями на боку. Своей выправкой, бравым видом, бесцеремонностью, с которой сапогами топтали ковровые дорожки, они придавали сотрудникам ощущение защищённости и уверенности. В тоже время, обмундирование казаков, их манеры не вязалось с укладом жизни Дома правительства, и выглядели комично.

В коридорах власти появились люди в военной форме и при оружии. Чины пониже застыли на отведённых им постах, находившихся на поворотах и пересечениях людских потоков. Проверкой документов они не занимались, так как она была ужесточена на входах в здание, но за общим порядком следили. Высокие чины военных с красными полосками на штанинах толпились в приёмной председателя правительства, готовые к докладам и выполнению любых поручений.

Время от времени включалось внутреннее радиовещание, передачи которого раньше мне не приходилось слышать. Журналисты, своими звонкими с оттенками радости голосами, ведь настал их звёздный час, вещали репортажи на присутствующих в здании и на тех, кто находился снаружи на площадках, через дополнительно установленные на фасадах громкоговорители.

Комментаторы обходились без новой информации, так как она не поступала, но зато имели возможность поведать о собственных предположениях, и использовали свою богатую, порой больную, фантазию до конца. Смысл того, что говорилось и выкрикивалось ими, сводился к противопоставлению чёрным и подлым замыслам ГКЧПистов организованное сопротивление свободолюбивых граждан.

Среди тех, кто делал и вещал передачи, нашлись, безусловно, талантливые ораторы, умевшие настроить массы людей на твёрдую непоколебимость перед предстоящими ужасами, связанными с готовившимся вооружённым захватом Белого дома, ставшего оплотом свобод и прав человека. Встречается же на свете и довольно часто такие люди, которые лишены сомнений по поводу правильности совершаемых ими действий. Так бы хотелось побывать на их месте, но не дано это мне природой.

Около пяти вечера я заглянул в приёмную О.И. Лобова. Его секретарь очень обрадовалась нашей встрече. Она пыталась найти меня в здании и вот такая удача. Нужен я был не ей, а Олегу Ивановичу. Не показав огорчения по этому поводу, я вошёл в кабинет. Хозяин огромного кабинета был поглощён творческим процессом, который ему всегда давался легко. Он вносил какие-то уточнения в ворохе бумаг.

Мы поздоровались, так как утром виделись только издалека. В твёрдом доверительном рукопожатии чувствовалась важная новость, ожидавшая меня. Приглушённым голосом, чтобы в кабинете, где нас было двое, никто не слышал, он сказал.

- Президентом принято решение о создании резервного правительства. Есть по этому поводу указ. Мне поручено возглавить миссию. Сейчас составляю список резервного правительства, оно должно срочно вылетать «на точку». Вы не возражаете войти в его состав?

Я задал один вопрос:

- Где эта «точка», если не секрет?

- Вам я скажу. «Точка» находится в Свердловской области, - ответил  мне Лобов.

Едва услышав про Свердловск, куда меня тянуло всегда, я тут же ответил:

- Конечно, согласен. Что нужно делать?

- Никому ни слова, даже домашним. Телефоны могут прослушиваться. На работу передайте, что отбываете с поручением. Пусть водитель привезёт портфель со сменой белья, - кратко, но объемлюще озадачил Олег Иванович.

Состоявшийся разговор меня приободрил. Наконец-то, и я востребован властью для дела под покровом секретности. В каждом человеке есть хоть немножко тяги к риску, а во мне этого добра хватало. 

 

***

     Спустя много лет мне стало известно о том, что идея создания резервного правительства, именно в таком виде, вызревала не сразу. Вершители людских судеб понимали, что в случае захвата сторонниками ГКЧП Белого дома, члены правительства будут арестованы, и на воле не останется лидера, способного сгруппировать вокруг себя единомышленников.

Эта роль при обсуждении всеми отводилась Лобову: он первый заместитель председателя правительства РСФСР, человек близкий к Ельцину, хорошо известен в хозяйственных и политических кругах страны по своей предыдущей работе.

Вопрос был в другом, куда его направить, чтобы сохранить до нужного часа. Обсуждалось предложение ухода в «подполье» и даже называлась частная квартира в Подольске Московской области. Было намерение срочно переправить Лобова за рубеж, чтобы, находясь в эмиграции, он мог призывать сограждан к борьбе за правое дело.

В этих вариантах не всё нравилось самим предлагавшим, поэтому высказанная кем-то мысль о создании указом президента резервного правительства и его размещение в Свердловской области на запасном командном пункте, была поддержана. Дальше требовалось исполнение.

 

***

     Я позвонил домой и попросил жену собрать необходимые вещи для моей  командировки. Сказал, что за ними сейчас заедет водитель. Слова мои породили массу вопросов, от которых отбиться было невозможно.

- С кем и куда, зачем и надолго ли?

Как я не лавировал, как не намекал на нетелефонный характер разговора, но пришлось сдаться:

- Есть поручение, улетаем с Олежеком (она знала, кого так называю) в Свердловск, - сказал я.

Водителя в здание не пропустили, да и машину ему пришлось оставить далеко: подъезды оказались запруженными людьми. Отыскал его сам у одного из входов, на дворовом фасаде здания, и забрал портфель. Всё, приготовления завершены, к выполнению специального задания готов!

Вскоре мы уехали в аэропорт Внуково. Несмотря на режим секретности, «враждебная» сторона о готовившемся мероприятии узнала. По линии КГБ прошло открытым текстом задание (была перехвачена радиограмма) службам аэропортов не допустить вылета команды в Свердловск. Не думаю, что именно мой разговор с женой был расшифрован, и я подвёл членов резервного правительства, выдав тайну. Все телефонные звонки из Белого дома прослушивались, мог и осведомитель намеренно поделиться секретом.

В тот первый день деление на сторонников и противников ГКЧП ещё не произошло. Выбор той либо другой позиции определялся для многих людей не стойкостью их убеждений, а местом нахождения на момент получения информации о совершении переворота.

Наш автобус был пропущен на лётное поле аэропорта, никто не чинил препятствий, когда мы входили в депутатский зал. Дальнейший ход задуманной операции по приобретению билетов и регистрации был заблокирован. Хотя в зале ожидания находилось немало персонала в форме служащих гражданской авиации, толку от их показного сочувствия было мало.

Лобов звонил министру этой самой гражданской авиации, кому-то ещё и ещё, получал на словах осторожную поддержку, но положение не менялось. Он убеждал аэрофлотовских товарищей, разговаривал с экипажем и командиром самолёта. Переговоры продолжались часа полтора, только нас в итоге оставили на земле. Не помог тогда и указ президента РСФСР, в котором говорилось:

«Учитывая создавшуюся обстановку, постановляю:

Первому заместителю Председателя Совета Министров РСФСР тов. Лобову О.И., члену Государственного Совета РСФСР тов. Яблокову А.В., члену Президиума Верховного Совета РСФСР тов. Красавченко С.Н. организовать оперативное управление народнохозяйственным комплексом Республики и в случае необходимости обеспечить эффективность действия основных государственных структур.

Уполномочиваю для выполнения поставленной задачи привлекать от имени Президента РСФСР необходимых должностных лиц.

Всем организациям, расположенным на территории РСФСР, оказывать необходимое содействие.

Президент РСФСР Б.Ельцин. Москва, Кремль, 19 августа 1991 года, №62».

Повеление президента страны, в котором в разных вариантах слово «необходимо» упоминалось в каждом без исключения абзаце, впечатления не произвело. Пришлось нам, испытав огромнейшее разочарование, умерить пыл и возвращаться в Белый дом, где с указом президента страны считались. Восвояси вернулись ближе к полночи.

Площадь забита людьми, горят костры, людям раздают еду, воду. Все с воодушевлением и нетерпением, продиктованным любопытством, ждут развития действий в спектакле, ставящемся под открытым небом.

Через сплошной людской коридор из заметно разогретых напитками праздношатающихся и настырно желающих проникнуть в здание, мы едва смогли по нашим правительственным удостоверениям, показываемым с гордостью, войти вовнутрь. Лобов «сел» на телефоны прояснять обстановку. Лишь во втором часу ночи дал команду: «Все по домам, в шесть утра выезжаем во Внуково, рейс должен быть».

Сам он остался на рабочем месте, а подопечные разъехались по домам, выполняя команду. Возбуждённое состояние, являвшееся следствием такого длинного и богатого событиями и переживаниями дня, мешало заснуть. В назначенное время отъезжаем в Домодедово от Белого дома.

На площади у здания никто и не укладывался спать. Всё ещё царит оживление, сформировались большие, средние и маленькие группы по самым разным интересам, но бессонная ночь подточила энтузиазм многих.

 

***

     Кроме нашей команды, все члены которой были в сборе, в депутатской комнате аэропорта Домодедово оказался руководитель Свердловской области Россель Э.Э., а также Ф.М. Морщаков. Эдуард Эргартович выглядел плохо выспавшимся, похоже, что при выборе решения он положился на то, что утро вечера мудренее.

Не в упрёк ему говорю об этот, так как за его плечами область, миллионы жителей, острейшие социальные проблемы и знание местной обстановки. Он несколько раз подходил ко мне, мы перебрасывались фразами. Я демонстрировал ничем не подкреплённый энтузиазм.

Морщаков Фёдор Михайлович во многих отношениях уникальный человек, мудрый, немногословный, умеющий выслушать других, уравновешенный. Раньше он работал первым заместителем председателя Свердловского облисполкома, перед переводом в Москву был председателем общественного совета при облисполкоме. В должности первого заместителя управляющего делами при президенте РСФСР не успел проработать одного дня, как был отправлен помогать резервному правительству. Не окажись тогда Ф.М. рядом с нами, не поставь он свои старые связи в Свердловске на службу делу, то нам пришлось бы сложнее.

Как и во Внуково, администрация аэропорта Домодедово нас не ждала и способствовать вылету не собиралась. Снова вышла задержка, начались долгие объяснения. Только теперь Лобов оставил в стороне высшее начальство, а вёл переговоры со знакомыми стюардессами, он же часто летал, они вывели его на командира корабля. Тот советовался с командой и, в конце концов,  взял ответственность на себя. Так мы оказались на борту самолёта.

Потом долго ждали разрешение на взлёт, все томились, в том числе и ни о чём не ведавшие пассажиры. Где-то созревало решение, на которое мы повлиять уже не могли. Вылет всё-таки разрешили, самолёт оставил настороженно бурлящую Москву и взял курс на Свердловск. После взлёта мы ещё опасались, что самолёт развернут и принудительно посадят. Но кто-то из тех, кто решал судьбу нашей команды, махнул рукой и отпустил всех с миром.

Расселись, можно оглядеться и разобраться в попутчиках. Резервный состав правительства, как говорилось в обиходе, на самом деле не имел определённого названия. В одном из отпечатанных документов он, например, именовался «руководящим составом гражданской обороны РСФСР» и включал с двумя фамилиями, дописанными от руки, 28 человек.

Девять из них были штатными сотрудниками штаба гражданской обороны (ГО), в том числе двое из штаба ГО Свердловской области. Остальных можно представить таким образом: два народных депутата РСФСР, пять референтов Совета Министров РСФСР, десять руководителей разного ранга от министерств и ведомств.

Из членов правительства были Кисин В.И. (Минпром), Фурманов Б.А.  (Госкомархстрой), Порядин А.Ф. (Госкомитет по ЖКХ). Первых заместителей командировали Роскомнефтепродукты, Минтранс, Минторг, заместителей министров и руководителей отделов - Минсвязи, Роскомобеспечение, Минсельхозпрод, Ростоппром (топливная промышленность). Таким образом, в состав резервного правительства вошли все ведущие структуры народного хозяйства, обеспечивающие его функционирование.

Последним в списке, как и положено, значился Свалов С.А. от управления Комитета государственной безопасности Свердловской области. Под его фамилией стояла приписка: «с ним 7 человек». Таким образом, на «точке» оказалось 8 «комитетчиков», то есть почти каждый четвёртый, поначалу казалось, что каждый второй. В самолёте же нас было 25. Привычные два часа лёта и мы в аэропорту Кольцово.

В полёте, находясь под впечатлением волнующих событий и переживаний последних суток, значительности происходящего и незнания того, что будет дальше, я написал: 

                      

                                          Мой внезапный отъезд

                                      Не бравада на спор:

                                      Я взвалил этот крест,

                                      Как судьбы приговор.

                                          На дальнейшее с ним,

                                      Прав я или не прав,

                                      Связан только с одним,

                                      Всё другое поправ.

                                          И любовь на потом

                                      Оставляю свою,

                                      Но заминка лишь в том,

                                      Что проститься звоню.

                                          На слова: «Из газет

                                       Ты узнаешь итог...»

                                       Со слезами ответ:

                                       «Да хранит тебя Бог».

Под ним в блокноте значилось: 20 августа 1991 года. Ту-154. Домодедово - Кольцово. 12.30.

Ироническое отношение к событиям тех дней появится позднее, а начиналось всё с романтики. Стихотворение, в чём легко убедиться, пронизано именно героикой и значительностью момента. Это уже сейчас, когда я пишу о прошедшем прозой, можно уловить насмешливые нотки, их количество со временем прибывало. Переоценка событий обычная для человека вещь.

 

***

     В аэропорту Кольцово нас ожидал автобус, легковые автомобили и встречающие. Прилетели рейсом не только областное руководство, но и высокие московские гости. Неясность общей обстановки не располагала к восклицаниям, выражающим радость по поводу прибытия гостей и начальства. Быстро расселись по машинам. Наша команда заняла автобус, который тронулся в путь вместе со всем транспортом до первой развилки. Там автобус повернул в сторону Сысерти, оставшись в одиночестве, легковые машины пошли в город.

На одной из них уехал Лобов, которому предстояло провести важные встречи с силовыми структурами области и коммунистами. Шеф нас не информировал об итогах переговоров, но они должны были оказаться сложными и принципиальными. Требовалось добиться поддержки резервному составу правительства, без этого эффективность работы получилась бы низкой. Надо было переубедить противников, привлечь их в свой лагерь.

Наша подержанная машина и длинная дорога с просроченным сроком ремонта не позволяли лететь к цели птицей. Тянулись в сторону Сысерти, а потом дальше через лесные массивы часа два. Местное время приближалось к пяти часам, важные мысли стали тесниться обеденной темой. Наконец, плутавшая лесная дорога упёрлась в шлагбаум. За ним на сосновой вырубке и находилась наша «точка», а другими словами объект №1422.

Тут я опешил. Боже мой, как не догадался об этом ещё в дороге. Ведь семь лет назад, будучи заведующим отделом строительства обкома партии, я наезжал сюда, и раза три проводил здесь оперативные совещания со строителями, поторапливая их ввести объект в эксплуатацию. Закрытая стройка под кодовым названием №1422 являлась запасным командным пунктом для правительства РСФСР на случай возможной войны. Другой чрезвычайной ситуации, подобной нынешней, тогда не могли себе представить.

Деньги на строительство объекта государство исправно выделяло, но стройка на отшибе, в районе не было солидной подрядной организации. Людей на работу возили издалека, лесная зона, оторванность от мира, бесконтрольность не способствовали скоростным темпам работ. Объект передавался из рук в руки, новый подрядчик винил предшественников за плохое качество работ, за то, что оплачены объёмы работ, к выполнению которых ещё и не приступали и т.п. Это был пример классического долгостроя.

Вдобавок ко всему, объект был сложен в инженерном отношении. Подземный бункер имел в плане размеры метров 40 на 40, над ним толща земли метров пять. Ещё надо добавить массивные стены, герметичные двери одна за другой, два входа, систему жизнеобеспечения на случай постоянного длительного пребывания руководителей страны. Он делался настолько капитальным, что проектировщики, видимо, вели расчёт на прямое попадание в него атомной бомбы.

Кроме специфической подземной части были и надземные постройки: трёхэтажное здание с номерами для проживания и столовой, административное здание, контрольно-пропускной пункт. Территория была огорожена колючей проволокой, препятствовавшей попаданию на площадку скота и зверей.

В конце концов, область отрапортовала о вводе комплекса, но мне не могло прийти в голову, что я когда-нибудь побываю здесь. Этого не могло быть и, тем не менее, случилось. Немногочисленная охрана объекта и несколько человек обслуживающего персонала восприняли наш приезд как большой праздник.

Когда ещё можно было бы увидеть столько высокопоставленных лиц из правительства в этом медвежьем углу. Ничего удивительного, что в столовой были в один ряд сдвинуты столы, приготовлен обед, разложены ложки, вилки и стояли бутылки с водкой в окружении гранёных стаканов. Мы с аппетитом пообедали, выпили по сто грамм.

Оставив скудные пожитки в комнатах, а каждый получил отдельный гостиничный номер, отправились в бункер для ознакомления с местом возможного постоянного пребывания. Преодолев несколько пролётов лестничных маршей, мощных металлических дверей, выпуклостью наружу, мы оказываемся в подземном мире.

Он был огромным, но без излишеств: бетонные стены без отделки, зал для проведения заседаний штаба, маленькие кабинеты с телефонными аппаратами, общие комнаты для ночлега, специальные помещения с системами автономного обеспечения жизнедеятельности затворников. 

Мебель в бункере была скромной: небольшие столики, простые стулья, лавки, нары в два яруса для отдыха и сна. Ничего лишнего. В избытке были лишь плакаты, развешенные везде по стенам. Их тематика не отличалась оригинальностью и новизной, содержание давало рекомендации по поведению в обстановках разной степени сложности.

Точно по таким же планшетам нам в институте преподавали гражданскую оборону. Методы защиты от всевозможных поражений и спустя 25 лет, оставались прежними. При ознакомлении с бункером поразило только то, что во всех помещениях, несмотря на большую глубину заложения, было сухо, такое редко встретишь на сооружениях подобного рода.

 

***

     В 19.30 Лобов, вернувшийся из Свердловска, проводит организационную встречу, на которой мы были представлены друг другу, за каждым закрепили отдельную комнату со столом, стулом и телефонами внутренней, городской и междугородной правительственной связи. В 22.25 Лобов открывает первое заседание совета. Уточняется главная цель резервного правительства: установить связь с исполнительной властью в регионах РСФСР, знать о происходящих на местах событиях и проблемах, выяснять позицию властей. Во всех переговорах рекомендовано руководствоваться указаниями президента и обращением «К гражданам России». А чем можно было ещё?

Был объявлен распорядок на следующие дни: индивидуальные доклады руководителю с 8 до 9, с 13 до 14 и с 19 до 20 часов, кроме того, ежедневно в девять утра будет постановка задач, а в 20 часов - общее подведение итогов. Затем Лобов сообщает о создании 20 специальных групп и назначает их руководителей. Без важных должностей практически никто не остался.

Оперативную группу возглавил он сам, группу анализа, оценки и обобщения политической обстановки поручил вести Яблокову и Красавченко, отраслевые группы: сельского хозяйства, транспорта, строительства, оборонных отраслей и другие разделил между остальными товарищами. Надеюсь, легко догадаться какая из служб досталась мне.

Поскольку руководители групп оказались в единственном числе, то каждый из них по своему усмотрению занимался укомплектованием состава из кадров, подведомственных им за пределами бункера. Исключение составила группа безопасности самого объекта №1422, кроме руководителя в неё сразу вошли два солдата, стоявшие у шлагбаума, и два на входе в подземелье. Эта группа даже имела два автомата, все остальные товарищи нашего сообщества оставались без оружия.

До меня не доходила тактическая задумка военных чинов по расстановке солдат. Охранники стерегли территорию объекта от непрошеных гостей, которые могли появиться именно у шлагбаума, а не с какой-нибудь другой стороны, и от нас самих, если мы попытаемся покинуть бункер. Тем не менее, военные соображали чётко.

Они доложили, что для такого специфического объекта охрана имеет совершенно недостаточную численность, и потребовали подкрепления. При этом добавили, что усиление охраны ровным счётом ничего не даст, так как комплекс не приспособлен для того, чтобы держать круговую оборону. С любой численностью нас всех вместе в этом бетонном мешке можно взять в два счёта. Такой вывод и по моему непрофессиональному мнению был совершенно справедлив.

По докладу принимается компромиссное решение: выделить дополнительно отделение солдат вооружённых автоматами и две БМП (боевая машина пехоты). Это военные сделали, и после завершения нашей миссии было кого благодарить за службу.

Перед короткой шеренгой солдат стоял Лобов, рядом с ним всем составом выстроились члены резервного правительства, он нашёл, обращаясь к молодым ребятам,  добрые и торжественные слова благодарности, доставившие удовольствие всем присутствующим и сорвавшие аплодисменты.

Установочная встреча продолжалась. Докладывалось об информационном вакууме, в котором мы оказались: укрытие не оборудовано телевидением, нет радиоприёмников, нет радиостанции, нет печатного центра для выпуска листовок и газет, нет даже политической карты РСФСР.

В зале заседаний висела карта с изображением двух полушарий нашей планеты, но она явно не подходила для данного момента, неся излишнюю информацию о странах мира. Однако и это упущение не являлось главным.

Запасной пункт управления страной задумывался и создавался на случай межгосударственных конфликтов, а не на внутренние раздоры, которых в принципе не могло быть в социалистическом государстве. Поэтому идеология создания управляющего центра не ориентировалась на неразбериху, перевороты, гражданские волнения в самой стране.

Вышло, например, так, что открытые и закрытые телефонные связи шли через руки специальных служб в Свердловске и были в их полном распоряжении. Они и «вырубили» нам всякую связь с внешним миром до прояснения обстановки.

Мы оказались в бункере без телефонов, а до кого в тайге можно докричаться. Была допотопная радиостанция с антенной, которая вещала в радиусе 50 километров. Как раз в этой зоне практически отсутствовало жильё, и уж точно не было радиолюбителей, настроивших свои приёмники на неизвестную волну нашей станции.

Однако я буду не прав, если скажу, что все телефоны не работали. Внутренняя связь в самом бункере была, и можно было дозвониться до кого угодно в пределах подземелья, не выходя из своих комнат. Из-за отсутствия связи с регионами в эти вечерние часы мы остались без дела, но обсуждению проблем никто не мешал, и потому разошлись поздно.

 

***

     Предыдущая бессонная ночь взяла верх над переживаниями и списком срочных поручений на завтрашний день, поэтому уснул сразу. Во сне слышу стук, происхождение его не понимаю. Стук повторяется уже настойчивее, вскакиваю с кровати и не могу сообразить, где я нахожусь и где выход. Наконец, открываю задвижку, не спрашивая: «Кто там?» Если пришли арестовывать, то куда  денешься, значит, возьмут «тёпленьким».

В образовавшуюся щель просовывается голова Красавченко.

- Олег Иванович приглашает Вас срочно зайти к нему на совещание, - тревожным голосом сообщает руководитель группы «обобщения политической обстановки».

Включаю свет, торопливо что-то накидываю на себя из одежды. На часах два часа ночи. Иду к Лобову и по пути, ещё не очнувшись после сна, пытаюсь разгадать причину сбора.

Вхожу в номер шефа, комната стандартная, кровать справа, единственный телевизор на «точку» слева в углу, перед кроватью несколько стульев в ряд. Олег Иванович сидит на кровати в тренировочном костюме, похоже, его недавно поднял телефонный звонок, а может  он и не ложился спать. Вид у него встревоженный и озабоченный, несмотря на присущую ему выдержку и умение не показать своё волнение. Таким его видеть не приходилось.

Похоже, поступившая информация очень серьёзна. Он находится на постоянной связи с Белым домом, знает о происходящем там из первых рук. Несколько раз разговаривал с президентом страны. Как руководитель особой миссии первый в ответе и за нас, и за себя. Он, безусловно, знает много больше, чем нам рассказывает. Может быть, не хочет излишне волновать своих подопечных, нагнетать атмосферу страха и нервозности. Наверное, делает так потому, что за большей информированностью всегда следует и большая ответственность, а зачем подставлять всех.

Пока Красавченко ушёл за Яблоковым, мы с Лобовым остаёмся вдвоём.

- Положение исключительно напряжённое, даже крайнее. Трудно сказать, что  будет, - тихо, напряжённым голосом произносит он.

Лобов меня знает давно, поэтому откровенен. Я пожимаю плечами и не могу сообразить, что ответить. Тут появляются с заспанными лицами, но сильно возбуждённые, Яблоков и Красавченко. Все сидим в ожидании. Наконец, Лобов произносит:

- Штурм Дома правительства назначен на 01.15 минут по московскому времени. Куда-то пропал Силаев.

Затем добавляет:

- Что предлагается делать?

Яблоков и Красавченко, похоже, только и ждали этого вопроса.

Они наперебой с огромным воодушевлением и оптимизмом заговорили. Было забавно слушать их: как можно нести подобный бред, неужели они не понимают, что с падением правительства его резервный состав возьмут здесь уже сегодняшним утром. И нет ничего, чтобы мы могли противопоставить тем, кто явится нас арестовывать. Отделение солдат добавили, но какое это имеет значение с точки зрения обеспечения нашей безопасности.

Лобов, выслушав их, а терпения не перебивать у него бесконечно много, обращается ко мне с похожим вопросом:

- Что же дальше делать?

Фантазировать по такому поводу мне не позволяли способности. Я осознавал, что отсутствует оригинальность в моём предложении, но, не придумав ничего лучшего, сказал:

- Нужно ждать результата в Москве, наша участь будет той - же, что и основного правительства.

Думаю, что в душе Лобов соглашался с безысходностью положения команды в том случае, если столица не устоит, но позволил активистам по политическим соображениям пойти со своими предложениями по второму кругу.

Всё же странно, что в ту ночь я не испытывал страха за свою жизнь и будущее, был не только спокоен, но даже безразличен. Такое состояние шло не от избытка храбрости, а от невозможности что-то противопоставить событиям, от обречённости и одновременно от нереальности происходящего. Оно отчасти напоминало игру взрослых людей и не походило на правду.

В разговорах, темп которых постепенно снижался, незаметно миновало контрольное время, на которое намечался штурм Белого дома. Прошёл ещё один час, никакой информации не последовало, разошлись спать после четырёх ночи.

 

***

     В 7.30 утра в комнате №58 бункера команда в полном составе на установочной процедуре, повторяются поручения по восстановлению связи, обеспечению телефонными справочниками и другие. Лобов зачитывает подготовленную телеграмму в адрес Ельцина о том, что «группа координации управления» организована и приступила к выполнению задания. Он сообщает нам последние новости:

- Язов подал в отставку, Павлов болен, Хасбулатов встречался с Лукьяновым, Белый дом вошёл в контакт с Горбачёвым.

Было продолжено, начатое ещё с вечера, закрепление территорий РСФСР за членами резервного правительства. Какой-то системы, отличавшейся скрытым смыслом, не существовало. Шли просто по имевшемуся перечню областей и республик, расположенных в алфавитном порядке.

Когда наступил мой черёд, то в списке субъектов административно-хозяйственного деления оказались: Ивановская, Иркутская, Калининградская, Калужская области, Кабардино-Балкария, Калмыкия и почему-то Бурятия. Приплюсовали мне ещё и Свердловскую область, как родную. Распределение утвердили и с этого момента все, как и я, имели адреса, по которым предстояло связываться, объясняться, уточнять и навязывать позицию центра.

После установочной встречи Лобов уехал в Свердловск проводить на центральной площади города митинг в поддержку президента страны. Митинг, несмотря на рабочее время, собрал большое количество участников. Выступил Олег Иванович собранно, энергично, без запинки, слова его достигали цели. На мероприятии я не был, но оценку даю собственную, так как вечером по единственному на «точке» телевизору смотрел митинг в записи.

В Свердловск также с утра уезжает группа товарищей, по которой шеф назначил меня старшим, чтобы из разных организаций города вести телефонные переговоры с территориями. Я, естественно, работал у строителей в здании Главсредуралстроя, помогали мне начальник главка Ткачук А.И. и его первый заместитель Василевский В.М., а в Москве мой заместитель Бабенко Александр Александрович оперативно обеспечивал выполнение даваемых поручений. Привлечённые мною коллеги вошли в сформированную группу по строительству.

Удалось дозвониться до всех закреплённых областей и республик, разговаривал не по одному разу с теми, кто отвечал мне на звонки. Успел даже навестить дочь и внуков, поделиться новостями, а в 17.30 уже был на «точке». К этому времени противодействие местного КГБ было каким-то образом преодолено и телефонную связь бункера с внешним миром восстановили. Теперь не потребуется выезжать в город.

Очередную встречу с членами резервного правительства Лобов проводит в 18.00. В первую очередь он сообщает последние новости из Москвы:

- К Горбачёву М.С. выедут Силаев (значит, нашёлся) и Руцкой. Ельцин разговаривал с Крючковым относительно освобождения Горбачёва. В столкновениях в столице погибло пять человек (потом цифра не подтвердилась). Принято решение о выводе войск из Москвы. Члены ГКЧП находятся во Внуково, принимаются меры к аресту преступников. Президент РСФСР 20 августа в 17 часов подписал указ по вооружённым силам, которым возложил на себя командование всеми войсками, находящимися на территории Российской Федерации. Министром обороны назначен Кобец К.И.

В информации было много тревожащего, но в целом она приободрила нас и настроила на боевой лад. Вчерашний вечер и ночь были куда беспокойнее. При упоминании об аэропорте Внуково мне вспомнилось наше недавнее там пребывание. Интересно, как быстро меняется ситуация.

В 21.00 на заседании совета начались доклады Лобову о проделанной за день работе. Мой черёд подошёл в 23.00, сообщение было относительно кратким. Я приведу из него некоторые выдержки, дающие представление о том, какие проблемы в эти дни беспокоили руководителей разных территорий страны, как они воспринимали происходящее в Москве и нас.

«Связь установлена со всеми подведомственными регионами. Следует отметить исключительно слабую информированность на местах о действиях российских властей (мы и сами, кроме трёх документов на руках, ничего не имели).

Переговоры велись с председателями исполкомов, руководителями Советов народных депутатов, а также с помощниками председателей в Иркутске, Калмыкии и Кабардино-Балкарии. Сообщены наши координаты и функции, доведён до сведения указ №62. В целом обстановка на местах нормальная, чрезвычайного положения не объявлялось, все предприятия работают, кроме завода «Кварц» в Калининграде. Организованно ведётся уборка урожая и подготовка к зиме, по армейским частям и спецорганам вопросов нет.

В поддержку президента РСФСР проведены президиумы (и только) властных структур, городские митинги в Иркутске и Калининграде с участием соответственно 30 тысяч и двух тысяч человек. В Калужской области никакие решения не принимались. В Калмыкии позиция властей не определена, поддерживают одновременно тех и других. В Кабардино-Балкарии отвечают, что всё идёт нормально, и прерывают связь.

Были заданны и вопросы в наш адрес, территории просили о помощи. Калужская область нуждается в сахаре, в Ивановской области текстильщики остались без хлопка, отгрузку которого уже давно прекратили все южные республики. В Калмыкии не комплектуется трубами пусковая котельная, и ещё калмыки убедительно просят, чтобы мы помогли вернуть им руководителей республики, находящихся в Москве (было и такое).

По строительному комплексу организовано обращение Союза строителей к работникам отрасли в поддержку законной власти. При мне создана группа помощников, в Свердловске начато круглосуточное дежурство строительной техники».

Попавшие мне при случайном распределении районы, являли собой разную степень интереса к событиям, будоражившим столицу. Глубинка и окраины не торопились с выводами. Металла в голосе при ответах было мало, присутствовала настороженность.

- Кто Вы? Какое резервное правительство? Какие указы президента?

И только на единственный вопрос:

- Какие у Вас есть проблемы, чтобы оказать содействие? - отвечали охотно, надеясь, что это, невесть откуда взявшееся правительство, займётся не политикой, а делом. Однако оказание помощи в наши возможности не вписывалось и в планы не входило.

Пока мы лишь оценивали обстановку, а наши аналитики прогнозировали развитие дальнейших событий. Только без всяких аналитиков было понятно, что периферия медленно осмысливала происходящее. Центр лихорадочно боролся за власть, вовлекая в столкновение людей, не имевших понятия о скрытых политических пружинах. Ветви власти, занявшие Белый дом, все усилия прилагали к тому, чтобы создать живое кольцо из доверчивых граждан. Это единственное, что могло обеспечить им личную безопасность.

Пройдёт несколько дней и у победившей верхушки окажется масса сторонников. Они смирятся с силой победителя. Пока же исход схватки оставался не ясным, и явно поддерживающие были редки. Общая обстановка, доходившая до нас, характеризовалась как спокойная и даже равнодушная.

После вечернего разбора мы в гостинице просмотрели передачу Свердловского телевидения, транслировавшего митинг на центральной площади города и выступление на нём Лобова. Потом разошлись спать, оставив дежурных на подключённых телефонах и солдат на вахте.

 

***

     22 августа в 7.30 начинается очередное аппаратное совещание. В приподнятом настроении Лобов сообщает последние новости прошедшей ночи:

- Сегодня в 12 часов дня перед Домом правительства в Москве состоится митинг по случаю победы над ГКЧП. Задержаны Язов, Янаев, Тизяков (свердловчанин). Думаю, что миссия теневого (и такое название иногда звучало) правительства завершена. Необходимо направить телеграмму президенту Ельцину с просьбой разрешить возвратиться в Москву.

В подготовленной вскоре телеграмме события последних суток звучали так: «Правительственная Москва Президенту РСФСР Ельцину Борису Николаевичу Уважаемый Борис Николаевич разрешите поздравить Вас лично и в Вашем лице всех соратников с победой демократии на трудном пути становления российской государственности тчк

Докладываем зпт что организованная по Вашему Указу группа резервного управления народнохозяйственным комплексом республики и обеспечения эффективности действия основных государственных структур в эти дни зпт находясь в Свердловской области зпт провела работу в соответствии с поставленными Вами задачами тчк

Со всеми регионами были установлены прямые контакты зпт проводилась целенаправленная работа по реализации Указов Президента РСФСР зпт других директив руководства России зпт по пресечению деструктивного влияния так называемого ГКЧП тчк

Наша работа была поддержана трудовыми коллективами и местными органами власти Свердловской области и Свердловска тчк В связи с нормализацией обстановки к утру 22 августа считаем свою работу по Вашему Указу завершённой и просим Вашего разрешения на возвращение в Москву тчк С уважением Лобов Красавченко Яблоков"

Оставлю без комментариев парадный тон телеграммы и оценку заслуг. Группа «обобщения политической обстановки» творила всё же с колоссальным воодушевлением. Коснусь только последних слов, которыми являлись фамилии. Росписи в телеграмме идут в одну строку над отпечатанными под ними фамилиями.

Подпись Лобова очень мелкая. Яблоков расписывается над фамилией Красавченко (всё-таки захватил второе место, определённое ему указом президента) и крупно. Красавченко же вообще не скупится на подпись, длина которой равна первым двум, благо протяжённость фамилии ему это позволяет, и замыкающий тройку не так скромен.

Под подписями рукой Яблокова, явно подражая действиям вышестоящего начальства по фиксации точного времени, приписано: «22.08.91. 06.52 Московского» (с большой буквы).

Уже через восемь минут после торжественного подписания телеграммы, т.е. в 9 часов местного времени в той самой столовой, где нас хлебосольно встречали менее двух суток тому назад, состоялся завтрак. Оперативно работали мы всё же.

Замечу к слову, что ещё на первом заседании совета, проводившемся 20 августа, Лобов, касаясь нашего содержания на «точке», сказал:

- Финансирование пребывания резервного правительства отнести на гражданскую оборону по статье «проведение учения.

Эта фраза вспомнилась мне в минуты праздничного завтрака. Сказанная в начале эпопеи, она весьма точно охарактеризовала то, что произошло с нами затем. Действительно, мероприятие оказалось учением с некоторым приближением к реальной обстановке. Всё-таки нервы оно у нас потрепало.

Столовую наполнили радостные возгласы:

- Победа! Победа!

Желающие не ограничивали себя в выпивке, хотя водку в гранёные стаканы наливали, не перебарщивая, ровно по сто грамм, ибо другой объём мог показаться неприличным.

 

***

     После праздничного завтрака резервный состав правительства засуетился и стал собирать скромные пожитки. Никто и не надеялся, что разрешение президента на отъезд с объекта №1422 будет получено, поэтому его и не ждали. В эти часы Белому дому было не до нас. Не до нас ему будет и потом.

Непросвещённые коллеги, встречая позднее, с удивлением разводили руками и спрашивали:

- А ты где это пропадал в такие ответственные для Отечества дни?

О нашей секретной миссии мало кто знал. Приходилось оправдываться, пускаться в объяснения, которые никого не интересовали, и ты оказывался в нелепом положении.

Перед самым отъездом, после прощания с военизированной охраной, о которой я упоминал, было еще одно построение состава резервного правительства перед входом в гостиницу. Тёплые слова при расставании Лобов адресовал обслуживающему персоналу, вышедшему проводить посланцев Москвы. 

Подали автобус, стальное сердце которого по случаю победы билось энергичнее, и к обеду мы были в Свердловске. Уезжать с объекта мне не хотелось, как-то не пришлось проявить себя и совершить мерещившиеся до этого подвиги. Исход исторического события был на этот раз предопределён усилиями других. Понимал, что никогда больше не вернусь сюда по делу.

Меньше всего мне хотелось лететь в Москву, там торжества и всем не до работы. Подошёл к Лобову за разрешением улететь не в четверг вместе со всеми, а в воскресный день. Получив согласие, радостно кинулся к родным и близким мне людям. Три дня пролетели мгновенно, и я снова в столице.

26 августа 1991 года в понедельник, ровно через неделю после памятного 19 числа, я провожу аппаратное совещание в Госкомархстрое. Начинаю его точно в установленное время - 9.30 утра. Все в сборе, новостей за этот период набралось предостаточно, воспринимались они с интересом. Рассказал, естественно, и о выполненной миссии, в которой пришлось участвовать, поблагодарил Бабенко А.А. за содействие. После завершения аппаратного совещания начались трудовые будни.

Так миновала ещё одна неделя долголетней службы на благо Отечества. Неделя, проведённая мною не на передовой.

 

***

     После тех памятных дней первое заседание правительства состоялось в четверг 29 августа. Обычно на первую половину этого дня недели я, как и другие члены правительства, не планировал проведение каких-либо мероприятий, так как заседания начинались утром, а заканчивались чаще всего к обеду. В этот же раз встреча была назначена на 15.00, и Силаев И.С. предложил завершить её в течение часа. Возражений не последовало, поскольку приглашение поступило только утром, и каждый был связан своим расписанием.

В розданных папках лежал эскиз нового флага России, выполненный второпях. На меня полосы трёх цветов впечатления не произвели. Объяснение тому простое: флаг не запоминался. Десятки стран имеют символы, в которых сочетаются разные цвета полос, и нужен справочник под рукой, чтобы определить какому государству они принадлежат. Собственно, мнение и не спрашивалось.

Настроение у председателя правительства было приподнятое, говорил он эмоционально о флаге и о том, что не могло не заинтересовать.

- Б.Н. Ельцин удовлетворён действиями Совета Министров, который не дрогнул в суровый момент. Он встречался с представителями различных регионов, и они благодарили правительство за оказанную им поддержку.

Вместе с тем есть ряд вопросов по отдельным конкретным лицам в структурах. Имеется информация о невыполнении ими поручений, а также о неправильных действиях. Необходимо разобраться, только не следует заниматься подозрениями или преследованиями подчинённых, не все они своевременно получили наши документы и могли просто растеряться. Каждого из своих заместителей следует оценить, с рядовым звеном в краях, областях, республиках серьёзно разобраться, но не спешить с выводами.

Рекомендуем выезды на места, проведение расширенных заседаний коллегий. Следует увереннее работать, ставить задачу и требовать исполнения. Надо добавить сил в голосе и действиях. Выставлять прямые требования исполкомам и местным образованиям, успокоить и придать уверенность, не забывая о спросе. Организуйте встречи с коллективами своих подразделений, первый вопрос повестки дня заменяйте своей яркой речью. Подготовить мне данные, связанные с поставкой продукции и материалов союзными республиками.

На следующих заседаниях председатель и члены правительства ни разу не вспоминали эту тему. Другие события занимали их умы.        

 

***

     Упоминания о резервном правительстве в прессе тех лет и в настоящее время встречаются исключительно редко. Возможно, оно и не заслуживает большего внимания, так как с момента создания до низложения просуществовало трое суток, ничего особенного не совершив. Тем не менее, отдельные публикации в газетах были.

Они достаточно любопытны и дополняют моё повествование. Только в первых двух материалах не всё следует принимать на веру. Кое-где при перепечатке я сделал пропуски в текстах с целью их сокращения, а отдельными замечаниями в скобках, не станешь же полемизировать по каждому слову, выразил своё отношение.

В «Независимой газете» 27 августа 1991 года опубликовано две статьи восторженного тона.

Первая имела заголовок: «Свердловск 20 августа: теневой кабинет в лесу». Под ним  следовало: «19 августа в 17.30 Б.Ельцин подписал Указ о создании группы оперативного управления. Хотя Белый дом был отрезан от внешнего мира, связь с регионами России не терялась ни на минуту. Дубль-правительство руководило Россией из резервного пункта управления, расположенного в лесу.

Отсюда на всю страну телефаксы и телетайпы отстукивали Указы Президента России, сюда стекалась ответная информация о позиции руководителей областей, местных органов КГБ, МВД, армии, о ситуации на предприятиях и т.д. Россия во весь голос слышала своего Президента. Столь оперативная связь была налажена благодаря твёрдой позиции Свердловского облсовета. Отсюда к вечеру 21 августа должно было начаться непрерывное российское радиовещание. Этот объект охраняли Свердловский ОМОН и ещё один отряд, который никто не видел (это уж точно) и который двое суток пролежал в лесной засаде».

Вторая статья именовалась: «Резервный Совмин в бункере». Она написана со слов Алексея Яблокова, который представлен «запасным вице-премьером». Статье предшествует рубрика: «Если бы Белый дом был захвачен, российское правительство всё равно существовало бы».

Далее шёл основной текст: «Естественно, мы хотели придать нашей работе секретность. И была разработана рабочая легенда. Лобов по статусу является начальником гражданской обороны России. И вот мы едем в Свердловск для проверки состояния гражданской обороны в России (в такое-то время). В неё вошли вторые лица министерств, начальники главков, пять высших офицеров гражданской обороны.

Стоит, пожалуй, вспомнить, как мы вылетали из Москвы. Препятствия чинились жуткие. Решили не пользоваться самолётом, который есть в распоряжении российского правительства, - боялись, что нас просто не выпустят. Нам было известно, что одно советско-турецкое совместное предприятие совершает чартерные рейсы. Этот самолёт был готов вылететь с нами из Внуково. Приезжаем во Внуково.

 - Какой самолёт? Ничего не известно.

Попросту нас блокировали. Оставляем несколько человек заниматься билетами, остальные отправляются в Москву.

Рано утром 20-го собираемся в Домодедово. Странная ситуация. Билеты вроде бы и есть, но нам их не дают. Среди нас несколько депутатов, но приходится платить свои деньги. Чёрт с ними - шестьдесят пять рублей не жалко, лишь бы улететь. Опять затяжка. Рейсовый самолёт на Свердловск не улетает.

Обращаемся к начальнику отряда. Тот говорит.

- Экипаж не хочет лететь.

Выходим на экипаж. Они нам.

- То есть, как не хотим лететь? Мы с удовольствием и для Вас, и для России. У нас приказ был. Рейс изменён. Нам предписано лететь на Оренбург. Конечно, мы полетим в Свердловск.

Прилетаем в Свердловск. Сразу же состоялась встреча в областном Совете с его руководством, с руководством КГБ и МВД области, армии. Приехали на место. Стали размещаться по комнатам. Развернули работу на пункте. Начали с того, что послали телексы во все области. Началась интенсивная работа. Для начала продумали вопросы, ответы на которые нам нужно получить из регионов в первую очередь.

Для связи в бункере - около десятка телефонных аппаратов, три аппарата ВЧ, система быстрой связи «Искра». Со связью надо сказать были большие сложности. «Искрой» так и не смогли воспользоваться - не было справочника со специальными кодами. ВЧ вообще работала отвратительно. С этим, кстати, надо ещё разобраться. Постоянно прерывались разговоры, иногда просто не соединялось (была всё-таки связь, или нет?). На следующее утро Лобов и другие выехали в Свердловск на сессию областного Совета. Сессия прошла, на наш взгляд, очень хорошо. Совет принял достаточно жёсткие решения. Одно из них - лишить все партийные структуры правительственной связи.

После заседания - общегородской митинг. Грандиозный по масштабам Свердловска - больше ста тысяч человек (центральная площадь такого количества людей не вмещает). Сразу же люди предложили охрану нашего бункера.

- Сколько тысяч должны стать вокруг Вас лагерем?

Мы ограничились одним взводом ОМОНа. Но были уверены: одно слово - и вокруг нас встанут десятки тысяч людей.

Область представила в наше распоряжение несколько автомобилей, вертолёт. В принципе, рассматривался вариант дальнейшей эвакуации. Для того и вертолёт.  Насколько мне известно, Козырев за границей прорабатывал вопрос о возможности существования правительства в изгнании (на вертолёте далеко не улетишь). Но всё обошлось. Уже днём 21-го, когда стало ясно, наше существование и работа стали двусмысленными (?). Мы свернулись и уехали».

Пространный и путаный рассказ, сделанный взахлёб, в котором бесчисленные домыслы и элементы правды перемешаны так, что их трудно отличить. Однако чётко прослеживается желание интервьюируемого обратить внимание на заметную личную роль в этой истории.

В «Новой строительной газете» за 1991 год №34 приводится интервью с Лобовым: «Претендовать на роль выезжающего из Белого дома в той обстановке было бы аморально. Поэтому инициатива и команда в таком случае должна исходить от первых руководителей. Ельцин Б.Н. и Силаев И.С. высказали мысль создать группу, работающую подпольно либо в Москве, либо по соседству с ней. Я же предложил остановиться на Свердловске. Меня поддержали, более того, поручили возглавить группу.

Такие решения логично не предавать огласке, ибо за ними стоит расчёт на самое худшее. Нам удалось попасть в заданный район только 20-го. В московском аэропорту мы столкнулись с упорным нежеланием дать нам возможность вылететь немедленно. И только утром рейсовым самолётом мы покинули столицу.

Участники вошли в состав 14 рабочих групп и служб. Скажем, ... группу строительства возглавил председатель Госкомархстроя РСФСР Борис Александрович Фурманов... Мы находились в нескольких десятков километров от Свердловска. Были задействованы все каналы связи - телефонные, телеграфные и даже ВЧ, не работавшие поначалу. Видимо, нас в какой-то мере блокировали также, как и Белый дом.

В кратчайший срок, чуть более половины суток, штаб был готов к работе. Поверьте, удивила позиция лидеров Татарстана, Липецкой, Ростовской, Рязанской, Тамбовской, Тульской, Владимирской и Ульяновской областей, руководители которых под разными предлогами не высказали сразу своего отношения к распоряжениям Президента РСФСР. Они ссылались, к примеру, на занятость уборкой урожая, трудности с сельскохозяйственной техникой. Все эти материалы сейчас обрабатываются и анализируются.

Мы оказывали помощь. Пришлось решать свои вопросы и Кисину, и Фурманову и многим другим. На ночь оставались дежурные, да и все остальные работали допоздна. После короткого сна в 7.20 - снова на доклад. И так в течение полутора суток, пока не получили приказа возвращаться. Выступать мне пришлось дважды на областной сессии 21 августа, на городском митинге и по местному телевидению.

- О.И., признайтесь, всё-таки в первые минуты было жутко от всего происходящего?

- Если откровенно, об этом как-то не задумывались. Столько забот навалилось, что все волнения были связаны только с желанием действовать, не ждать, не сидеть сложа руки».