Минтяжстрой СССР

     Рассказывая производственную биографию, я не особенно мудрствую над тем, как озаглавить разделы. Чаще всего выношу в заголовок название организации или объекта, где трудился, или фамилию руководителя, с которым довелось вместе работать. Такой подход без претензии на оригинальность кажется мне наиболее удобным.

Используемые аббревиатуры организаций, понятные в прежние времена любому строителю и дававшие ему информацию о месте их расположения и направлении работ, после смены общественного строя и реорганизации структуры управления строительным комплексом стали устаревать и забываться. Мой отец проработал в системе Минтяжстроя СССР 35 лет, я был связан с министерством четверть века, поэтому для нас, наших семей, друзей, коллег и знакомых название министерства говорило о многом и казалось «вечным». Ныне же расшифровать его содержание сможет не каждый даже из тех, кто связан со строительным делом.

По этой причине, чтобы не затруднять читателя, я приведу полное наименование министерства. Минтяжстрой СССР - это министерство по строительству предприятий тяжёлой индустрии Союза Советских Социалистических Республик. В 70-ых и до середины 80-тых годов ХХ века министерство было самой крупной структурой общестроительного профиля в государстве. Его организации выполняли все виды производственного, жилищного и социально-бытового строительства в тех республиках и областях страны, где преимущественно размещались предприятия тяжёлой индустрии.

В состав Минтяжстроя СССР в 1975 году входили Минтяжстрой Украинской ССР, Минтяжстрой Казахской ССР и одиннадцать главных территориальных управлений по строительству в РСФСР, в том числе: Центротяжстрой, Главлипецкстрой, Главсевзаптяжстрой, Главмурманскстрой, Главсевкавстрой, Главсредуралстрой, Главюжуралстрой, Главоренбургстрой, Главкузбасстрой, Главкрасноярскстрой и Главдальстрой.

Среди организаций министерства родной мне Главсредуралстрой не терялся, в огромном перечне структур он оставался заметным, поскольку выполняемый им собственными силами объём строительно-монтажных работ составлял половину того, что осваивал Минтяжстрой Казахстана, одну треть от объёма Минтяжстроя Украины и одну шестую часть от работ министерских главков в РСФСР. На наш главк, таким образом, приходилось около десяти процентов строительно-монтажных работ министерства.

Структура подведомственных министерству организаций за период до 1986 года менялась редко, преобразования носили локальный характер. При увеличении или концентрации объёмов капитального строительства в отдельных административных районах под конкретные производственные задачи реорганизовывались или создавались новые строительные подразделения. Однако общий объём работ по министерству, несмотря на все предпринимавшиеся меры, прирастал медленно, а в последнем десятилетии оставался практически на одном уровне, хотя как раз в эти годы заметно повышался технический уровень строительства, и росла производительность труда работающих. Такое положение объяснялось, в первую очередь, нехваткой рабочих рук и дефицитом основных строительных материалов. Таковыми тогда были цемент, металл, древесина, кирпич и стекло.

Тем не менее, положение Минтяжстроя СССР, как и строительной отрасли в целом, было крепким и стабильным. Во второй же половине 1986 года, что почти совпало с моим переводом на работу в аппарат министерства, последовали такие реорганизационные преобразования, в результате которых за четыре года ничего не осталось от былого величия министерства. Это ни в коей мере не было связано со мной, а явилось следствием тех изменений, что происходили тогда в стране.

Я занимал тот же кабинет в том же здании, а на его главном фасаде менялась вывеска с наименованием организации. Реорганизовывалась структура управления, сокращалось количество входивших в неё подразделений. Получился в итоге такой неожиданный расклад: в центральном аппарате Минтяжстроя СССР я отработал четыре месяца, в Минуралсибстрое СССР - один год и девять месяцев, в Минуралсибстрое РСФСР - два года, в ассоциации «Росуралсибстрой» - три месяца.

В этой связи было бы правильно назвать главу не «Минтяжстрой СССР», как сделано мною, а более полно: «Минтяжстрой СССР, Минуралсибстрой СССР, Минуралсибстрой РСФСР, ассоциация «Росуралсибстрой». Поскольку это выглядело бы чересчур сложно, я сохранил облегчённый вариант заголовка. Надо только помнить о том, что под ним подразумевается.

***

     Приказ министра С.В. Башилова, подписанный 22 июля 1986 года, состоял из одного предложения: «Объявляю для сведения, что Совет Министров СССР постановлением от 19 июля 1986 г. № 848 назначил т. Фурманова Б.А. заместителем Министра строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР». Я находился тогда в Свердловске, для меня это был обычный рабочий день в должности заведующего отделом строительства Свердловского обкома партии. На расширенном заседании бюро обкома обсуждался проект плана работ на 1987 год, потом я вёл приём трудящихся по личным вопросам.

Ближе к вечеру стало известно о состоявшемся решении Совмина, и после работы меня пригласил первый секретарь обкома партии Ю.В. Петров на прощальный разговор, о содержании которого я рассказывал. Следующий день ушёл на процедуры, связанные с оформлением увольнения, и на сборы в Москву. Ранним утром 24 июля с портфелем в руках, содержанием которого были отглаженные и аккуратно сложенные супругой рубашки, я вылетел из аэропорта Кольцово в Свердловске в московский аэропорт Домодедово.

Воздушный маршрут, как и наземный, были хорошо знакомы. Водителя рейсового автобуса, следующего из аэропорта через центр столицы до аэровокзала на Ленинградском проспекте, попросил притормозить возле улицы Правды, что у Белорусского вокзала, а дальше отправился пешком. Министерство было рядом.

В 10.15 утра уже вошёл в кабинет министра. На приветствия Башилов по обыкновению время не тратил, ему не терпелось нагрузить меня поручениями, чтобы я сразу же взялся за дела, и сообщить распорядок начинавшегося дня. Новичком он меня не воспринимал, поэтому на подготовку справок, предложений и проекта приказа по его первым заданиям отпустил два дня.

Меня успокаивало то, что кроме завтрашней пятницы в распоряжении будут ещё суббота и воскресенье. Да, не изменился мой бывший начальник за почти десять лет, как мы не работали вместе, стали только ещё более властными его голос и жесты.

- По Вашим бытовым проблемам все поручения даны, - сказал шеф в конце разговора.

Выйдя из кабинета, я посмотрел на часы и отметил про себя, что встреча оказалась затяжной, ведь прошло 20 минут.

Отправился к первому заместителю министра М.И. Почкайлову. Он был приветлив и также беспокоился о поручениях: подготовить основные направления по совершенствованию проектирования, создать в системе министерства проектно-строительную фирму на базе ДСК, а также экспериментальное научно-производственное объединение, разработать основные направления управления строительством. И эти задания мне были понятны.

По дороге в свой кабинет, а я пока так и не выпускал из рук портфель с рубашками, меня перехватил Ефименко В.И. - заведующий отделом строительства Челябинского обкома партии, который просил поддержать идею строительства в области нового завода КПД мощностью 300 тыс. кв. м жилья в год. Разговаривая с ним, мы дошли до моего нового рабочего места.

В приёмной с одним окном нас встретила секретарь и показала на дверь кабинета, которая была открыта. При отсутствии начальника секретари всегда держали двери открытыми настежь, чтобы входившие задавали на один вопрос меньше, так как было понятно, что шефа на месте нет, и чтобы слышать звонки телефона правительственной связи, не имевшего параллельных подключений.

По правилам того времени отвечать на вызовы этого телефона полагалось обязательно и без задержки. Если секретарь хотела отлучиться, то она приглашала кого-то из сотрудников подменить её. Требовалось ответить и записать всё, что будет сказано. Когда появлялся на рабочем месте хозяин кабинета, то он в первую очередь звонил по оставленным номерам.

У заместителей министров были телефоны правительственной связи АТС-2. К телефону прилагался список абонентов, на котором стоял индивидуальный номер экземпляра и гриф «для служебного пользования». У министров и более высокопоставленных чиновников, кроме аппаратов АТС-2, были ещё и телефоны автоматической телефонной связи АТС-1, имевшей ещё более ограниченный круг абонентов.

Просторный кабинет имел стандартный набор мебели: столы, стулья, шкафы с прибитыми к ним железными пластинками овальной формы с инвентарными номерами. Два широких окна, выходившие во двор жилого квартала, были прикрыты белыми шторами, на стене за рабочим столом висел портрет В.И.Ленина. Прищуренным приветливым взглядом вождь встретил меня тогда и за четыре года не изменил ко мне отношения. Собственно, он и на всех других, входивших в кабинет, смотрел, в отличие от меня, одинаково ровно.

На столе под огромным органическим стеклом лежали списки номеров телефонов министерских работников, а сверху - перекидной календарь, карандаши и нарезанные кусочки бумажек для записок. Сбоку стояли телефоны, радио местного вещания, настольная лампа с зелёным абажуром. Стены кабинета почти до верха были обшиты древесно-стружечными плитами, облицованными светло-коричневым шпоном, покрытый лаком, который местами сильно выцвел.

Всё соответствовало возможностям того времени и представлениям о том, каким должно быть рабочее место чиновника такого уровня. Разнились кабинеты лишь номерами бирок на мебели, да портретами вождя революции.

Едва я распрощался с недавним коллегой по партийной работе, как в дверях вырос человек, который представился полковником КГБ, курирующим министерство. Позднее узнал, что заработную плату он получал у нас. Николай Александрович оказался человеком приятным и очень осведомлённым в части моих биографических данных, зарубежных поездок и даже увлечения туризмом. Поговорили, он оставил на всякий случай свои координаты. Мы с ним виделись и потом, Н.А. появлялся без предупреждения и, как мне казалось, без повода.

Я был совершенно безгрешен перед этим органом, но какой-то холодок пробегал по спине при встрече. От неожиданности его появления это происходило, или срабатывал врождённый рефлекс, но присутствие полковника держало в напряжении и располагало только к взвешенным ответам.

Он интересовался производственными делами, житьём-бытьём, и оставался, судя по всему, удовлетворён тем, что беседовал с таким правильным во всех отношениях человеком. Вечером, перебирая в памяти события долгого первого рабочего дня, к посещению Н.А. я возвращался несколько раз.

На заседании коллегии Башилов представил меня коллективу, а по ходу обсуждения проблем не забывал добавлять поручения. В 17.00 присутствовал на совещании у заведующего отделом строительства ЦК КПСС А.Г. Мельникова. Отчитывались министры С.В. Башилов, А.А. Бабенко и В.И. Решетилов по вопросам перехода организаций на двух-трёх сменную работу и проводившемуся хозяйственному эксперименту.

Важной темой обсуждения были договорные цены в строительстве и всё, связанное с ними. Заключение Мельников делал пространное, советов надавал много, ему не возражали, так как это было не принято в стенах ЦК, но участники разошлись при своих мнениях.

Вернувшись на работу, я получил у помощника министра направление в гостиницу и   временный пропуск для прохода в здание. Министерская гостиница находилась во дворе. Останавливаться в ней было удобно, но теперь предстояло там жить. Комнату мне выделили на втором этаже в конце длинной части коридора. Излишеств она не имела: две кровати вдоль стены, напротив них небольших размеров письменный стол с настольной лампой и шкаф, в торце окно с видом на ограду детского сада. Мне казалось, что он закрыт на карантин: детишек не видел, поскольку уходил на работу рано, а возвращался поздно.

По центру комнаты оставался проход, достаточный по ширине, чтобы разминуться с соседом, но я жил один. Туалет и кухня в гостинице были общими. Я прожил в номере около двух месяцев, пока не получил квартиру. На кухню не заглядывал, так как завтракал и ужинал у себя в номере всухомятку, обедал же в столовой министерства, а общим туалетом пользоваться приходилось.    

 В эту ночь и во все следующие, намотавшись за день и начитавшись вечером деловой почты, спал крепко. Вставал я всегда по звонку будильника, если себя тихо вели соседи.

***

     На первых порах мне предстояло быстрее войти в курс текущих дел, познакомиться с работниками подведомственных управлений и с обстановкой в территориальных подразделениях министерства. Познание текущих дел инициативы с моей стороны не требовало, так как находили они меня сами. Было два канала получения информации: деловая почта и переговоры с теми, кто сам обращался ко мне.

Переписка, а это письма, телеграммы, телефонограммы с мест и от вышестоящих инстанций, а также ответы на обращения, велась активно. Даже очень активно, словно отправители были уведомлены, что через четыре года будут лишены такого удовольствия, и потому торопились высказаться. Однако на тот момент на оживлённый обмен мнениями никто не покушался.

Подведомственные структуры обращались с просьбами и предложениями, вышестоящие органы давали рекомендации, но чаще требовали исполнения поручений и заданий, усиления внимания, установления контроля и напоминали о персональной ответственности за невыполнение в срок постановлений и решений партии и правительства. На каждый запрос требовался ответ, не терпящий задержки. Органам власти нужно было ещё представлять справки, обзоры, объяснения, мероприятия и меры по исправлению положения.

Работа с почтой отнимала много времени, но по давно заведённому порядку, которого придерживался, в дневные часы ею не занимался, это и при желании сделать было невозможно из-за занятости, поэтому просматривал деловую переписку вечером.

Остававшиеся документы уносил в портфеле в гостиницу, а позднее домой, и боролся с бумажным потоком после ужина столько времени, сколько требовалось, чтобы успеть расписать поручения, подписать подготовленные ответы, в которые уже внесены мои замечания, откорректировать проекты писем. Завершалась эта возня часто тогда, когда надо было ложиться спать, она обязательно продолжалась в субботние дни и воскресенья.

Работа с почтой требовала усидчивости и внимательности, но камеральные дела выполнять всегда проще - они ведутся в нормальных бытовых условиях и на сытый желудок.

Когда оказываешься на новом месте работы, то в первые дни и даже недели больше всего бывает обращений сотрудников, руководителей подведомственных и смежных организаций. Многие следует тому правилу, что со своими проблемами к «свежему» шефу нужно попасть на приём по возможности раньше, пока у него ещё не притупилось восприятие, и он не обременён всевозможными заданиями и поручениями. 

Одни связывают с новым человеком решение своих идей, которые не получали поддержку, потому торопятся привлечь внимание шефа. Другие работники, не имеющие ни собственных, ни заимствованных предложений, желают раньше войти в контакт и расположить к себе руководителя до того, как тот станет упрекать их за нерадивость. Эти встречи были вынужденными, но особенно не затрудняли: назначил время, принял, переговорил, сделал для себя выводы и всё.

Почта и сотрудники могли отнять всё рабочее время, но это было бы безвольным следованием по течению. Сложнее в работе выдерживать свою линию, планомерно осуществлять задуманное, несмотря на помехи и препятствия. Когда не идёшь на поводу у обстоятельств, а настойчиво проводишь в жизнь то, что наметил, что считаешь главным, то лишь тогда можно рассчитывать на успех, на то, что твои усилия дадут положительные результаты.

На том начальном этапе мне предстояло оперативно ознакомиться с работой центрального аппарата, которую я в общих чертах знал довольно сносно, и разобраться, что было куда важнее, с состоянием дел на местах. Вот и приходилось так планировать расписание на очередную неделю и месяц, чтобы, не выпадая из общего потока министерских мероприятий, успевать заниматься тем и другим одновременно.

Это другое направление сводилось к моим регулярным выездам в командировки. Прежде, чем продолжить рассказ, я должен дать разъяснение по поводу моих должностных обязанностей, поскольку они определяли характер работы.

Мой первый трудовой день на новом месте пришёлся на четверг, а уже вечером в субботу Башилов утвердил распределение обязанностей между своими заместителями. На тот момент по штатному расписанию их было восемь: М.И. Почкайлов, В.А. Богатырёв, В.Н. Забелин, А.В. Кондрашов, П.П. Сельский, В.С. Тесленко, Б.А. Фурманов и В.А. Шлыгин. Ведущими заместителями были Почкайлов, отвечавший за объекты Минчермета, Мингазпрома, Минэнерго, Миннефтепрома и Минуглепрома, Забелин, который вёл планово-экономическое направление, и Кондрашов, ведавший материально-техническим снабжением.

Мне поручались вопросы научно-технического прогресса и новой техники, производства строительных конструкций и материалов, изделий домостроения, развития собственной производственной базы. Эти направления совпадали с теми, которые я вёл в Главсредуралстрое. В непосредственное моё подчинение были переданы главное техническое управление, главное управление промышленных предприятий и строительной индустрии (Главтяжстройиндустрия), главное управление капитального строительства (ГУКС), сметно-договорное управление и управление автоматизированных систем.

Кроме того, мне поручалось курировать работу ВПО «Союзстройконструкция», в которое входили уникальные заводы и предприятия, выпускавшие для нужд организаций министерства прогрессивные материалы, конструкции и оборудование. Эти производства были составной частью собственной базы, министерство ими гордилось, так как ничего подобного не имели тогда другие министерства общестроительного профиля в стране. Предприятия создавались по специальным решениям правительства, поддерживавшим инициативы нашего министерства, комплектовались импортным оборудованием и технологическими линиями.

О номенклатуре продукции заводов при случае расскажу, поскольку по тем временам она несла прямо таки революционные изменения в строительные процессы. Правда, возведение этих заводов, укомплектование их кадрами, освоение технологий и выход на проектную мощность давались чрезвычайно трудно. Огромным и хлопотным хозяйством ВПО уверенно руководили П.А. Михасёнок и Е.В. Копылов, базировалась их контора в Свердловске, т.е. была приближена к предприятиям, располагавшимся на Урале и в Западной Сибири.  

Несколько забегаю вперёд, но, упомянув о должностных обязанностях, хочу довести эту тему до конца. Уже в декабре 1986 г. Башилов перераспределил нагрузки между заместителями, так как перед этим правительство провело масштабную реорганизацию строительного комплекса страны. Из состава Минтяжстроя СССР были выведены Минтяжстрои Украины и Казахстана. Тогда эти действия мы не воспринимали, как начало распада СССР, не хватило дальнозоркости. Административные образования РСФСР были поделены между четырьмя министерствами: Минсевзапстроем, Минюгстроем, Минвостокстроем и Минуралсибстроем.

Передел территории страны исключил существовавшую чересполосицу, в чём был его главный плюс. До этого, например, главки Минтяжстроя и Минпромстроя соседствовали на Урале, в Сибири и в Европейской части страны. Передел «владений», хотя и добавил множество хозяйственных забот, но с учётом перспективы воспринимался правильным действием. Теперь в зоне Урала и Западной Сибири наше министерство стало единственной подрядной организацией общестроительного профиля, исключая закрытые организации Минсредмаша СССР и мелкие структуры других ведомств, работавших на селе.

В новых границах хозяйствования оказалась часть наших бывших главков: Главсредуралстрой, Главюжуралстрой, Главоренбургстрой, Главкузбасстрой, Главкрасноярскстрой, а также объединения «Кургантяжстрой», ВСМО (Всесоюзное строительно-монтажное объединение) «Союзспецуралсибстрой», ВПО (Всесоюзное производственное объединение) «Союзстройконструкция» и трест «Магнитострой». Однако не обошлось без существенного пополнения рядов, в состав министерства вошли: Главбашстрой (Уфа), Главзападуралстрой (Пермь), Главтюменьстрой, Главомскстрой, Главновосибирскстрой, Главалтайстрой, Томское территориальное управление строительством.

Общий объём работ, выполняемый теперь организациями Минурасибстроя СССР, уменьшился, поэтому была сокращена численность центрального аппарата. По штатному расписанию осталось только пять заместителей министра: Почкайлов, Забелин, Кондрашов, Сельский и я. Прибавилась нагрузка на каждого из нас. Мне шеф поручил дополнительно ведение вопросов техники безопасности и пожарной безопасности, второго отдела, научно-технического совета министерства и хозяйственного управления, а также закрепил за мной непосредственное руководство деятельностью Главтюменьстроя и Томского ТУС, которое вскоре переименовали в Главтомскстрой.

В середине 1987 года Башилов опять внёс уточнения в распределение обязанностей. Мне были добавлены поручения в связи с начавшейся перестройкой в стране. В их числе оказались: проектирование объектов собственной производственной базы, участие в строительном проектировании объектов других отраслей и подготовке договорных цен, переработка проектных решений строящихся объектов, снижение сметной стоимости строительства.

Я и раньше отвечал за работу проектных организаций министерства, но теперь в новых условиях хозяйствования предстояло взаимодействовать с ними чаще и плотнее. В ведении министерства находились крупные проектные, проектно-конструкторские и проектно-технологические институты, некоторые из них имели научно-исследовательские подразделения.

Всего было 11 институтов и 7 филиалов, которые позволю себе перечислить: «Башкирский Промстройпроект» (Коловертнова Надежда Михайловна, Хасанов Виль Валеевич) с комплексным отделом в Туле, Уфимский «НИИпромстрой» (Полевой А.Е., Колесник Георгий Степанович), «Красноярский ПромстройНИИпроект» (Абовский Владимир Пинкусович, Запятой Б.П.), «Новосибирский Промстройпроект» (Конкин Юрий Яковлевич, Гусев П.С.) с филиалом в Барнауле, «Пермский Промстройпроект» (Самойлов Михаил Иванович, Тиунов В.П.), «Тюменский Промстройпроект» (Скляров Юрий Андреевич, Тимофеев А.М.), «Уральский ПромстройНИИпроект» (Пысин Юрий Петрович), «Челябинский ПромстройНИИпроект» (Белоусов Александр Никитович, Яновский Д.А.) с филиалами в Оренбурге и Кургане, «Сибирский Промстройпроект» (Чуприна Анатолий Иванович, Богомаз А.П.), «Оргуралсибстрой» в Челябинске (Лёвин А.Н., Щеглов Владимир Александрович), Экспериментальное конструкторское бюро в Туле (Сухорученков Борис Павлович, Соловьёв Олег Фёдорович, Степанов Альберт Арсентьевич) с филиалами в Новосибирске, Перми и Тобольске.

Конечно, я знал лично не только руководителей институтов, фамилии которых привёл в скобках, но и многих главных инженеров и главных архитекторов проектов. Моё отношение к ним было деловым и уважительным, возможно, это объяснялось тем, что меня всегда привлекало проектное дело и исследования, которыми одно время пришлось самому заниматься, поэтому я знал и понимал их проблемы, они не оставляли меня равнодушным.

Заслушивая и разбирая работу организаций, давая поручения и задания, не становился на формальную позицию, всегда в конечном итоге достигал согласия и договаривался без использования административных рычагов. Как иначе можно было выстраивать отношения с теми, кто являлся мозговым центром в строительном процессе, от кого зависела в конечном итоге судьба любого объекта, удачи и успехи исполнителей на площадках. Ведь они определялись грамотностью, технологичностью и уровнем индустриализации проектных решений.

Надеюсь на то, что могу объективно оценить отношение директоров, главных инженеров и ведущих специалистов институтов ко мне. Оно было уважительным и добрым, партнёрским и порой доверительным. Меня воспринимали не только чиновником, а видели во мне и коллегу, который знает дело, умеет выслушать, понять, подсказать, спросить, а при необходимости взять под защиту. Наиболее памятной для меня осталась совместная работа с теми руководителями институтов, чьи имена и отчества я выше привёл полностью. 

***

     Поясню, что следовало за возложением обязанностей по любому из направлений деятельности. Я имел отношение к установлению заданий организациям, исходя из плановых показателей, доведённых министерству. Должен был знать фактическое положение дел на местах. Отвечал за выполнение плановых заданий в целом по министерству перед Госстроем и Совмином СССР, отделом строительства ЦК КПСС, Народным контролем СССР. Отчитывался в этих органах, давал обещания по исправлению положения, представлял соответствующие мероприятия, мог получить взыскание, если дела шли плохо и т.д.

В свою очередь я заслушивал отчёты руководителей с мест, выезжал в главки, чтобы непосредственно на объектах разобраться с делами и подтянуть исполнителей, готовил, когда этого требовали обстоятельства, рассмотрение вопросов на заседания коллегии министерства и многое другое.

Так как контролирующих органов хватало, а вопросов приходилось вести много, то стоять на трибунах с отчётами доводилось часто. Порой каждый день и не по одному разу. Папка для бумаг, с которой не расставался, всегда была под рукой, её распирали справки, сводки, информации с отчётными цифрами и данными, чтобы в любой момент быть готовым держать ответ, дать объяснения, рассказать о перспективе.

О крупных мероприятиях, проводившихся вышестоящими органами, как правило, сообщалось заранее, чтобы была возможность не только подготовиться к отчёту и получению выговора, но и успеть поправить дела. Не хочу хвастаться, но на этой работе, как и на предыдущих, я не получал выговоры с занесением или без занесения в учётную карточку члена партии. Даже не имел выговоров в приказах по административной линии. Дело, наверное, было не только в везении, а и в том, что не допускал провалов по собственной вине.

Тем не менее, однажды в Комитете народного контроля СССР мог получить и взыскание, хотя веских причин на то не было. КНК, как сокращённо называли эту организацию, решил заслушать работу нашего министерства по освоению мощностей предприятий домостроения. Вообще, нужно сказать, что держать отчёт в органе, выступавшем от имени народа, никто не рвался, ибо лишь единицам удавалось покидать его стены, отстояв свою правоту.

По сути своей эта структура, которой не хватало выдержки и мудрости, присущих народу, выполняла в государстве карающие функции, с виновниками она расправлялась жёстко: могла наложить денежный штраф, передать дело в судебные органы, предложить освободить от работы. Решения КНК были обязательными для исполнения без обсуждения. Такую вот исключительную власть имел комитет. Рассказывали всякие истории по поводу строгих решений, принимавшихся КНК. Но одно дело рассказы, а другое - испытать давление этого могущественного органа на себе.

Поскольку мне довелось общаться с ним, то не могу удержаться, чтобы не поделиться впечатлениями и некоторыми подробностями с читателем, который, по всей видимости, не имеет понятия о том, что представляла собой эта структура. Непосредственный контакт с КНК пришёлся на июнь 1987 года, когда завершался первый год моего пребывания в должности, что давало право спрашивать с меня на полную «катушку» без всяких поблажек и скидок.

Меня пригласили в комитет во вторник 16 числа, а основное мероприятие было запланировано на пятницу. Наверное, предварительная встреча могла состояться и раньше, но я лишь накануне вернулся из недельной командировки в Омск. В здании комитета с интервалом в один час я переходил из одного кабинета в другой, пока не повстречался с теми членами, которые представляли разные службы, но были причастны к подготовке вопроса на заседание и проекта решения по нему. Савинов А.Д., Манаев В.И., Мамедов Н.Г. оказались людьми в возрасте, знающими дело, настолько внимательными, понимающими и милейшими, что я просто не мог не проникнуться к ним доверием.

Они дружески подсказывали, на что в выступлении обратить внимание, о чём надо не забыть сказать, какие документы и мероприятия следует представить, а сами всё выуживали ответы на интересующие их вопросы. При этом успокаивали, что мероприятия по обсуждаемой теме можно передать им и после. Они же поведали, что на заседании будут заслушаны и руководители наших главков в Красноярске, Барнауле и Оренбурге. Когда меня отпустили, каждая из сторон принялась за дело.

Дни были загруженными, пролетели быстро, но я успел отдать нужные распоряжения, проработал исходные данные, набросал на четырёх половинках страничек тезисы выступления. По цифрам всё выходило настолько хорошо, что можно было гордиться достижениями министерства, а я ведь к ним уже год имел прямое отношение.

19 июня утром рассмотрел с заместителем начальника Главтюменьстроя В.Э. Левиным меры по увеличению производства товаров народного потребления. Потом было совещание у заместителя председателя Госстроя СССР И.И. Ищенко по вопросам развития вузовской науки, а к 15.00 прибыл в КНК.

***

     Зал заседаний оказался узким, но внушительную квадратуру набирал за счёт большой протяжённости. К столу председательствующего, стоявшему у дальней торцевой стены, примыкал стол для членов комитета таким образом, что образовывалась буква «Т» с непропорционально длинной ножкой. По левую руку от ведущего рядом с окном располагалась трибуна, а вдоль боковых стен - по одному ряду стульев, что напоминало посадочные места в вагоне метро.

Смотрелось это странновато, приглашённым на слушания приходилось поворачивать головы к докладчику и выискивать его, вытягивая шеи, словно из шеренги хотели рассмотреть того, кто стоит на фланге. Сидеть было неудобно, быстро пришло понимание того, что здесь ты обвиняемый, которому надо забыть об удобствах.

Когда все расселись, а притихли быстро, вошёл заместитель председателя КНК Манякин С.И. - бывший первый секретарь Омского обкома партии. Он открыл заседание сообщением о том, что до 2000 г., а до этого срока оставалось ещё 13 лет, на каждом заседании комитета будут рассматриваться, учитывая их важность, вопросы «по мясу и жилью».

- Далеко заглядывает, - подумал тогда я.

Потом ведущий добавил, что, если сохранятся нынешние темпы строительства жилья, то для выполнения государственных заданий Кемеровской области потребуется 26 лет, Красноярскому краю - 20, Алтайскому краю - 16.   

Таких прикидок я раньше не делал, поэтому принял слова на веру. Что же касается мяса, то в части его производства эта проблема была от меня далеко, а о потреблении, к которому я имел отношение, речь не шла. Затем уже по теме повестки дня докладывал член КНК Молчанов П.М. Он наговорил такого, что лишил приглашённых настроения:

- Мощность базы домостроения по министерству 7,8 млн. кв. м, она используется на 82 процента, по обеспеченности жильём Красноярский край занимает 48 место в Союзе, предприятия работают в полторы смены, люди ждут жильё в очереди по 6-10 лет, в Алтайском крае нет ни одного дома новой серии.

Не забыл и обо мне, не добавив к фамилии обязательного слова «товарищ», он сказал:

- Фурманов, зная о резервах и путях увеличения строительства жилья, не принял мер для их использования, не повысил ответственность исполнителей.

Мимо ушей такую оценку я пропустить не мог, она крепко задела меня и вызвала возмущение:

- Зачем же формулировать так? К чему выставлять меня злоумышленником?

Естественно, возражения остались при мне.

Докладчик тем временем с увлечением штурмовал текст, и по мере продвижения к завершению становилось понятно, что за упущения в работе приглашённых руководителей ждёт суровая кара. Когда Молчанов умолк, в зале не осталось сомневающихся в том, что виновники заслуживают наказания за преступную халатность. Манякин остался доволен содержанием и убедительностью доклада. Он был готов сразу принять решение, но регламент предполагал заслушать обвиняемых и попортить им нервы.

Первым подняли начальника Главкрасноярскстроя В. Г. Терещука. Для такого крупного мужчины трибуна была явно низкой, он нависал над ней и как бы над всеми, что оказало ему плохую услугу. Терещук подумал, что такое превосходство даёт ему право излагать причины:

- Не хватает средств, металлической оснастки и пр.

Председательствующего на совещании Сергея Иосифовича поведение начальника главка огорчило, и он с раздражением привёл контрдоводы:

- Две тысячи студентов, приезжавших в край, использовались безобразно. Бригадами из Армении не занимались. Вы же обленились. Доработались до того, что «шабашников» надо представлять к наградам, а не строителей.

Возражения Терещука по этим замечаниям во внимание не принимались.

Следующим на трибуну пригласили начальника Главалтайстроя Израиля Наумовича Копелиовича. Он был старше Терещука, имел богатый опыт, который в сочетании с врождённой изворотливостью и хитростью подсказал ему иную манеру поведения. Копелиович, не вдаваясь в детали и не оспаривая обвинения, заверил КНК в лице присутствующих руководителей и членов о том, что «недостающее оборудование будет укомплектовано, коллектив справится с выполнением возложенных на него задач, и оправдает доверие, если оно ему будет сегодня оказано». Такая уступчивость организаторов устроила, и докладчика отпустили присесть.

Потом, пропустив главк из Оренбурга, предложили отчитаться мне, обрисовать положение и перспективу. И вот я уже с трибуны ищу глазами лица коллег, сидящих в почти пустом зале. Из своего выступления приведу лишь отдельные фразы и цифры, так как они дают представление о работе, проводимой министерством:

«Жилищное строительство составляет одну треть от объёмов работ, выполняемых нашими организациями. В 1986 году на жилье было освоено 1,56 млрд. руб. На этот год план вырос на 5,7%, но министерство с ним справляется. В 1986 году главки министерства ввели в строй 6,9 млн. кв. м жилья. В текущем году будут сданы дома общей площадью 7,4 млн. кв. м. Последние годы Министерство выполняет плановые задания по вводу в эксплуатацию жилья, а также детских садов, школ и больниц.

Разработана программа наращивания объёмов строительства жилья. Подспорьем будет монолитное домостроение, требующее меньших капитальных вложений, его доля в этой пятилетке составит 10%, а в следующей будет доведена до 30%. Мощности домостроения станут прибывать за счёт нового строительства, реконструкции и технического перевооружения предприятий. За 1986 - 1990 годы они прирастут на 2,8 млн. кв. м, в следующей пятилетке - на 1,48 млн. кв.м. Меняется качественный уровень жилья. Идёт переход на новые улучшенные серии домов. По новым сериям уже возводится 80% жилья.

Сейчас в системе министерства 53 предприятия выпускают изделия домостроения, их мощность превышает 7,5 млн. кв. м. Коэффициент использования существующих мощностей в 1986 году составил 88,5%, увеличившись за год на 5,4%. Этот показатель выше, чем средний по отрасли на 5%, и на 10% выше, чем у других союзных министерств. На текущий год план по освоению мощностей установлен в размере 92,5%, он нами выполняется».

Я ещё рассказал о принимаемых мерах, о повышении сменности, о причинах неудовлетворительной работы отдельных предприятий, отметил положительные изменения, которые произошли в тех главках, которые сегодня заслушивал комитет.

Сказал даже, что за прошедший год посетил все 14 главков, кроме Главоренбургстроя, побывал на основных домостроительных предприятиях, разобрал на месте текущие и перспективные вопросы, держу их решение под контролем. Содержание моего выступления заслуживало поощрения.

Оно и было получено - Манякин меня не перебивал и не останавливал, пока я сам не выдохся. Слушая меня, он старался понять, почему наше министерство, имеющее столь заметные достижения, его сотрудники решили первым заслушать на заседании комитета. Объяснение он видел в расхождении коэффициента использования мощностей и поэтому сказал:

- Молчанов называл 82%, а Фурманов - 92,5%, который будет достигнут в этом году.

По этому поводу я ответил, что ручаюсь за правильность наших данных, а основной докладчик ничего вразумительного не произнёс. Пояснение дал его подчинённый.

Оказалось, что «комитетчики» считают коэффициент использования от проектной мощности предприятий, а мы - от балансовой. Вопрос вновь адресуется мне:

- Кто Вам дал право так поступать? Это очковтирательство.

Я ответил:

- Мы поступаем так, как требует государственная статистическая отчётность. Предприятия стареют, изнашиваются оснастка и оборудование, технологические линии переводятся на выпуск изделий новых серий домов. Изменение и выбытие мощностей оформляются специальными актами, утверждаемыми плановыми органами страны. Это долгий и сложный процесс, в котором мы не допускаем самодеятельности.

Когда ведущий заседания разобрался, что его ретивые сотрудники искусственно занижали показатели, он замечание им не сделал, может быть, потом высказался сполна, а по отношению к нам подобрел. Вышла явная промашка, которую надо было как-то сгладить. Но не тут-то было. Представители КНК с регионов, выступавшие после нас, выслуживаясь перед  центром, говорили о работе наших организаций отрывистыми фразами и как-то зло, не по-людски. Обстановка вновь накалилась и ничего доброго для начальников главков не предвещала. Понимая, что им не избежать наказания, я несколько раз, получая разрешение, поднимался с места, давал уточняющие справки и делал разъяснения.

Спустя два часа Сергей Иосифович, утомлённый ходом обсуждения, но нашедший выход из сложившейся ситуации, подвёл итог:

- Всех строго предупредить! Считаю необходимым в первом квартале следующего года рассмотреть итоги работы организаций в 1987 году и выполнение данных сейчас обещаний.

Такой концовки «виновники» не ожидали, и потому вздохнули с явным облегчением. На этот раз пронесло, а там будет видно.

Что-то, однако, помешало Манякину сдержать слово, и к нашей теме КНК больше не возвращался. На редкость удачно тогда всё завершилось, но в памяти остались даже подробности из-за гадкой атмосферы обсуждения. Но что удивительно, после заседания члены комитета, которые только что обливали нас грязью, стали вновь не просто нормальными, а милейшими людьми. Однако я им уже больше не доверял.        

Но вернёмся к прерванному рассказу о моих производственных обязанностях. Пустовавшие в тот период полки магазинов заставили правительство поставить во главу угла производство товаров народного потребления. Внимание к этой теме, правда, с опозданием на две-три пятилетки, власти проявили исключительное. Организовать же массовое производство товаров параллельно с выпуском продукции для собственных нужд строителям удавалось с трудом. Сдвиги в этом деле  впечатляли, но до удовлетворения спроса населения было далеко.

Так как товары народного потребления могли производить лишь предприятия строительной индустрии, работу которых я курировал, то министр вменил мне в обязанность вести и этот вопрос. Тема сильно отвлекала моё внимание, но куда было деваться, если это поручение министра. Отчитываться о выполнении плановых заданий по производству товаров для народа, которые ежегодно увеличивались в разы, в вышестоящих инстанциях пришлось часто.

В конце 1987 года распределение обязанностей опять корректируется, и мне добавляется уже непосредственное руководство деятельностью института «Оргуралсибстрой», подведомственных проектных, конструкторских и научно-исследовательских институтов, Экспериментального конструкторского бюро, а также внедрение автоматизированных систем управления, организация государственной приёмки строительных объектов и промышленной продукции.

Введение государственной приёмки промышленной продукции с целью повышения её качества изначально было абсурдно. Трудно себе представить больший идиотизм, чем пытаться повысить качество выпускаемых материалов и конструкций путём введения органов государственной приёмки на предприятиях взамен существовавших отделов технического контроля. Только оставлю в стороне эту тему, чтобы не увязнуть в ней.

В августе 1988 года правительство справедливо усмотрело ошибку в том, что строительные министерства, работающие на территории РСФСР, подчинены Совмину СССР, и передало их в ведение правительства РСФСР. На моих производственных обязанностях это не отразилось, только теперь я был заместителем министра и одновременно возглавлял Главное техническое управление.

Минуралсибстрой РСФСР, как я упоминал ранее, просуществовал два года, пока не преобразовался на собрании учредителей в ассоциацию «Росуралсибстрой», руководство которой выбиралось представителями организаций, входивших в её состав. Я был избран заместителем председателя правления, но проработал в этом органе мало, поскольку меня утвердили в должности Председателя Государственного комитета РСФСР по архитектуре и строительству. Я стал членом того правительства, действия которого восторгов у меня не вызывали.

Что касается должностных обязанностей на этом этапе работы, то из-за малого времени моего пребывания в выборной должности и общей неопределённости, царившей тогда, они так и не были прописаны. Заместители и я придерживались старого распределения. 

***

     Должностные обязанности определяли круг вопросов, которые рассматривались мною в главках во время командировок. Набиралось их много. Теперь, когда они известны читателю, можно совершить вместе со мной выезд за пределы здания министерства.

В свою первую служебную командировку я улетел уже на четвёртый рабочий день. Из Москвы был прямой рейс в Красноярск, как и прямые рейсы во все областные города Урала и Сибири. Однако моя дорога туда, а через неделю обратно, по понятной причине, прошла через Свердловск. Была возможность всякий раз захватить комплект чистого белья, увидеться с семьёй, родителями, сестрой. И тогда, и при каждой следующей командировке в течение четырёх лет я по возможности останавливался в Свердловске. Так уж планировал свои поездки, чтобы посещение родных мест приходилось на один из воскресных дней.

Бухгалтерия министерства против отступления от установленного порядка, а он был исключительно строгим, не возражала по той причине, что она не компенсировала мне разницу в стоимости транзитного билета и билетов с пересадкой, составлявшую два десятка рублей.

Относительно строгого порядка я не преувеличиваю: при потере авиабилета, перелёт оплачивался по стоимости проезда железнодорожным транспортом. Никого не интересовало, что вся командировка, например, в Кемерово длилась четверо суток, а проезд в одну сторону в поезде занимал столько же времени. Если не представлялся купейный билет, то оплачивался проезд в плацкартном вагоне, чтобы человек не мог извлечь выгоду, обманув государство. Со мной таких случаев не было, я подразумеваю не обманы, которых не допускал, а потери билетов, но знал об этом со слов других.

Командировки мои были частыми, потому один, а то и два раза в месяц я к нашей совместной радости навещал родных. Надо иметь в виду, что много командировок приходилось и на сам Свердловск, так как Главсредуралстрой оставался самой крупной производственной структурой. Вот и в этой первой поездке маршрут оказался таким: Москва - Свердловск - Красноярск - Свердловск - Москва. Работа в другом строительном министерстве мне таких возможностей дать бы не могла. Посещение родных мест скрашивало жизнь вдали от близких людей.

У командировок было много общего, хотя первые посещения главков всегда давали больше впечатлений, чем последующие. Это естественно, так как новое настраивало на пытливый взгляд, обострённое восприятие всего того, что окружало, а увиденное впервые дольше потом оставалось в памяти. При повторном приезде внимание к местностям и городам притуплялось, производственные проблемы занимали всё.

Собственно, им и до этого уделялось не меньше времени, но возможности восприятия были иными, они словно удваивались, поскольку их хватало на то, чтобы одновременно видеть окружающий мир и работу. Только территории, на которых работали главки, были неоглядными, крупных городов много, а базам стройиндустрии и строительным объектам вообще не было числа, поэтому новизны хватало и на следующие приезды.

Я имел привычку в каждом случае заранее согласовывать с руководителями главка до деталей программу посещения. Она состояла из вопросов, интересовавших меня, что диктовалось должностными обязанностями, и тех встречных предложений, которые делал главк для обсуждения или показа. Зная общие намерения и время пребывания, хозяева расписывали  по часам маршрут следования и очерёдность встреч уже по своему усмотрению.

Программа пребывания порой печаталась даже в типографии в форме книжечки, случались такие сюрпризы, и окончательно согласовывалась со мной сразу же после прилёта в порт назначения. Исполнялась она в полном объёме, без отступлений и с точным соблюдением расписания по времени.

 Общим для командировок было и то, что самолёты из Москвы, которые я предпочитал, улетели поздно вечером, а с учётом разницы временных поясов, составлявшей от двух до четырёх часов, прибывали они глубокой ночью или с рассветом. При дальних рейсах тёмное время суток спрессовывалось до нескольких часов: едва самолёт взлетал, как начинало темнеть, а уже вскоре наступал быстрый рассвет. Из столицы можно было вылетать и утренними рейсами, но в этом случае перелёт занимал бы весь световой день, а так транжирить рабочее время я считал недопустимым.

Как правило, я самостоятельно решал по каким вопросам, куда и когда отправиться в командировку, но должен был получить согласие министра. Башилов поддерживал инициативу, однако выставлял условие:

- Надо обернуться за пару дней, здесь много срочных дел.

- Но это невозможно, Сергей Васильевич. Наметил рассмотреть столько тем, побывать в нескольких городах края, - говорил я.

- Сокращайтесь, - бросал он в ответ.

Когда командировочное удостоверение приходило на подпись, он обязательно уменьшал продолжительность поездки. Если на командировку выпадали и выходные дни, то такой вариант министр приветствовал. В день отъезда приглашал к себе или звонил:

- Вам поручение. Когда будете в главке, рассмотрите вопрос о ...

Выезды мои часто случались и по срочному заданию Башилова, в этих случаях на подготовку к отъезду времени почти не оставалось.   

Что же касалось выбора рейса, то тут предоставлялась полная свобода. Моё отношение к делу подсказывало только один вариант - ночной рейс. Преимущество ночных полётов было и в том, что весь день перед командировкой я находился на рабочем месте, а новый трудовой день где-нибудь в Сибири начинал даже раньше обычного, если сравнивать с московским временем. С возвращением в Москву трудностей вообще не возникало: вылетал утренним рейсом и в начале рабочего дня, не заезжая из аэропорта домой, уже был на службе.

В ночном перелёте никто не мешал думать, рассуждать, сочинять. В те годы многие из моих стихов были написаны именно в «небе». Наверное, это не было случайным совпадением, но с убыстрением производственного ритма, нарастанием нагрузки и напряжённости в работе, появлялось желание писать не только отчёты о командировках, которые строчил, находясь в самолётном кресле, чтобы на работе сразу отдать секретарю в печать, но и стихи. Отвлечение на рифмы, к которому себя специально не подталкивал, дарило душевное равновесие.

                                              Огни в иллюминаторе

                                          Загадочных селений

                                          По темени фарватера

                                          Без смены направлений

                                              Плывут неудержимые

                                          К местам их назначений -

                                          Наследства молчаливые

                                          Разумных поколений.

                                             А я в салоне лайнера,

                                          Вися с луной в соседстве,

                                          Гляжу на мироздание

                                          С восторженностью детства,

                                             Немой от восхищения

                                          Величием природы,

                                          Создавшей для прочтения

                                          Самой себя народы.

***

В поездках была одна трудность, которую приходилось преодолевать, это не спать подряд двое суток. В самолёте, так уж повелось изначально, я глаз не смыкал, по прилёту оставлял вещи в гостинице и отправлялся с коллегами выполнять намеченную программу. Во второй половине дня глаза слипались, надо было  пересиливать себя, чтобы додержаться до вечера, когда самочувствие возвращалось к нормальному.

Зато такой распорядок помогал легко переносить разницу во времени часовых поясов, ибо, укладываясь спать, засыпал до того, как голова касалась подушки, а утром вставал уже по местному времени, будучи в полном порядке. Кстати, именно тогда у меня появилась привычка переводить стрелки часов на местное время сразу после приземления самолёта и больше не вспоминать о том, откуда я прибыл.

Хозяева старались заказать лучшую в городе гостиницу. Тогда наплывы в места общего проживания командированных были огромными, содержались они отвратительно, коек не хватало, обычные номера и люксы были убогими, отличались только размерами занимаемой площади и, в меньшей степени, меблировкой. Публика в номерах-клетушках проживала пьющая и горластая. На периферии гостиничные хозяйства заметно уступали московским комплексам «Восток» и «Алтай», где я прежде останавливался, бывая в столице.

Названия гостиниц «Восток» и «Алтай» напоминали те места, куда меня стала заносить теперь новая должность, но на Урале и в Западной Сибири, лежавших от Москвы в той стороне, где всходило солнце, и был Алтайский край, об уровне комфорта столичных ночлежек, который в свою очередь был примитивным, могли только мечтать. Однако в каждом областном центре имелась одна приличная гостиница, строилась она для гостей высокого ранга по одному проекту, если точнее, то по одним исходным данным, и называлась, как правило, «Октябрьской».

Эти гостиницы были на балансе областных партийных или советских органов, их содержание дотировалось, а доступ для простых граждан был закрыт. Разрешение на поселение давали хозяйственные службы местных властей. Гостиницы располагались в центральной части городов, были маленькими, уютными, чистенькими, с буфетами, с лифтами при трёх-четырёх этажах зданий, с обилием живых цветов.

Роскошными их назвать язык не повернётся, но в номерах кровати не скрипели, в туалете из закрытых кранов не сочилась вода, жильцы на глаза попадались редко даже во время завтрака в буфете, стояла удивительная тишина. Обслуживающий персонал был приветлив, в регистратуре при оформлении документов дежурная обращалась к постояльцам только по имени и отчеству. В этом маленьком и благополучном мире можно было находиться и дольше, но вскоре приходилось его оставлять.

Обычно заместитель министра брал с собой в командировку одного из специалистов подведомственного управления в качестве помощника, который вёл протокол, записывал вопросы и поручения, носил папку с бумагами. Я никогда этого не делал, всегда летал один, считая, что держаться нужно скромнее, что барские замашки подлинного уважения не добавляют.   

Сопровождали меня в разъездах по объектам либо начальник главка, либо, что случалось чаще, его заместитель, ведущий инженерные вопросы. В программу обязательно включались посещения основных предприятий строительной индустрии, действующих и строящихся заводов по изготовлению изделий домостроения и соцкультбыта, реконструируемых производств. Когда того требовали обстоятельства, на строительстве объектов собственной базы приходилось проводить оперативные совещания. Чаще всего это касалось мощностей на импортном оборудовании, входивших в состав ВПО «Союзстройконструкция».

Они создавались из расчёта удовлетворения потребностей организаций министерства в целом. Объекты это были крупные, сроки их возведения устанавливались сжатые, а отношение главков зачастую оказывалось прохладным, поскольку из-за перегрузки другими производственными заданиями руководители снимали с этих строек людей и технику. Вот и приходилось объяснять, убеждать, требовать, заставлять, менять отношение к собственным мощностям министерства.

Посещал я, конечно, и наиболее крупные объекты, строившиеся для других заказчиков, но не с целью вмешательства в вопросы оперативного порядка, поскольку они были в ведении других заместителей министра, а для оценки технического уровня строительства, т.е. применения прогрессивных материалов, конструкций и методов производства работ, влияющих на повышение производительности труда. Происходил обмен мнениями, давались рекомендации, договаривались о централизованной поставке новой техники и той продукции, которую производили специализированные предприятия министерства.

Обязательным было посещение наших проектных организаций, научно-исследовательских центров, строительных техникумов. Перед отъездом в Москву я проводил совещание с руководителями главка, объединений, трестов и предприятий. Давал оценку тому, что довелось увидеть, отвечал на вопросы, одна только новая система ценообразования порождала их массу, заслушивал отчёты, высказывал советы и рекомендации. Все принятые решения вносились в протокол, который я утверждал. Особое место при обсуждении уделялось перспективе развития собственной производственной базы, наращиванию мощностей, выделению ассигнований для этих целей и выполнению проектных работ.

Участники совещания заинтересованно относились к обсуждению разных тем, к трактовке уже увидевших свет нормативных документов правительства и тех, что готовились к выходу. Услышать от заместителя министра, который принимает непосредственное участие в разработке нормативных актов, последнюю информацию по наболевшим проблемам было, конечно же, интересно и полезно. Общение, высказанные замечания и предложения обогащали в свою очередь и меня, таким образом, наше содружество оказывалось взаимно полезным.

На завершающем этапе командировки не обходилось без встречи с секретарём крайкома или обкома партии, ведущим вопросы строительства. После обмена впечатлениями переходили к постановочным вопросам, которых у принимающей стороны было всегда больше. Визит заместителя министра в регион не являлся рядовым событием, поэтому партийное руководство старалось воспользоваться им, чтобы обсудить важные темы, договориться о совместных действиях. 

Местные власти интересовало, прежде всего, жилищное строительство и связанное с этим развитие производственных мощностей домостроения, на которое централизованные средства выделялись министерству, а также пути повышения производительности труда. На Урале и в Сибири рабочих рук для выполнения государственных плановых заданий по строительству не хватало, поэтому вопрос о росте выработки имел особое значение.    

Перечисляя то общее, что роднило командировки, должен упомянуть о контактах с большим количеством руководителей и специалистов разного уровня в аппаратах главков, трестов, на заводах и строительных площадках, в институтах и других организациях. Запомнить сотни фамилий по коротким встречам, следовавшим одна за другой, было невозможно. Когда с кем-то виделся вновь, а это происходило и в Москве, и при повторных посещениях, то выручала зрительная память на лица, на обстановку, в которой происходили встречи. Бывая вторично на предприятии, я отмечал те изменения, которые произошли, и это производило на хозяев хорошее впечатление.

***

     Моя первая командировка в ранге заместителя министра оказалась насыщенной. После прилёта побывал на гигантской площадке строительства Красноярского экскаваторного завода, где широко применялись буронабивные сваи и съёмная железобетонная опалубка. Посетил застройку жилого района «Солнечный», затем строящийся завод КПД мощностью 240 тыс. кв. м жилья в год. Для его укомплектования нестандартным оборудованием и опалубочной оснасткой требовалась помощь крайкома партии по привлечению к её изготовлению предприятий города. Побывал на Коркинском заводе КПД, на производственной базе треста «Красноярскпромстрой», в производственном объединении «Железобетон».

Подробно ознакомился с работой первого в системе министерства экспериментального проектно-строительного объединения, которое возглавлял Л.Л. Полонский. Интересной была не только структура этой организации, но и осваиваемый энтузиастами метод подъёма этажей. Тогда я не знал, что через три года судьба ближе сведёт меня с Полонским в Ленинакане, разрушенном Спитакским землетрясением. Поздно вечером хозяева предложили ознакомительную поездку по городу, от которой я не отказался, хотя в Красноярске до этого уже бывал.

Ранним утром следующего дня вылетели в самый южный город края Саяногорск на строительство крупного алюминиевого завода, где применялся блочно-конвейерный метод монтажа несущих конструкций. Хозяева с удовольствием демонстрировали свои достижения. Потом на автомашине вдоль Енисея двинулись на Север, делая остановки в крупных центрах. В Шушенском первый секретарь райкома партии В.В. Рогило стал нашим экскурсоводом по ленинским местам.

Он поведал о жизни городка, о туристах, число которых за год в восемь раз превышает количество жителей, о хозяйственных проблемах. Историческая часть была обновлённой, чистой и пустынной. При всей разговорчивости гида задерживаться мы не стали, и выехали в Минусинск на электротехнический комплекс, строившийся трестом «Минусинскпромстрой», а к середине дня уже были в столице Хакасской автономной области Абакане.

Базировавшийся здесь трест «Саянтяжстрой» имел хорошую производственную базу, вёл реконструкцию своего завода КПД. Заехали на вагоносборочный корпус завода «Абаканвагонмаш», строившийся заключёнными. На площадке нас встречал молодой человек невысокого роста, худощавый, подвижный, разрез глаз и овал лица подсказывали, что кто-то из его родителей, а может и оба, были тувинцами.

При знакомстве он представился Сергеем Кужугетовичем Шойгу. Возможно, встреча с руководителем треста не осталась бы в памяти, если бы не его заносчивость. К тому же, рассказывая о делах, он не преминул поведать о своём молодом возрасте, о быстром продвижении по службе, о трудовых достижениях, о том, что является самым молодым управляющим в системе главка и министерства.

Я уточнений не делал, а лишь слушал и поражался тому, что подобный разговор оказался возможным. Большинство его фраз начинались с местоимения «Я», после которого шло перечисление побед на трудовом фронте. Он был лишён стеснительности, поскольку успехи коллектива ставил в заслугу себе.

Это было тем более нехорошо, что подведомственный ему коллектив находился за забором с колючей проволокой и права голоса не имел. Пришлось подсказать ему, что он недавно в этой должности, и в итогах работы, наверное, есть вклад предшественников.

Шойгу не придал значение моим словам и продолжал говорить о своих способностях. Манера поведения управляющего трестом мне по душе не пришлась, от встречи остался неприятный осадок, чем она и запомнилась. Сопровождавшие меня коллеги вели себя сдержанно и не осаживали младшего по чину товарища.

Уже в машине они сказали мне, что Сергей не без организаторских способностей, но его стремительный карьерный рост связан с тем, что он женат на дочери первого секретаря Хакасского обкома партии О.С. Шенине. Вскоре Шенин станет первым секретарём Красноярского крайкома партии, и следом за ним Шойгу перейдёт на партийную работу в крайком. В 1990 году Шенин переедет в Москву, так как будет избран членом Политбюро ЦК КПСС. 

Когда мы расставались с Шойгу, то я не мог предположить, что ровно через четыре года, перепрыгнув через многие должностные ступеньки, он будет назначен Силаевым И.С. заместителем председателя Госкомархстроя РСФСР. Случилось это за месяц до того, как Верховный Совет утвердил меня председателем этого комитета.

Совместная работа с Сергеем длилась недолго, так как вскоре он был переведён Силаевым на самостоятельную работу, возглавив службу по чрезвычайным ситуациям, ставшую со временем Министерством по чрезвычайным ситуациям (МЧС). По поводу ухода Шойгу я не возражал, так как работа в нашем комитете ему не подходила.

Ему не хватало грамотности, к тому же изложение мыслей на бумаге без употребления местоимения «Я» не клеилось. Не без пробелов были и его инженерно-технические знания. Приходилось вносить правки в подготовленные им на подпись бумаги, делать подсказки по содержанию и характеру изложения материала. Подобные замечания его не расстраивали, он был выше текущих проблем, его занимали мысли иного масштаба.

Перевод Шойгу в спасательную службу устраивал наш комитет и, судя по тому, что он до сих пор, т.е. полтора десятка лет, бессменно возглавляет МЧС, устроил и эту структуру. МЧС, как знает читатель, всегда на виду, и щедро, просто сверх всякой меры, расходует деньги налогоплательщиков на рекламу своих «достижений».

Переночевав в гостинице Абакана, наша группа выехала в Черногорск на завод строительных материалов и конструкций, а затем посетила завод экспериментальных конструкций, выпускавший богатейшую номенклатуру продукции: структурные покрытия, складывающиеся секции заводского изготовления, бытовые вагончики на двух-трёх человек для проживания строителей и даже башенные краны. После встречи в Хакасском обкоме партии с  напористым О.С. Шениным, с которым обсуждали вопросы развития заводов КПД и производства кирпича, мы вылетели в Красноярск.

Там первым делом отправились на Красноярский комбинат изделий и строительных конструкций (КИСК). Это был грандиозный комплекс на импортном оборудовании, принадлежавший нашему министерству и входивший в состав ВПО «Союзстройконструкция». По моему приглашению из Свердловска для разбора вопросов прилетел главный инженер ВПО Копылов Е.В.

Отдельные технологические линии на заводе уже работали, но до завершения строительства было далеко. КИСК не только производил древесно-стружечные и цементно-стружечные плиты, изделия из металла, дерева, пластмасс и фурнитуру. На их основе здесь изготавливались крупнопанельные деревянные дома, блочные контейнеры, инвентарные здания различного назначения.

Огромное предприятие достраивалось, вопросов была масса: не хватало централизованных капвложений, требовалось продлить на очередной срок льготное финансирование, дать лимиты на дополнительную численность аппарата заказчика. В корректировке и новом утверждении нуждался технический проект, требовалось определить номенклатуру будущей продукции, разработать на неё технические условия, согласовать их с инспекциями.

На объекте не хватало строителей, наладчиков и эксплуатационников, освоение плановых средств шло с отставанием, некоторые категории специалистов и рабочих предстояло командировать из других главков, не хватало оборудования и кабельной продукции. Это был громадный и одновременно обычный клубок вопросов, цеплявшихся друг за друга. 

Несмотря на имевшиеся трудности, которые в строительном деле бывают всегда, возможности КИСК не могли не произвести впечатление. По многим направлениям его продукции это был завтрашний день строительства. После детального ознакомления с действующими и строящимися технологическими линиями, я провёл совещание со всеми исполнителями, разбор вопросов завершился поздно вечером.   

Хватило дел и на следующие два дня. Посетил комбинат железобетонных и металлических конструкций, на котором изготавливалась также опалубочная оснастка и технологическое оборудование. Затем были деревообделочный завод №2 по производству столярных изделий и завод по выпуску конструкций для объектов социального и культурно-бытового назначения. Предприятия находились в крепких руках и изготавливали продукцию хорошего качества.

Долгим было посещение Красноярского «ПромстройНИИпроекта», выполнявшего функции территориального института. Он вёл проектное и научно-исследовательское направления, являлся в системе министерства, пожалуй, самым крупным подразделением. Скажу для примера, что только в научной части института работало 176 сотрудников, из которых 18 имели учёные степени.

Обсуждались направления работ с учётом перехода на хозяйственный расчёт и договорные цены, взаимосвязи с институтами министерства и координация планов научно-исследовательских работ между ними. Для меня, только вступившего в должность, и ответственного за эти направления в работе, обстоятельный разбор проблем был полезным.

Руководители института и ведущие специалисты имели возможность обменяться мнениями, высказать свои точки зрения. Скорее всего, заместитель министра впервые вместе с ними разбирался с положением дел, а не требовал объяснений по поводу невыполнения заданий, не давал поручения, не устанавливал сроки их исполнения. Хотя не обошлось и без этого, так как в конце совещания рассматривались вопросы по КИСК, и поручений институт получил много.

В объединении «Стройдеталь» были свои темы: производство изделий домостроения, добыча щебня, открытие нового карьера, порядок ценообразования на продукцию и т.д. На завершающем этапе командировки состоялась встреча в краевом комитете партии, на которой поделился впечатлениями, высказал пожелания и изложил проблемы.

Затем провёл совещание с работниками аппарата главка и управляющими трестами. Отметил технические достижения главка, ведь по уровню индустриализации строительства он заслуженно занимал в министерстве одно из ведущих мест, но обратил внимание и на недоработки. В итоговом протоколе нашли место задания и поручения всем службам, а также просьбы в адрес министерства.

В субботу утром улетел из Красноярска в Свердловск, а в понедельник в министерстве на заседании коллегии заслушивалась моя информация о результатах командировки. Членам коллегии и руководителям главных управлений было интересно услышать мнение «свежего» человека, ведь давалась оценка их труду.

Лицемерить я не умел, говорил так, как воспринимал обстановку, поэтому не всем мои слова пришлись по душе, и были обиженные. Понять их можно: «Не успел появиться, а уже наводит критику. Покажи сначала, что сам можешь, а уж потом укоряй других». Так рассуждать некоторые были вправе.

Ничего особенного, тем не менее, в моих словах не было:

- Интересный главк. Масса противоречий. Имеет большие возможности и резервы, но низкую выработку, и не ведёт счёт потерям. Главные инженеры дублируют работу управляющих, что отрицательно сказывается на техническом уровне строек. Собственная база строится активно, однако главным делом является техническое перевооружение существующих производств, ибо технологические линии отсталые, а оснастка изношена.

Плохо используются имеющиеся площади и мощности. Низкое качество фасадов жилых домов. Номенклатура изделий и материалов КИСКа велика, но не привязана к потребностям строек. Слаба активность заказчика ВПО «Союзстройконструкция». Для внедрения новой продукции надо создать в его составе проектно-строительные специализированные группы, в противном случае ожидаемой отдачи не будет.

На самом же деле я не столько давал оценку работе предшественника, так как такового и не было, сколько формулировал задачи, решением которых предстояло заниматься мне самому. До этого техническая служба министерства, состоявшая из знающих и инициативных специалистов, существовала самостоятельно.

Она определяла направления технического прогресса, но не имела реальных возможностей влиять на предприятия строительной индустрии, которыми ведала другая служба министерства, и на главных инженеров главков, поскольку таких должностей не было в штатных расписаниях.

Позиция министра С.В. Башилова как раз и состояла в том, чтобы техническое управление и управление строительной индустрии были бы по инженерным вопросам в ведении одного заместителя министра, чтобы он же курировал работу тех заместителей начальников главков, за которыми закреплены инженерные вопросы. Этот замысел предстояло реализовывать мне, и я взялся за это дело с энтузиазмом.

До конца года я совершу командировки в Томск, Новосибирск, Тюмень, Курган. Для министерства это были новые организации. Их технический уровень значительно уступал достижениям наших ведущих главков. С переходом в ведение Минуралсибстроя СССР они связывали надежды на изменения в лучшую сторону, которые в значительной степени оправдались.

***

     Командировки были важной составляющей работы заместителей министра. Без разъездов не обходился ни один из них, хотя количество поездок сильно разнилось. Например, заместители, ведавшие вопросами планирования и снабжения, в главки наезжали редко. Они больше взаимодействовали с вышестоящими инстанциями в столице, где решалась судьба плановых заданий и защиты материально-технических ресурсов. Выезжали тогда, когда их брал с собой министр, или по его поручению в связи с проблемами, возникавшими на строительстве крупных производственных комплексов. За тот период, когда я работал в министерстве, Забелин и Кондрашов побывали только в некоторых из главков.

На отраслевых заместителей, к которым относились Почкайлов, Сельский, а позднее Цыба, так как за ними были закреплены отдельные отрасли народного хозяйства, и они курировали своевременный ввод в эксплуатацию мощностей, командировок приходилось намного больше и, как правило, продолжительных.

Наскоком положение дел на пусковом объекте не изменишь, поэтому им приходилось проводить в командировке неделю-две, пока не убеждались в том, что сдвинули дело с места. Особенно им доставалось на завершающей стадии строительства мощностей. С другой стороны, они посещали лишь те главки, где концентрировались объекты их направлений деятельности.

Закреплённыё за мной вопросы были общего плана, т.е. не обходили стороной ни одну подведомственную структуру. Я отвечал за дела в каждом из главков без исключения. Конечно, можно было и не усердствовать с выездами, но держать отчёт в разных инстанциях, располагая только данными статистической отчётности и теми материалами, которые получало министерство по своим запросам, было невозможно.

Не зная обстановки на местах, легко попасть впросак, давая советы и рекомендации по вопросам новой техники, внедрению прогрессивных материалов и технологий. Также невозможно принимать решения о размещении предприятий собственной базы. Наверное, не стоит доказывать очевидное - ездить требовалось много, и я ездил, тем более что в том возрасте командировки переносил легко, даже можно сказать, не замечал нагрузки. К тому же непосредственное присутствие и личное внимание способствовали тому, что отдача от выездов оказывалась ощутимой.

Попутешествовать за четыре года работы в министерстве мне пришлось много. Восемь раз летал в Тюменскую область и столько же в Армению, пять раз в Челябинскую, по четыре раза в Курганскую и Томскую области. Трижды был в Красноярском крае, Новосибирской, Пермской и Кемеровской  областях, а также в Башкирии, дважды в Омской области, по одному разу в Оренбургской области и Алтайском крае. Это в сумме составило 48 командировок, т.е. по одной приходилось на месяц.

Свердловск в части посещений занимал особое место. По заданиям министра, который поручал мне, как выходцу из Главсредуралстроя, рассмотрение вопросов за рамками моих прямых должностных обязанностей, прилетал в область целевым назначением 25 раз. Кроме того, часто навещал родных в майские и ноябрьские праздники, в Новый год, а иногда и просто в воскресные дни. Это были неофициальные приезды и, естественно, за свой счёт. Я упоминал ранее, что, бывая в других главках, при каждой возможности останавливался в Свердловске на один из воскресных дней. Таких остановок вместе с неофициальными посещениями набралось больше тридцати.

Дела по работе заносили меня в Ташкент, Брянск, Суздаль. Выпали на мою долю недельные командировки в Германию, Францию и США. Совершив в общей сложности около ста поездок, я только в эти годы не менее десяти раз обогнул земной шар по экватору. Приведя столько цифр, которыми слишком увлёкся, не могу не назвать ещё одну, подводящую итог моим перемещениям: полтора года из четырёх лет пришлись на разъезды.

Многое тогда довелось увидеть и узнать. Урал и Западная Сибирь стали своими. Когда в самолёте приходилось поддерживать разговор с кем-нибудь из соседей, то меня порой принимали за местного жителя. Оказывалось, что родной город моего случайного попутчика я знал неплохо, а что касается существующих проблем в крае или области и перспективы развития, то мне было известно больше.

К тому же я был знаком с партийными лидерами, директорами ведущих предприятий, руководителями строительных организаций. Таким образом, тем для общения и поддержания разговора всегда хватало. Но не в этом, конечно, была главная ценность поездок, я знал состояние наших организаций, их возможности, что позволяло рационально и с отдачей вести свою основную работу.

Поездки были уникальными в том смысле, что давали возможность увидеть и узнать то, что другому человеку никогда не доведётся в жизни. Расскажу для примера только об одной из своих командировок. В 1987 году 19 мая за час до полуночи вылетел в Томск. В 7.00 по местному времени в аэропорту меня встречают начальник главка Б.А. Мальцев и заместитель председателя облисполкома Г.Ф. Муравьёв. К этому моменту мы уже хорошо знали друг друга - я здесь третий раз, а они, так повелось, всегда встречали меня вдвоём, и вместе сопровождали в поездках по области. Кроме того, мы виделись с Мальцевым и в Москве.

Он невысокого роста, худощавый, смуглый, с тёмными волосами и крупными глазами, подвижный, с весёлым характером, ироничный и задиристый. С уважением относился к нему с первой встречи, хотя не одобрял его показную неуживчивость, лёгкость в обращении с людьми и при принятии решений.

Мальцев имел образование инженера-строителя, работал одно время в партийных и советских органах, руководителем главка стал недавно, ему было сложно освоиться в новой обстановке, явно не хватало опыта, но желание познать дело имел в достатке, а лихостью и активностью мог поделиться и с другими. 

Министр не воспринимал его всерьёз, и Мальцеву на заседаниях коллегии доставалось замечаний больше, чем другим, но он легко переносил нападки. При случае я защищал его, он это видел и относился ко мне с доверием, уважительно, ценил мои знания. Мы порой подшучивали друг над другом, но обещания свои, так повелось сразу, выполняли и слово держали.

У Главтомскстроя небольшие объёмы работ, да и сама область, по сравнению с соседними, невелика. На вертолёте пересекали её вдоль и поперёк. Кроме Томска, есть ещё город Стрежевой. От него до Нижневартовска Тюменской области по прямой 60 км, а от Томска - все 800. Стрежевой, как и посёлки Колпашево, Кедровое, Пионерный, расположены по берегам могучей Оби. Почти десять тысяч строителей работали в них вахтовым методом, материалы доставлялись по воде, но навигация длилась 20-40 дней, и по зимникам - с января по апрель. В остальное время связь прекращалась: болота, топи, глухомань, хилые островки леса. И в этих условиях люди жили, трудились, строители были востребованы и перегружены плановыми заданиями, и за каждое с них спрос.

В этот раз мы Томск не покидаем, объезжаем только объекты города: «ВНИИЭМ»,  «Контур», «Томкабель», швейная фабрика, заводы КПД и ЖБК, концертный зал, жильё, Томский нефтехимический комбинат. Комбинат в этот раз - главная цель моего приезда. Завтра состоится третья Всесоюзная летучка журналистов. В ней участвуют представители 32 газет, возглавляет мероприятие главный редактор газеты «Труд» А.С. Потапов.

Мне поручено выступить перед журналистами, рассказать о строительстве нашими главками нефтехимических комбинатов в Томске и в Тобольске Тюменской области, ответить на вопросы. Вот и пришлось знакомиться с положением дел на объекте, провести с исполнителями оперативное совещание. Положение моё облегчалось тем, что организации государственный план выполняли, поэтому есть возможность основное внимание на трибуне уделить тому положительному в работе, что позволяет этого добиваться. Поздно вечером ужин в гостинице, сауна и долгожданный сон.

Рабочий день начался по программе с того, что участники летучки возложили венки. Я был на этой процедуре, но не помню, какому событию она была посвящена. Потом успел на совещании в главке разобрать вопросы по объектам машиностроительной отрасли и жилью, а также провести встречу с работниками аппарата главка и руководителями организаций.

После обеда, когда подошёл мой черёд, держал речь перед журналистами, которым до всего есть дело. Меня поблагодарили за участие и полученную информацию. Едва завершилось мероприятие, как я на рейсовом самолёте, набитом пассажирами, вылетел в Барнаул. В аэропорту меня провожали Муравьёв и Мальцев, наверняка, уставшие от гостя за эти двое суток.

Моё одиночество не было долгим, уже через полтора часа в аэропорту Барнаула встречаюсь с заместителем начальника Главалтайстроя Анцуповым Анатолием Автономовичем. В студенческие годы я дважды бывал в Алтайском крае под Бийском, но с официальным визитом - впервые. Программа посещения, которую обсудили сразу же, оказывается обширной, так как за время пребывания хотелось успеть посмотреть многое. До гостиницы добираюсь в полночь, а в 7.30 рейсовым самолётом вылетели в Горно-Алтайск, расположенный у подножья горной системы Алтай.

До него можно было бы добраться и автомашиной по знаменитому Чуйскому тракту. Всего-то километров триста, но мы не только хотим сэкономить время, но и побывать там, куда на колёсах попасть нельзя. После приземления осмотрели в сопровождении руководителей стройуправления объекты базы индустрии, обсудили направления её развития и увеличения выпуска изделий домостроения. Скромными были возможности строителей центра Горно-Алтайской автономной области. Да и сам центр больно удалённым оказался от цивилизации.

Дальше продолжили путь на арендованном вертолёте Ми-8 к створу будущей грандиозной плотины на реке Катунь. Вибрирующий всеми деталями агрегат довольно уверенно оторвался от земли и, взяв курс строго на Юг, всё выше и выше стал забираться в горы. Стрелка высотомера мелко дрожала, но упорно карабкалась по шкале, пока не остановилась на цифрах, означавших высоту 2500 м. Даже не думал, что у нашего вертолёта может быть такая прыть. Это рельеф местности заставил его подняться так высоко.

Наконец, мы оказываемся над створом будущей плотины Катунской ГЭС, которая должна перегородить гигантскую котловину и прекратить неуправляемый бег реки. Вертолёт сделал большой круг, потом другой и третий над створом, дав возможность разглядеть следы гидростроителей. Их десантные отряды уже копошились под нами, осваивая безжизненные места. Работы тут хватит и специализированным организациям, и привлечённым, в числе которых должно быть наше министерство. Потому и забросило нас сюда посмотреть на места скорого приложения сил.

Неоглядные просторы внизу, первозданная природа, редко встречаются небольшие группы кочевников. Они запрокидывают головы в небо и с удивлением рассматривают, пока ещё редкую в этих местах, стальную птицу, а мы глядим на них и дивимся тому, что в наш научно-технический век люди вполне могут обходиться без достижений прогресса. Должен заметить, что плотине не суждено было состояться: под давлением защитников природы, начавшегося вскоре распада Союза и погружения России в хаос, работы были прекращены. О таком финале тогда мы не догадывались.

Хозяева предложили отклониться на Запад на полторы сотни километров, чтобы взглянуть на знаменитое горное Телецкое озеро и водопад. Ещё со студенческих лет оно было для меня загадкой. Тогда над нашей стоянкой в Кулундинской степи высоко в небе в одном направлении регулярно пролетали звенья бомбардировщиков. Местные жители говорили, что они где-то в районе Телецкого озера сбрасывают бомбы на цели.

Отклонение в сторону я, конечно, приветствовал, вертолёт сменил курс, и стал теперь пересекать хребты поперёк, а не лететь, как до этого, вдоль одного из них. Озеро, стиснутое горами, вскоре появилось, оно на самом деле оказалось уникальным, протянувшись в длину на сотню километров. Но со временем года тогда не повезло, весна ещё не добралась сюда, и зелень не скрашивала суровый пейзаж.

Серые и коричневые цвета, находившиеся в прочном союзе между собой, восторга не вызвали, больно безжизненная и скучная картина предстала перед нами, словно сказались на рельефе и его окраске бомбёжки тридцатилетней давности, которые, наверняка, были лишь имитацией. Тем не менее, оторваться от иллюминатора не мог, необитаемые просторы завораживали. К обеду возвратились в Горно-Алтайск, где распрощались с вертолётом.

На 80 тыс. кв. км территории Горно-Алтайского автономного округа проживало 40 тыс. жителей, т.е. на каждого из них приходилось два квадратных километра площади. В административном центре базировалось лишь одно строительное управление. Известно, что чем меньше и беспомощнее организация, тем больше у неё вопросов. Вот и наши местные коллеги просили поставить конструкции жилого дома, инвентарный растворный узел и многое другое. Просьбы были приняты к исполнению.

***

     Потом автомашиной отправились в Бийск по Чуйскому тракту, проложенному на этом участке по правому берегу Катуни. Дорога была узкой, извилистой, над ней нависали скалы, а на обрывистых участках во многих местах были пробиты ограждения. Не зря о Чуйском тракте шла дурная слава, особенно же он был опасен в зимнюю пору, когда водители по несколько дней оказывались в снежном плену. Чуйский тракт связывал Советский Союз с Монголией и Китаем.

 В Бийске знакомлюсь с заводами КПД и КЖБИ, провожу с участием руководителей треста №122, домостроительного комбината и проектной организации обсуждение перспективы развития производственных мощностей на ближайшие три года. Интересно, что в Алтайском крае много трестов, которые вместо названия имеют порядковые номера. Это говорит об их принадлежности в прошлые времена к специальным и закрытым отраслям народного хозяйства.

Выработанными сообща направлениями развития теперь займётся проектный институт, он разработает технико-экономическое обоснование, представит его на рассмотрение и утверждение в министерство, а дальше будут рабочая документация и выделение централизованных средств. Со временем так всё и свершится, как договорились на совещании, только надо заниматься этим делом, в том числе и мне.

Разбор вопросов затянулся допоздна, ужин на скорую руку, и три часа езды на автомашине до Барнаула. До гостиничного номера добираюсь только к часу ночи.  Длинным оказался день и трудным, много впечатлений, память перебирает их, но надо засыпать, так как в восемь утра с железнодорожного вокзала выезжаем в Рубцовск. После Барнаула и Бийска это третий по величине населённый пункт края, не побывать в нём нельзя, хотя до него больше трёхсот километров пути, и нужно доехать почти до границы с Казахстаном.

Через четыре часа тряски в вагоне я оказываюсь в привычной обстановке: обход завода КПД и других предприятий, вникание в проблемы реконструкции, развития и перспективы, совещание в тресте №46 и ДСК. Вопросы задаются самые разные, приходится разбираться и обещать поддержку. Никого не интересует, что некоторые из просьб не входят в круг моих обязанностей. Обратно в Барнаул летели рейсовым самолётом, чтобы сократить время в пути. Всё-таки суббота, и хотелось пораньше вернуться в гостиницу.

Воскресный день был занят поездкой в Новоалтайск, который расположен в ста километрах на Север, и Заринск, что под Барнаулом. Активность местных руководителей была высокой, они верили в то, что новое министерство окажет поддержку в наращивании мощностей строительных организаций. Эти надежды надо было оправдывать, потому так тщательно и внимательно я знакомился с положением дел.

Понедельник 25 мая был полностью посвящён ознакомлению с организациями и их базами в Барнауле. Ни один примечательный объект не остался без внимания. Затем посетил трест «Оргтехстрой» численностью триста человек, где обсуждали развитие отделов совершенствования проектных решений и проектно-конструкторской службы.

В конце дня провёл итоговую встречу с аппаратом главка, на которой разобрали вопросы, высказанные в процессе поездки. Договорились о выделении здания для размещения в Барнауле филиала Новосибирского института нашего министерства, а также квартир и мест в общежитии для привлекаемых специалистов. Кстати, директор института Конкин, о котором упоминал, сопровождал меня в поездке по Алтайскому краю.

На следующий день ещё до восхода солнца выехал в аэропорт, а в 11 часов был уже на рабочем месте в Москве. Прошло шесть суток со дня вылета в Барнаул, стол был завален деловыми бумагами и почтой. Три дня пришлось корпеть над бумагами допоздна, чтобы войти в нормальный ритм работы. Так всегда случалось после длительных командировок.

В день прилёта после обеда провёл заседание президиума научно-технического совета министерства по организации производства и применению в главках объёмно-блочных зданий. Участвовали руководители наших институтов, а также представители Минмонтажспецстроя СССР и головных проектных организаций страны.

Работая в министерстве, мне довелось побывать в Алтайском крае лишь однажды. Объяснялось это тем, что строители главка не доставляли особых забот, и тогда там не возводились крупные комплексы, требовавшие повышенного внимания. Это не означает, что я не занимался вопросами главка. Занимался ими систематически.

Тот приезд оказался для меня не последним. Однако судьба распорядилась таким образом, что с 1994 года до середины 2001 года я по производственным делам, связанным с моей работой заместителем председателя Государственной инвестиционной корпорации, побывал в Барнауле и Бийске ещё 15 раз. Цифра эта может вызывать недоверие, но так именно было.

В один из приездов в 1997 году меня вдруг потянуло заглянуть в бывший Главалтайстрой, где на тот момент я не был десять лет после первого памятного посещения. Наверное, это желание появилось не случайно. Утром 30 сентября я встречался с губернатором Алтайского края Суриковым А.В., которого знал ещё до избрания на этот пост, поскольку он несколько лет возглавлял структуру, сменившую в перестроечные времена Главалтайстрой. Присутствовал при разговоре и его заместитель В.С. Германенко. Мы с ним были знакомы с давней поры, когда он занимал должность заместителя председателя Крайисполкома.

Общение с ними, хотя из-за занятости не нашлось время на воспоминания о прошлом, и вызвало тогда желание побывать в здании главка. Нашёлся у меня и повод для посещения. Я хотел попросить Юрия Васильевича Назарова создать на Алтае научно-техническое общество строителей, которое распалось, а меня, как президента Российского НТО строителей, эта тема беспокоила.

Здание я нашёл мало изменившимся, только вывесок на главном входе была масса. Поднялся в старый кабинет начальника. Меня встретил бывший главный инженер главка Назаров. Мы признали друг друга и обнялись. Потом я изложил просьбу, встреченную им без энтузиазма, и поговорили о прошлом. Когда же перешли к настоящему, то он сказал:

- Кабинет, мебель в нём и я - это всё, что осталось от Главалтайстроя и его центрального аппарата. На местах ситуация сходная. Все сами по себе.

Вскоре мы распрощались. Грустно было осознавать, что наши общие усилия по подъёму строительной отрасли края не получили развития.       

***

     Внедрение достижений научно-технического прогресса в практику строительства было важной составляющей моей работы. Тогда редко употребляли словосочетание «применение технических новшеств», так как оно предполагало заинтересованность и добровольное согласие исполнителя взять на себя дополнительные заботы ради улучшения технико-экономических показателей.

Чаще говорили о внедрении, так как новинкам приходилось преодолевать трудности и сопротивление исполнителей. Конечно, среди них находились энтузиасты, которых не надо было подталкивать, но они, к сожалению, не составляли большинства в коллективах.

Техническая служба министерства, находившаяся в моём ведении, как раз и отвечала за внедрение различных новшеств. План новой техники имел три раздела. Для министерства задания примерно из десяти пунктов устанавливал Госстрой СССР, министерство распределяло объёмы между главками и добавляло ещё такое же количество собственных заданий. Главк доводил их до трестов, включая свои мероприятия.

Отчётность о ходе выполнения заданий, которую контролировала техническая служба, была ежеквартальной. Главки, не выполнявшие планы новой техники, заслушивались в министерстве на совещаниях, а при необходимости, когда дела обстояли из рук вон плохо, на заседаниях коллегии. В свою очередь министерство держало отчёт в Госстрое. В основном планы по новой технике выполнялись, но по отдельным позициям допускались и срывы

Использование любой новинки требовало первоначальных затрат, и они не всегда быстро окупались. Финансирование работ приходилось вести за счёт прибыли организации, тогда как большинство из них были убыточными. Отвлечение средств на новшества нерадивые руководители расценивали, как путь к ухудшению экономических показателей организации. В этом и состояла главная трудность работы.

Покажу на примере, как осуществлялось внедрение новшеств. Самым распространённым и эффективным видом связи в те годы был стационарный телефон. К описываемому времени я проработал на производстве почти тридцать лет, а телефонная связь так и господствовала в управленческом процессе. Менялась неторопливо только форма аппаратов, да способы набора цифр - вместо дисков появились кнопки и элементарная память.

Связь сводилась либо к непосредственным разговорам абонентов, либо к передаче телефонограмм, когда один секретарь диктует другому текст поручения, а тот записывает его от руки и передаёт адресату. Правда, телефонограммы не считались официальным документом, тут первенствовали телеграммы и письма. Более эффективные способы связи пробивали себе дорогу медленно.

Факсимильная связь пришла в министерство только в 1990 году. Сейчас мне даже не верится, что это случилось так поздно. Второго января я подписал письмо № БФ-2-17 в адрес «территориальных строительных объединений и организаций, непосредственно подчинённых министерству». Его текст любопытен, поскольку без прикрас свидетельствует о состоянии проблемы на тот момент и уровне подготовленности специалистов к её восприятию. Позволю с небольшими сокращениями привести содержание письма:

«Минуралсибстрой РСФСР создаёт в первом полугодии 1990 года систему факсимильной связи с подведомственными организациями, что позволит повысить оперативность обмена наиболее срочными и важными документами с использованием обычных телефонных каналов.

На первом этапе аппарат министерства будет оснащён двумя факсимильными аппаратами, а каждое подведомственное подразделение - одним.

Для реализации указанной системы связи прошу изыскать возможность и перечислить в месячный срок на расчётный счёт ... по 1,2 тыс. инвалютных рублей первой категории на централизованное приобретение факсимильных аппаратов и специальной бумаги.

Справочно: Факсимильные аппараты («телефаксы» или просто «факсы») выполнены в виде портативных настольных устройств и позволяют передавать изображения текстовых и графических документов. Возможно также использование «факсов» как настольных множительных аппаратов для получения небольшого числа копий. Принимаемые изображения и копии документов получаются на специальной термочувствительной бумаге.

Скорость передачи информации по телефонной сети выбирается автоматически в зависимости от качества линий связи. Наличие телефонной трубки с встроенным кнопочным номеронабирателем позволяет использовать «факс» в качестве обычного телефона.

«Факс» обеспечивает передачу, автоматический приём и копирование документов размерами до 257х700 мм в 8 градациях яркости. Время передачи изображения для одной страницы машинописного текста (210х300 мм) при высоком качестве телефонного канала составляет 1,5 минуты».

Не все организации и не сразу откликнулись на это предложение, но оно всё-таки было внедрено в том году.

***

     Квартиру в Москве министерство выделило мне довольно быстро. Уже на третьей неделе работы заместитель министра В.А. Шлыгин повёз меня на смотрины. Кирпичный дом на 1-ой Самотечной улице, заказчиком которого выступал Совмин СССР, как раз вводился в эксплуатацию. Жильё этого солидного заказчика образовывало целый квартал. Место оказалось на удивление тихим, рядом с небольшим прудом и уютным детским парком №2. Автомашины улицу навещали редко, хотя располагалась она параллельно Садовому кольцу в каких-то двухстах метрах. Примерно таким по прямой было и расстояние до станции метро «Новослободская». 

Квартал находился внутри треугольника, образуемого театрами Дурова, Образцова и Советской Армии. И что поразило окончательно, так это присутствие в треугольнике Селезнёвских бань. В сознательном возрасте я никогда не мылся в общественной бане, не загляну и в эту, но сам факт их существования напомнил детские годы в провинциальном посёлке Северский, где баня была в почёте. Неизвестный до этого район Москвы стал мне ближе, хотя не до конца верилось в реальность существования рядом с центром такого своеобразного уголка.

Вдобавок ко всему, от места работы до дома можно было дойти за тридцать пять минут. Мне это вполне подходило, так как поездкам на общественном транспорте я предпочитал перемещение на своих двоих в тех случаях, когда служебная машина по каким-то причинам отсутствовала.

Понравилась мне и 3-х комнатная квартира на шестом этаже, имевшая общую площадь 84 кв. м, и две лоджии, выходившие на разные стороны дома. Отделку на тот момент строители завершили, паркетные полы, покрытые лаком, выглядели нарядно и сразу приглянулись. Каких-то других отличий от обычного жилья в отделке не заметил, а что касается прихожей, то она, на тот момент без шкафов, показалась достаточно просторной. Смотреть другие варианты квартиры я сразу отказался, сказав, что меня всё устраивает в этом.

Шлыгин был доволен не меньше меня, так как ему не требовалось готовить другие предложения. В последующем у нас с В.А. сложатся очень добрые отношения, чему, как мне кажется, способствовала и та первая совместная поездка. Он занимался кадрами в министерстве и имел возможность насмотреться на руководителей с завышенными запросами. В этом плане его мнение обо мне, видимо, не оказалось отрицательным.  

На третий месяц работы я получил ордер, уложил в гостинице пожитки в портфель, и отправился на постоянное место жительства. Тут случилась очередная командировка, я не миновал Свердловск, где по дороге в Москву прихватил с собой раскладушку и кое-что из посуды. В другой заезд взял складной столик и стул. Так и обживался, ничего не покупая в столичных магазинах.

Жена в это время в очередной раз паковала вещи. Нужно сказать, что в этом деле она достигла невероятных вершин. Всё было с такой тщательностью уложено, так бережно обёрнуто и надёжно увязано, что даже перевозки автотранспортом, по железной дороге и опять грузовым автомобилем не могли нанести ущерб нашему скарбу.

Имущество заняло два железнодорожных контейнера, грузоподъёмностью три тонны каждый, отправленных с интервалом. Это не значит, что такой вес имели пожитки, а лишь даёт представление об одной из технических характеристик этого уникального средства для перевозки грузов.

Основную тяжесть составили книги, которые собирали мы, и подписные издания, подаренные мне мамой. Первый контейнер я принимал сам. Грузопассажирский лифт в доме работал, и не составляло труда перетащить вещи в квартиру. Потом поздними вечерами неторопливо распаковывал узлы, дивясь тому, как они ладно были увязаны.

Пока медленной скоростью двигался к столице товарняк со вторым контейнером, скорым пассажирским поездом с кучей узелков и свёртков прибыла жена. Память не сохранила её реакцию на квартиру и район, где располагался дом, но, по всей видимости, это должно говорить о том, что всё прошло относительно спокойно и без замечаний в мой адрес.

Моё пятидесятилетие пришлось на тот момент, когда свердловская квартира уже была полностью свободна от мебели и вещей, а квартира в Москве ими наполнялась. Я получил разрешение министра использовать полагавшиеся по закону три оплачиваемых дня на перевозку вещей, хотя они уже были в дороге, так как их отправили без моего участия, и улетел в Свердловск на свой день рождения. Отметили мой юбилей на квартире у дочери Ирины в кругу семьи и самых близких родственников. Все заботы и хлопоты, связанные с этим событием, взяла на себя дочь.

С переездом жены в Москву быт наладился, я стал приезжать на обед домой, с меня свалились житейские проблемы и заботы, отвлекавшие от дел. Теперь ничто, кроме сборки мебели и её перестановки, не мешало трудиться в полную силу, уйти в работу с головой. 

***

     Производительность труда в строительстве повышалась медленно. Объёмы капитальных вложений ежегодно возрастали, рабочих рук катастрофически не хватало, на стройки направлялись военно-строительные отряды, условно осужденные, досрочно освобождённые и даже те, кто отбывал заключение. В этих условиях выход из положения виделся в повышении выработки. Много внимания уделялось обучению кадров, повышению их квалификации, но текучесть рабочих, доходившая до 20-40 процентов за год, сводила на нет усилия по подготовке специалистов.

Передовые методы производства работ и организации труда, которые внедрялись повсеместно, отдачу давали, однако она имела предел. Без применения прогрессивных материалов, изделий и конструкций на их основе, без механизированного ручного инструмента и средств малой механизации рассчитывать на рост производительности труда было утопией. Потому выработка у наших строителей в два-три раза уступала той, что имели их зарубежные коллеги. Причины такого положения были известны, а вот изменить его государство не могло.

Требовалось создать материальную базу, повернуть машиностроителей, ориентированных исключительно на нужды оборонной промышленности, лицом к строительной отрасли. Государство на это не шло, оно не меняло курсы во внешней и внутренней политике. Выбраться же полумерами из этого заколдованного круга было нельзя, хотя они предпринимались.

Одной из полумер являлась закупка импортного технологического оборудования для производства прогрессивных строительных материалов и изделий. Страна пошла на это в середине 70-ых годов. Хорошее в принципе дело обернулось тем, что стали возрастать объёмы неустановленного оборудования, приобретённого по импорту. Государство усилило контроль, ввело специальную статистическую отчётность, чтобы изменить ситуацию. Виновные руководители получали выговоры, но это не меняло положение.

При перегруженности плановыми заданиями строительные организации в первую очередь работали на таких заказчиков, как оборонная промышленность, специальные отрасли и тому подобное. Что этим гигантам мог противопоставить заказчик, занимавшийся производством стройматериалов? Он не составлял конкуренцию, и планы по его пусковым мощностям из года в год проваливались.

Строительные тресты дорожили своими собственными производственными базами и старались при любой возможности всеми правдами и неправдами поддерживать и развивать их. Заводами же на импортном оборудовании владели не они, а министерства по производству стройматериалов или общестроительного профиля. Министерства потом и распределяли готовую продукцию, и местные строители получали её не больше, чем те, которые не имели отношения к пуску мощностей. Это снижало заинтересованность организаций в ускорении ввода объектов на импортном оборудовании.

Была и другая сторона дела. Приобретение оборудования государство осуществляло централизованно через структуру, именовавшуюся в 80-ые годы «Проммашимпорт». Для неё было важно закупить оборудование максимальной производственной мощности за минимальную цену. В результате приобреталось оборудование не лучшего качества и не первой свежести. Кроме того, из технологической цепочки выбрасывались для снижения стоимости контракта отдельные переделы в надежде на то, что умельцы на местах всё доведут до кондиции. В силу этих обстоятельств оборудованием затоваривались склады, оно портилось из-за плохих условий хранения и прочее.

Даже после сдачи объекта в эксплуатацию проблемы не кончались. Новые предприятия уже в силу других причин не выходили на расчётную мощность. Я, пожалуй, оставлю общие слова, и покажу ситуацию на конкретных примерах.

Создание Комбината индустриальных строительных конструкций в Красноярске было определено решением Правительства и Совмина СССР в 1974 году. Предприятие предназначалось для производства сборных элементов жилищно-гражданских зданий общей площадью 200 тыс. кв. м в год. Оборудование поставляла фирма ФРГ по контрактам 1975 и 1979 годов.

Технико-экономическое обоснование строительства после согласования с Госпланом СССР и Госстроем СССР, Минтяжстрой утвердил в середине 1976 года. Строительство в страшной спешке началось в 1975 году по документации на отдельные объекты до утверждения проекта. Технический проект первой очереди комбината министерство утвердило в 1977, а второй - в 1981 году (!). Ввод мощности осуществлялся частями с 1978 по 1983 годы. Предприятие до 1988 года являлось планово-убыточным.

Причина была в том, что вначале вводились мощности по производству элементов жилищно-гражданских зданий, а во вторую очередь - по производству комплектующих изделий, из которых должны изготавливаться эти самые элементы. Объект в общей сложности строился 12,5 лет. Все эти недоразумения имели место при повышенном внимании к заводу со стороны всех уровней власти и министерства. Такой провал был результатом неумения работать с иностранными фирмами. Заводская продукция не имела аналогов в нашей стране, и требовала длительной разработки соответствующих технических условий на её применение.

Другой случай. В Челябинске в 1985 году была введена мощность на импортном оборудовании по выпуску сухих гипсовых штукатурных смесей в количестве 60 тыс. тн в год. Её приняли без ёмкостей для хранения этих смесей и участка затаривания смесей в мешки, которые при закупке были исключены из состава комплекса. Кроме того, закупленная технология позволяла выпускать продукцию только на мелкодисперсной порошковой метилцеллюлозе, которая в стране не производилась. Наша химическая промышленность выпускала только волокнистую метилцеллюлозу. Требовался её помол. Заставить это делать химиков никто не мог.

Пришлось нам самим искать выход. Институт ЦНИИОМТП Госстроя СССР по договору с министерством запроектировал опытную установку по помолу, потом провели с ней эксперименты, изготовили и смонтировали промышленную модель. Подобным образом возились и с установкой затаривания смеси в мешки. Кстати, нужных мешков в стране никто не производил.

Для меня возникавшие проблемы были не новостью. Приходилось сталкиваться с ними и раньше, когда работал в Главсредуралстрое. Главку поставили оборудование немецкой фирмы «Макс Рот» по непрерывному формованию на длинных стендах безопалубочным способом пустотных железобетонных плит перекрытий. Цех строили в спешке и с энтузиазмом, получилась картинка. Процессы по напряжению проволочной арматуры, укладке бетонной смеси, поперечной разрезке плит на нужные длины выполнялись в автоматическом режиме. Снимались плиты со стенда специальными траверсами.

Великолепное зрелище, но технология фирмы не позволяла устанавливать в плиты монтажные петли для подъёма изделий и поперечную арматуру в рёбрах, что требовалось по нашим нормативам. Заключили договор с исследовательским институтом, провели испытания, составили и утвердили новые нормативы. Продукция пошла на десятки строек, поднимать её можно было только на «удавках», специальными захватами площадки не обеспечишь. Имелись только чалки с крюками, а на плитах нет петель. Таким вот образом выходили из положений, в которое загоняли нас благие намерения тех, кто заключал контракты.

Заводов на импортном оборудовании возводилось тогда много. Так в 1985 - 1990 годах в стадии строительства и заключения контрактов с фирмами Италии и ФРГ находились предприятия по выпуску трёхслойных панелей из несгораемого утеплителя и минеральных плит в Первоуральске, цементно-стружечных плит в Стерлитамаке и Омске, панелей из них в Стерлитамаке.

Ещё были заводы и цеха по производству оконных и дверных блоков из ПВХ, изделий из пластмасс, мозаичных плит, метизов в Челябинске, инвентарной щитовой опалубки в Орске. Были поставлены грануляторы для производства керамзита мелких фракций в Бийск, Оренбург, Тюмень, Асбест и Шакшу. Трудности сопровождали нас на строительстве каждого объекта.

Однако сдачей мощностей в эксплуатацию сложности не завершались. Изготовленные материалы и изделия надо было применить в дело, а значит, получить на то согласие заказчиков. Поскольку стоимость новинок оказывалась выше, чем расходы, предусмотренные на эти цели в сметах, то заказчики упорствовали.

Потом требовалось вносить изменения в техническую документацию, наконец, надо было научиться работать с продукцией, которую до этого никто в глаза не видел. Она расходилась на объекты, на местах начиналась самодеятельность, которая приводила не к росту выработки, а к материальным потерям. Естественно, эффективность производств оказывалась значительно ниже той, на которую можно было рассчитывать.

Решением возникающих вопросов приходилось заниматься технической службе министерства, которую я курировал. По этой причине в стороне не оставался, так как в первую очередь министр спрашивал результаты с меня, и я был в ответе за всё. Приходилось крутиться, успевать везде.

В зарубежных странах фирмы, как правило, специализируются на производстве продукции и одновременно на её применении, они постоянно совершенствуют свой товар, устраняют дефекты, выявленные при внедрении, разрабатывает специальный инструмент, оснастку, приёмы работы и т.п. У нас же ничего подобного не было.

В мае 1987 года я передал министру Башилову свою докладную записку «О создании проектно-промышленно-строительного объединения «Союзстройконструкция», в которой писал:

«В настоящее время в составе ВПО «Союзстройконструкция» созданы крупные мощности по производству прогрессивных строительных конструкций и материалов. К концу пятилетки их выпуск планируется увеличить на 60-65 процентов.

Продукция предприятий ВПО «Союзстройконструкция» нашла широкое применение в строительных организациях министерства. Однако эффект от её использования мог бы быть большим, если бы в едином процессе участвовали производство и монтажно-технологический поток.

Обязанностью такого подразделения должно являться применение прогрессивных конструкций непосредственно на строительной площадке, что будет способствовать улучшению взаимосвязи между заводом-изготовителем и стройкой, доводке решений в процессе внедрения новшеств в производство.

Для ведения строительно-монтажных работ в состав объединения целесообразно передать трест «Уралсибстроймонтаж» ВСМО «Союзспецуралсибстрой» с управлением производственно-технологической комплектации. В его ведении должны находится все службы комплектации, участки строительных машин, оснастки и специального автотранспорта, мобильные опорные строительные организации.

Тресту следует поручить возведение зданий и сооружений, выпускаемых заводами ВПО «Союзстройконструкция», по договорам с главстроями при предоставлении теми готовых нулевых циклах. Кроме того, трест будет вести монтажные работы. В составе объединения потребуется расширить экспериментально-конструкторское бюро, создав на его базе специализированный проектный институт.

Таким образом, в одной организации сосредоточатся вопросы проектирования, конструирования и совершенствования проектных решений, технологическая проработка и изготовление конструкций, а также осуществление их монтажа».

Пойти на такой шаг было необходимо. Однако принятие решения зависело от позиции нескольких инстанций. Руководители ВПО «Союзстройконструкция» к дополнительной нагрузке не стремились, но их можно было понять. Однако предложение не встретило поддержку заместителя министра Забелина, в ведении которого находилось ВСМО «Союзспецуралсибстрой». В итоге моё предложение не было реализовано, и проблема осталась.

***

     Несмотря на ежегодные задания по сокращению штатов численность центрального аппарата министерства в 1987 - 1989 годах оставалось стабильной. Под ежегодные сокращения попадали вакантные на тот момент должности и весьма редко «живые» специалисты. Как правило, это были те работники, потеря которых для организации была благом. Тогда уволить разгильдяя другим образом было практически невозможно, стоило ему подать заявление в суд, как его восстанавливали на работе. Если же человек попадал под сокращение штатов, то суд не имел права вмешиваться в действия администрации.

Пережив сокращение, министерство в, так называвшемся, рабочем порядке под возрастающие плановые объёмы работ добивалось выделения дополнительных штатных единиц. Так что к новому сокращению всё возвращалось почти на исходные позиции.         

До начала обвального сокращения численности центрального аппарата министерства, которое пришлось на середину 1990 года, в тех службах, что по распределению обязанностей были закреплены за мной, работало сто специалистов. Главное техническое управление являлось самым крупным по численности, в нём трудилось 36 человек, в «Главтяжстройиндустрии» - 23, в управлении капитального строительства - 18, в проектно-сметном управлении - 15, остальные поровну приходились на второй отдел и научно-технический совет.

Структура крупных подразделений была сходной: начальник, заместители, начальники отделов, главные технологи, ведущие и старшие инженеры. Руководителями управлений работали только выходцы из главстроев министерства. Как правило, это были заместители начальника главка, прошедшие большую производственную и жизненную школу. На должности заместителей руководителей приглашались с периферии управляющие трестами. Всем приглашённым на работу в центральный аппарат предоставлялось жильё в Москве.

Таким образом, руководящий состав в министерстве был исключительно высокой квалификации. Эти люди умели работать, знали, что надо делать, и оставались на службе долгие годы. Они выезжали в командировки на места, рассматривали и решали вопросы, не нуждаясь в мелочной опеке. Что касается ведущих и старших инженеров, то на эти должности принимались москвичи. И среди них было много толковых специалистов.

Техническую службу возглавлял Отрепьев Владимир Автономович, до переезда в столицу он был управляющим трестом «Базстрой» в Краснотурьинске на Среднем Урале, но в ту пору мы с ним знакомы не были. К строителям родного главка относился с симпатией, охотно приезжал в командировки в наши края. Был он человеком рассудительным, выдержанным, знающим, и умел, как тогда говорилось, держать удар, т.е. сносить несправедливые нападки руководителей. Известно, что таким людям достаётся больше, чем другим, их не прочь мимоходом «задеть» даже коллеги. Я поддерживал В.А. и старался защитить.

Его первым заместителем работал Толмачёв Максимилиан Владимирович, а заместителями - Черкасов Сергей Иванович, Формановский Альфред Владиславович и Ярошенко Иван Николаевич. Каждый из заместителей вёл своё направление, которое знал в совершенстве. Работниками они были самостоятельными, с чувством собственного достоинства и с совершенно непохожими характерами. Отношения с ними у меня сложились нормальные, хотя не всем нравилась моя настойчивость при отстаивании своей позиции. До конфликтных ситуаций и до повышения голоса дело не доходило, даже если обмен мнениями оказывался горячим.

Толмачёв выглядел старше своих лет из-за сумрачного выражения лица и копны взлохмаченных волос. Мне казалось, что он, как и я, не любил лишний раз причесаться. Специалистом был чисто штабного склада: в командировки не выезжал, работал с документами, касавшимися серьёзных вопросов и переписки с правительственными органами. В этом деле ему равных не было. Порой упирался в формальности и не стремился найти компромиссное решение, что служило поводом для моих поправок, когда мы вместе просматривали подготовленные к подписи ответы или обращения в вышестоящие инстанции. Своё мнение отстаивал до конца.

Черкасов курировал научное направление и уже по этой причине был устремлён в будущее. Текущие проблемы его интересовали меньше, он даже пренебрегал ими, а что касается предложений и идей, заглядывающих в далёкую перспективу, то они его крепко занимали. Не случайно он просил встреч со мной, чтобы ознакомить с каким-нибудь очередным грандиозным планом преобразований. Представляемые им пояснительные записки были пространными, оторванными от действительности, но с рациональными зёрнами. Других заместителей он сторонился, может быть, потому, что они ходили по земле, а он больше парил над ней.

Формановский отвечал за работу информационно-вычислительного центра министерства, укомплектованного ИВЦ «Минск-32», разработку автоматизированных систем управления и всевозможных программ, а также за средства связи. Направление это считалось новым и одновременно модным, деньги в него вкладывались большие, а надежды получить отдачу не сбывались. В деталях работы кроме специалистов узкого профиля мало кто разбирался, без переводчика строители не понимали, что им говорят разработчики систем, а те, в свою очередь, не понимали язык производственников. Одни ждали скорого чуда от применения вычислительной техники, а другие знали, что его не будет, но не торопились об этом говорить. Формановского в такой степени переполняла активность, что мешала сосредоточиться на чём-то определённом.  

Ярошенко я уже имел возможность представить в другой главе, но лишь добавлю, что он вёл вопросы строительного производства и технологий, был задиристым, активным и обязательным человеком.

Из других работников управления хочу упомянуть начальника отдела Маркова Сергея Алексеевича - очень добропорядочного человека и инициативного специалиста, главных технологов Терентьева Марка Михайловича, Царукьяна Сергея Серафимовича, Колобову Зою Дмитриевну и ведущего инженера Деревянко Людмилу Николаевну. С ними чаще, чем с другими, приходилось общаться по работе. В лицо я знал всех сотрудников, так как на их рабочие места наведывался.

Управлением «Главтяжстройиндустрия» руководили Биевец Николай Леонтьевич, о котором я уже имел удовольствие упоминать. Его заместителями были Перцовский Леонид Иосифович и Шерстобитов Георгий Николаевич, а начальниками отделов - Михайлов Юрий Серафимович и Ракута Владимир Дмитриевич. Перцовский специализировался на контактах с иностранными фирмами и подготовке предложений по закупке импортного оборудования, что же касается последующего строительства предприятий и освоения их мощностей, то он не стремился вдаваться в детали и нагружать себя этими проблемами. Шерстобитов нёс на себе основную нагрузку в текущей работе, работе сложной, многоплановой и оперативной.

Из других работников назову главных технологов Керна Германа Михайловича, которого я знал ещё по работе в тресте «Оргтехстрой» в Свердловске, и Гамуса Валерия Михайловича, а также ведущего инженера Муштакову Надежду Ивановну.

В УКСе работал Репенко Виталий Александрович с заместителями Завгородним Эдуардом Александровичем и Калашниковым Юрием Леонидовичем. В этом управлении не было ярких личностей в силу, может быть, исключительной загруженности формами статистической отчётности и представлением всевозможных справок о состоянии дел на каждом из строящихся объектов собственной производственной базы министерства. 

***

     В проектно-сметном управлении начальником был Атаманов Станислав Иванович - инициативный и увлекающийся работник, энергии которого хватило бы на нескольких человек. Я хорошо знал его ещё до перехода в министерство, он бывал в главке, мы ездили с ним в совместные командировки для изучения передового опыта. Его переполняли творческие идеи и предложения, которые он старался донести до технических служб на местах.

Самобытными личностями и знатоками своего дела были его заместители Калинин Владислав Николаевич и Куканов Владимир Дмитриевич. К Калинину я относился с особым уважением. Он ведал проектными и научно-исследовательскими институтами, умело координировал их деятельность, досконально знал состояние разработки технической документации. Он подкупал, по крайней мере, меня тем, что его манера поведения сильно отличалась от других исполнителей. Больше того, она не соответствовала бытовавшему представлению о советском служащем такого высокого уровня.

Ему по этой причине доставалось от министра, иногда заместители министра резко высказывались в его адрес, а под горячую руку порой вообще предлагали освободить от работы. Как мне казалось, на него не производили впечатление такие выпады, и он не собирался меняться, выслуживаться перед начальством, лицемерить, попадать в зависимое от них положение. Он оставался самим собой, что, конечно же, мешало его карьерному росту. Держался В.Н. всегда свободно на любых мероприятиях, не развязно, а раскованно, без трепета перед чинами. Когда выступал с отчётом, говорил не то, что хотели услышать от него руководители, а то, что есть на самом деле.

У него и построение фраз, и употребляемые слова были не казёнными, а живыми, складными. Я лишь совсем недавно узнал о его сложной жизненной судьбе, что он, будучи ещё ребёнком, потерял родителей, а сам чудом остался жив, что воспитывался у тётки, что по жизни шёл самостоятельно. Когда я не знал этого, то многие годы считал, что он выходец из интеллигентной семьи, давшей ему прекрасное образование и научившей свободолюбию. Он был насмешлив, но не зол, ироничен не только по отношению к другим, но и к себе. Невероятно дотошным в работе с документами, умеющий в них разглядеть то, что скрыто от других. Спорить о содержании нормативов с ним было бесполезно в силу его подготовленности.

Он запомнился мне с первой встречи, когда ещё приезжал в Свердловск, где я работал. Потом мы побываем с ним в командировках, в том числе во Франции по конфликтному вопросу министерства с фирмой, разрабатывавшей одну из программ автоматизированной системы управления. С ним приятно было общаться. Наши уважительные отношения сохранились до сих пор, он не раз обращался ко мне по производственным вопросам и в более поздние годы, и хотя он имеет привычку как-то не до конца договаривать и раскрывать суть вопроса, а напускать туман, я старался, докопавшись до сути, по мере возможности, оказать ему поддержку.

Куканов вёл сметное дело. На эти годы пришлись значительные изменения в системе ценообразования в капитальном строительстве. Они ставили в тупик многих, так как рушился существовавший порядок, а вводилось непонятно что. Для сметчиков старшего поколения начались трудные времена.

Владимиру Дмитриевичу было тогда под шестьдесят, но возраст не помешал ему вжиться в новые порядки и преуспеть в их понимании и разъяснении непонятностей коллегам на местах. Он был крупным мужчиной, но возвышался над коллегами не только благодаря росту, его возвышали и знания. Из других работников назову главных технологов Жидкова Евгения Григорьевича и Примака Иосифа Фроимовича.

Во втором отделе командовал Савин Борис Алексеевич, хорошо знавший специфику работы службы, и потому справлявшийся с ней без проблем.

В научно-техническом совете работали Чуксеев Яков Корнеевич и Шильдкрот Михаил Аббович. Бывшие заместители министра сейчас трудились в щадящем режиме. Их возраст был намного старше, чем у моего отца, а мне тогда исполнилось пятьдесят лет.

К слову о возрасте. В ту пору я был моложе действовавших заместителей министров, а также руководителей и замов всех подведомственных мне служб. Упомянул об этом не потому, что хотел похвастаться: мол, каким я был молодым да ранним. Дело в другом. Разница в возрасте, по крайней мере, на первых порах накладывала отпечаток на совместную работу, старшие коллеги и даже руководители служб, подчинённые мне, настороженно и с ревностью отнеслись к новичку, да ещё к тому, что он не «вышел годами». Распростёртыми объятьями, за редким исключением, никто не встречал. Добивался их расположения ответственным отношением к работе и уважительным - к членам коллектива.

В аппаратной работе приходилось контактировать с руководящим звеном подведомственных служб, это два десятка специалистов, на уровень ведущих инженеров выходил редко.

Оклады сотрудников в центральном аппарате министерства были заметно выше, чем у аппаратных работников в территориальных главстроях. Начальник главного управления и управления получал от 450 до 400 рублей, заместитель - от 400 до 380, главный технолог от 300 до 270, ведущий и старший инженер - от 270 до 200 рублей. Мой оклад составлял 550 рублей в месяц. Можно по этому поводу говорить, что оплата труда заместителя министра и старшего инженера в отделе не соответствовала отдаче от их усилий. Безусловно, это так. Однако выдерживание соотношений в окладах не приводило к расслоению общества, к обнищанию одних и резкому обогащению других людей.

Простой пример. В моей семье я работал один, жена вела домашнее хозяйство, сын учился в институте. Дочь жила отдельно. Если взять семью из трёх человек, в которой родители работают на весьма скромных должностях, то их доход будет подстать тому, что имела моя семья. Фактически так и было. Общество, основанное на уравнительной системе, как при социализме, проявляет несправедливость по отношению к небольшой части населения, к тому же для некоторых из них материальный стимул не является главным в жизни. В нынешние времена дикого капитализма, длящегося уже пятнадцать лет, государство поступает несправедливо по отношению к подавляющему числу своих граждан.

***

     Министерство являлось центральным штабом, который руководил работой территориальных главков по строительству. Штатная численность его аппарата постепенно росла, как и прирастал с годами управленческий аппарат в стране. Если в 1971 году количество сотрудников составляло 500 человек, то к 1978 году оно возросло до 760 и продолжало прибывать. После реорганизации Минтяжстроя СССР в Минуралсибстрой СССР, когда сократились объёмы выполняемых строительно-монтажных работ, численность чиновников уменьшилась - в 1988 году их стало 540.

В 1990 году после образования ассоциации «Росуралсибстрой», управленческий аппарат, который стал содержаться на отчисления территориальных структур, вошедших в её состав, сократился сразу вдвое. В течение следующих трёх лет он почти сошёл на нет, так как под вывеской ассоциации трудились уже на условиях хозяйственного расчёта три десятка человек, и прикладывали они усилия к темам, не имевшим ничего общего с государственными интересами. Слава Богу, я не застал эти времена, так как уже не работал в ассоциации, и в моей памяти Минтяжстрой СССР и его производные министерского уровня, продолжают существовать, как структуры особой важности, работавшие на развитие экономики государства.

Однако вернусь к прерванной теме. Структура служб, входивших в состав аппаратов министерств, почти не менялась. В числе управлений, называвшихся главными управлениями, были планово-экономическое (60 человек), материально-технического снабжения (56), производственно-распорядительное (50), техническое (36),  кадров и социального развития (34), механизации и транспорта (30), промышленных предприятий и строительной индустрии (23), специальных отраслей промышленности (16).

Далее следовали управления по строительству предприятий металлургии и топливно-энергетического комплекса; химической, нефтехимической промышленности и минеральных удобрений; машиностроения, агропромышленного комплекса и лёгкой промышленности; капитального строительства, проектно-сметное, труда и заработной платы, финансовое, бухгалтерского учёта, хозяйственное и управление делами. Численность этих структур колебалась от 25 до10 человек.

Кроме того, был «Первый отдел» (5 чел.), через который шла вся секретная переписка министерства, где сотрудники, имевшие допуск к документам с грифом «Секретно», знакомились с ними  под расписку, и «Второй отдел» (5), занимавшийся мобилизационными планами перевода предприятий и организаций на работу в условиях войны.

Существовал ещё и юридический отдел с арбитражем. Показательно, что эту службу  представляли в центральном аппарате министерства всего три человека, и этого было вполне достаточно по тем временам, когда отношения между государством и организациями, а также между самими организациями, складывались не на договорной основе, а на установленных государством плановых заданиях.

Названия аппаратных структур подсказывают, какими вопросами ведали подразделения, практически ни одна проблема на местах не оставалась без внимания центрального аппарата. Министерство не только доводило до территориальных главстроев государственные планы по объёмам строительно-монтажных работ собственными силами и субподрядными организациями, но и распределяло, защищённые им, материально-технические ресурсы.

Оно контролировало разработку мероприятий и графиков, обеспечивающих выполнение плановых заданий, их реализацию. При необходимости министерство перераспределяло ресурсы, выделяло дополнительную технику, участвовало в согласовании пусковых комплексов с министерствами-заказчиками и всевозможными инспекциями. Распределяло капитальные вложения на строительство объектов собственной производственной базы, вело их проектирование.

Характер работы аппаратных структур имел различия. Наиболее оперативными были действия производственно-распорядительных управлений, поскольку обстановка на объектах менялась непрерывно, а её приходилось отслеживать и контролировать. Работники этих управлений чаще выезжали в командировки и подолгу «сидели» на пусковых комплексах. Обстановка на местах требовала активности от управлений механизации и транспорта, от строительной индустрии, а также от капитального строительства. Другие службы, но они оказывались в меньшинстве, были загружены не столь равномерно, пики их загрузки приходились на конец отчётных периодов, которыми были месяц, квартал и год. Объективности ради надо отметить, что без дела никто не оставался.

Мне приходилось контактировать по работе с заместителями министра и руководителями всех без исключения служб, так как вопросы порой пересекались. Чаще других общими оказывались темы с главным управлением механизации и транспорта, без участия которого не обходились многие из направлений новой техники. Возглавлял управление Владимир Алексеевич Жирнов.

Мы всегда находили с ним общий язык и взаимопонимание, нам удавалось никогда не попадать в конфликтные ситуации. Дело было не только в том, что ещё в начале 60-тых годов мы оба работали в тресте «Уралтяжтрубстрой»: он главным механиком Ревдинского завода ЖБИ, где мы и познакомились на стенде по изготовлению 36-ти метровых предварительно-напряжённых железобетонных ферм, а я - начальником технического управления треста.

Годы спустя он возглавил управление механизации, а я - техническое управление в Главсредуралстрое. Конечно, долгая совместная работа и добрые отношения между нами сказывались положительно. Но не менее важным было его неравнодушие во все времена к техническим новшествам.

Уж так он был устроен, что охотно отзывался на все нововведения, да и сам был их инициатором. Я мог бы привести массу памятных примеров наших совместных усилий на всех ступеньках производственной лестницы. Жирнов был человеком крупным, громогласным и разговорчивым. Он отличался удивительной подвижностью, неуёмной энергией и контактностью, не замыкался ни на минуту в себе.

Не могу представить его грустным, расстроенным или выведенным из равновесия. Он был всегда заряжен на дело, быстрый в поступках и действиях. Большой знаток механизации работ и оперативный руководитель. Не случайно он оказывался в тех местах в производственном процессе, где требовались именно эти качества, т.е. на передовой. Мы до сих пор поддерживаем с ним отношения, только встречи наши теперь слишком редки.

Рассказывая о центральном аппарате министерства, нельзя не упомянуть о том, что, оказавшись в обойме штабных работников, специалист оставался в ней надолго. Чаще всего дорабатывал до пенсионного возраста. Привлекало многое: заработная плата, реальность получения квартиры, это касалось всех исполнителей, престижность организации,  производственные условия, микроклимат в коллективе, наличие у министерства собственного дома отдыха, пионерского лагеря, садоводческого товарищества и многое другое. Люди держались за рабочее место и профессионально выполняли обязанности, так как длительный стаж помогал этому. В телефонных справочниках министерства за 1971 и 1988 годы можно встретить много одних и тех же фамилий руководителей и рядовых исполнителей.     

***

     Совещания являлись важной составляющей работы. Без них трудно представить жизнь руководителя любого ранга. В строительной отрасли, как мне казалось, их проводилось особенно много. Такая уж специфика строительства, где ежечасно меняется обстановка на площадках, которые к тому же разбросаны по территории, а работы приходится вести для разных заказчиков. Как тут обойтись без рассмотрения производственных вопросов?

Вот и идут, сменяя друг друга, пятиминутки, аппаратные, оперативки, летучки, совещания, заседания, коллегии, советы, селекторы, конференции, съезды. И проводятся они на уровне трестов, главков, министерства, правительства. Чем выше этот уровень, тем более крупные рассматриваются проблемы, тем серьёзнее значение принимаемых решений.

Мало того, что едва успеваешь посещать мероприятия, на которые тебя приглашают либо просто принять участие, либо участвовать в обсуждении, либо с отчётом, так ведь ещё и сам их проводишь великое множество. Весь рабочий день состоит из встреч, обсуждений и заседаний. И к каждому разговору надо успеть подготовиться: написать выступление, если знаешь, что тебя поднимут на трибуну, набросать тезисы на тот случай, если захочешь сам принять участие в обсуждении, разобраться в проблеме, которая будет обсуждаться под твоим председательством. И разобраться надо глубоко, чтобы принимаемые решения основывались не только на информации, получаемой от участников встречи.

К предстоящим выступлениям я относился всегда серьёзно: подбирал данные, анализировал результаты, сопоставлял итоги. Никогда не пользовался «болванками», готовившимися работниками аппарата. Конечно, их просматривал, какие-то соображения включал в свою редакцию, но в обязательном порядке перерабатывал текст. Возможно, моя редакция в каких-то случаях не была лучше, только я не принимал чужую манеру изложения. Уж так был устроен. Другие коллеги брали целиком подготовленный материал, считая, что не стоит на внесение изменений тратить время.

Они говорили: «Какая разница. Всё равно никто не слушает тех, кто выступает на крупных совещаниях. Каждый занят своим делом». Во многом это было правдой, но я не мог иначе, поэтому садился и писал, а потом читал написанное от руки, так как на перепечатку выступления на машинке времени не оставалось. К тому же я не любил, чтобы написанное мной кому-то стало известно до того, как будет озвучено. Потом, пожалуйста, я отдавал листки техническому секретарю, и она делала распечатку выступления, но только потом.

9 апреля 1990 года Госстрой СССР проводил Всесоюзное совещание о состоянии и развитии отраслевой науки. Мероприятие проходило в большом зале Госстроя, в нём участвовало более трёхсот представителей от научно-исследовательских, проектных и строительных организаций. Вёл совещание председатель Госстроя Ю.П. Баталин, в президиуме находились его заместители, а также министры. Заслушивались отчёты министерств, ведомств и научно-исследовательских институтов, одновременно обсуждался предложенный проект «Концепции развития науки на ближайшее десятилетие в новых условиях хозяйствования». Концепцию представлял на суд «общественности» Госстрой, заинтересованный получить поддержку министерств и ведомств.

Первый и третий день работы совещания были отданы пленарным заседаниям, на которых в общей сложности  выступило 35 участников, так как сложившееся положение и перспектива развития науки многих не оставляли равнодушными. Мне было предоставлено слово в конце первого дня работы. Выступление своё приведу полностью, поскольку оно даёт какое-то представление о ситуации тех дней и намечавшихся путях её стабилизации. Всё же нелепыми были годы перехода на договорные цены:

«Два полных года отработала министерская наука в условиях хозяйственного расчёта. Тысяча сто человек в наших научно-исследовательских организациях, или каждый пятисотый из числа работающих.

Позади подготовительный период, связанные с ним волнения, и неясность перспективы. Многое сейчас уже улеглось на новые полочки спирали развития.

Научный работник обеспечил «прорыв» в отдельных направлениях деятельности, и смог дать рост показателей в разы, а не на проценты, как это было в предыдущие годы. Несмотря на чинившиеся науке «препятствия», ибо за счёт централизованных средств министерства финансировалось в прошлом году менее 20 процентов исследований, а раньше было более половины, они мало сказались на результатах.

Работники науки лишний раз подтвердили высокий уровень «квалификации». В результате за два года производительность их труда увеличилась в 2,3 раза, а среднемесячная зарплата, несколько приотстав, вместе с премиями составила 380 рублей и возросла в 2 раза. Вот они эти «достижения».

Институту «Уральский ПромстройНИИпроект» в Свердловске, просто нельзя не назвать действительно «достойных», удалось в столь короткий срок не только догнать «Челябинский ПромстройНИИпроект», но и на треть опередить его в зарплате. Она составила 450 рублей, или в 2,5 раза выше, чем была в 1987 году. Если челябинцы, помня о зарплате, не забывали об экономической эффективности разработок, то свердловчане снизили её за это время вдвое.

Правда, это частный случай. По министерству в целом экономическая эффективность разработок осталась неизменной к большому, конечно, сожалению. Да и в ней ли дело? Есть ли вообще до неё дело развивающемуся групповому эгоизму, добившемуся, как сейчас выражаются, социально-справедливой зарплаты за порой ничегонеделание?

В конце концов, не запрещёнными же приёмами пользовались, а просто договаривались с ещё не разобравшимися в новой обстановке производственниками на стройках и предприятиях. Договаривались с теми, кто пока не понял, чьи средства он перекладывает в карманы научных работников. Не тот у представителей стройплощадки в очередной раз оказался уровень «научной» подготовленности.

Понимаю, что неприятна эта тема, поскольку большинство коллективов не является в этом смысле «передовиками». Поверьте, что и мне мало приятно об этом говорить, хотя натяжек в сказанном нет. Так уж сложилась эта проблема, она стала издержкой неотработанной системы хозяйствования. Формально всё делалось правильно, не подкопаешься.

Ну ладно, это уже в прошлом, но стартовая-то база на 1990 год с вводом потолка налогообложения получилась же у организаций разной. И тот, кого меньше смущали этические соображения, оказался в выигрыше. На мой взгляд, необходимо найти в этом вопросе решение, восстанавливающее справедливость. Необходимо обязательно найти.

Вместе с тем нельзя, конечно, не заметить и уже случившихся действительно положительных изменений в научной деятельности наших институтов. Сколько было опасений, что растеряем кадры, развалим внутриминистерскую науку, но она устояла. Устояла и повернулась к производству, стала менее оторванной от него, заняла активную позицию по отношению к внедрению работ, более активную, чем, пока опять с опозданием, занимают сами производственники.

При встречах с работниками науки теперь не узнаёшь их: заговорили так, как о том прежде мечтал хозяйственный руководитель, заинтересованно, требовательно, напористо, конкретно и по срокам, и по объёмам, и по результатам.

Возможно, не всеми это признаётся положительным фактором, но, по моему мнению, а оно формировалось больше под влиянием производства, эти изменения являются главным, именно положительным итогом последних двух лет.

Коллективы наших научных подразделений, их производственные базы укрепились, и пришло время говорить о дальнейшей концепции развития науки, о перспективе.

В предложенном проекте Концепции заложена реальная основа ускорения научно-технического прогресса - экономические рычаги. Они обеспечат успешную деятельность тем предприятиям, которые непрерывно совершенствуют своё производство, внедряя научные достижения и новую технику. Тогда активно заработает принцип: «Спрос определяет предложение», что вызовет потребность во внедрении и разработке научной продукции.

Вторым, точно выбранным положением, является программно-целевой метод планирования и осуществления научной деятельности, финансируемой из государственных источников. При этом распределителем средств и организатором работы становятся научные центры. Этот комплекс даст уже подлинный прорыв в развитии экономики.

Проект Концепции охватил практически весь комплекс научно-технического прогресса в строительстве, и сформировал его развитие на приветствуемых нами рыночных условиях. Описание Концепции сделано хорошо: обоснованно, солидно и серьёзно.

Вместе с тем, хотелось высказать и замечания. Этот документ должны будут читать не только составители. А он по манере изложения, не весь, а в массе своей, невероятно тяжёл, сложен, отличается неразворотливостью и неуклюжестью. Может читаться только в случае крайней необходимости. Уверен в этой связи, что разрабатывалась Концепция за счёт средств госбюджета, а не по хозяйственному договору.

На отдельных страницах текста встречается только по четыре точки (стр. 5, 50, 52). Значит, отдельные предложения даны длиной в десять и более строк, а их смысл в этом же тексте раскрывается одной строкой. По этой причине документ не будет популярен у тех, кому предназначен.

И хотя я нашёл в нём много подтверждений своим соображениям, со многим согласился, он был мне интересен, но только за несколько приёмов смог добраться до конца документа.

О приложении к проекту Концепции. Это восемь страниц устремлённых только вверх цифр, над колонками которых из одной программы в другую переписываются лишь годы. Раньше, и многие это помнят, над этими же цифрами (в точности этими) стояли 1980, потом 1990, теперь стоит уже 2000 год.

Неужели эти самые задания, предусматривающие в 25 раз рост выпуска ячеистых бетонов, в 5 раз - линолеума, во столько же раз - гипсовых изделий, клеёной древесины, алюминиевых изделий, а также некоторых других материалов, объёмы производства которых даются с точностью до второго знака после запятой, могут восприниматься новым словом?

Зачем это? Кому это нужно? Разве не надоело? Или это делается для политики, не случайно же слово «политика» вбито в название совещания.

Зачем нужна вычисленная до тысячи штук потребность в кранах-смесителях по годам, когда их не хватает миллионами? Понятно, что будут нужны раковины, мойки, ванны, если собираемся сдавать жильё дальше. Только какое отношение к этой бухгалтерии имеет Концепция развития науки?

Надо верно определить и дать тенденции строительства жилья: что, в каких планировочных решениях, на каком качественном уровне, из каких материалов, в каких объёмах будет сооружаться. А составляющие производство элементы получатся автоматически, без участия большой науки.

Раздел «О проблемах и направлениях научной деятельности» наиболее интересен по содержанию, но 22 страницы текста и местами слог одолеваются трудно.

Раздел «О научно-технической политике в строительстве» по изложению наиболее удачен: он конкретен, всего две страницы и восемь определяющих принципов. Однако в пунктах 2 и 8 не раскрыт механизм исполнения, и они получились лозунговыми.

Раздел «О концептуальных направлениях развития строительного комплекса в переходный период и на перспективу» нуждается в капитальном упрощении и сокращении. Есть в нём ряд командных решений, которые сейчас нельзя продиктовать, а лишь возможно предложить. Желательно процесс развития науки путём реализации её достижений в проектах определить основным направлением совершенствования строительства и промышленности.

Видимо, шире надо разработать направления научной деятельности по вовлечению в производство вторичных ресурсов, а также улучшению экологии путём переработки отходов промышленности в строительную продукцию.

И последнее. Концепцию можно составить и провозгласить, но заработает она только тогда, когда будет подкреплена законодательными актами по важнейшим своим положениям.

В этом деле основная роль должна принадлежать комитету Верховного Совета СССР по строительству».

Выступление моё было замечено, значит, слушали, о нём упоминали и в первый и даже в третий день конференции. Похоже, я, как обычно, был одним из немногих, кто удосужился прочесть Концепцию до последней страницы и решился высказать о ней своё мнение.

В день завершения работы совещания, а это была среда, зампред Госстроя Чижевский М.В. пригласил Шмаля Г.И., Наконечного Н.И. и меня по поводу задания, полученного от председателя Совмина СССР Н.И. Рыжкова. Предлагалось срочно разработать программу развития в 1991 - 1993 годах базы строительной индустрии и строительных организаций Тюменской области, исходя из того расчёта, чтобы с 1996 года отказаться от привлечения в неё организаций из других районов страны.

Начинать надо было с участия в конференции по развитию производительных сил Сибири и в совещании по наращиванию мощностей базы Тюменской области, проводившихся в Сургуте. В понедельник 16 апреля все мы во главе с Чижевским были в нужном месте к нужному часу. Начиналось новое крупное мероприятие.

***

     По вопросам, требовавшим решения министра или его поручения службам, приходилось готовить докладные записки, справки, предложения и тому подобные документы. Не всегда инициатива исходила от меня, порой министр давал задание разобраться с какой-то проблемой и представить ему свои соображения. Как правило, они касались моих направлений деятельности, но бывало всякое. Только и в этих случаях я не имел привычки ссылаться на то, что это не мой вопрос, а брался за его исполнение.

Сроки на выполнение поручений, даже когда в этом и не было крайней необходимости, министр всегда устанавливал сжатые: через час, до конца рабочего дня, двое суток. Порой, если тема была специфической, конечно, не хватало собственных знаний и опыта, чтобы дать ответ. В таких случаях главным было выяснить, кто работает над этой проблемой, в какую дверь следует постучаться. Для подготовки информации привлекал работников центрального аппарата, наших научно-исследовательских организаций, а также государственных институтов, не имевших прямого отношения к проблемам строительной отрасли.  

Сталкиваться приходилось с разными проблемами. Приведу, например, содержание справки по щебню Макинского карьера, подготовленную для министра 6 марта 1990 года:

«Классификация строительных материалов по радиоактивности с разграничением области применения была осуществлена в нашей стране в 1976 году.

Все существующие нормативные документы, касающиеся воздействия ионизирующего излучения на организм человека, собраны в «Нормах радиационной безопасности. НРБ-76/87» и в «Основных санитарных правилах работы с радиоактивными веществами и другими источниками ионизирующих излучений. ОСП-72/87».

Согласно НРБ-76/87 население разделяется на три категории. Категория «А» - лица, которые постоянно или временно работают непосредственно с источниками ионизирующих излучений. Для них нормами установлена предельно допустимая доза. Категория «Б» - лица, которые по условиям проживания могут подвергаться воздействию радиоактивных веществ и других источников излучения. Для них установлен предел дозы.

Всё остальное население страны относится к категории «В», для которой по одним источникам предельно допустимый уровень облучения вообще не нормируется, а по другим - устанавливается на уровне низкого предела дозы для категории «Б».

Согласно НРБ-76/87 удельная активность естественных радионуклидов в строительных материалах, используемых во вновь строящихся жилых и общественных зданиях, не должна превышать 20 микрорентген в час (мкр/час).

По радиационно-гигиенической оценке полезных ископаемых все месторождения разделены на три группы:

1 группа - с суммарной удельной активностью радионуклидов соответствующей уровню 20 мкр/час - применяются без ограничения для всех видов строительства;

2 группа - от 20 мкр/час до 40 мкр/час - для промышленного и дорожного строительства в пределах населённых пунктов;

3 группа - свыше 40 мкр/час - для дорожного строительства вне пределов населённых пунктов.

Положение, сложившееся в Омске, где представители государственных организаций и неформальных объединений высказывают противоположные точки зрения по поводу использования щебня Макинского месторождения, объясняется тем, что отсутствуют нормативы допустимого уровня гамма-фона в помещениях проживания категории «В» и радиационно-гигиенической оценки строительных конструкций.

В ряде научных разработок утверждается, что при определённых условиях материал с удельной активностью естественных радионуклидов, превышающей норматив, может в порядке исключения использоваться в жилищном строительстве.

Вместе с тем, на основании проводившихся замеров различными комиссиями, подтверждён повышенный почти в 2 раза уровень радиационного фона в крупнопанельных домах с использованием щебня Макинского карьера по сравнению с кирпичным жильём. Последнее обстоятельство послужило причиной возникновения у населения Омска элементов радиофобии.

Два месяца назад Омский облисполком запретил применение в строительных конструкциях для жилья щебня Макинского месторождения.

Основанием для такого решения послужило следующее. Как показали неоднократно выполненные замеры, щебень Макинского карьера относится ко второй группе полезных ископаемых по радиационно-гигиенической оценке, т.е. имеет суммарную активность радионуклидов более 20 мкр/час, что исключает возможность его применения по действующим нормам для жилых и социальных объектов.

Следует отметить, что на отдельных горизонтах, запасы которых оцениваются в 50-60 тысяч куб. метров, щебень имеет активность первой группы, пригодной для гражданского строительства. Но разделить технологию добычи, не допустив смешивания различных щебней, практически нельзя.

В этих условиях необходимо ориентировать ТСО «Омскстрой» на развитие Даутского карьера в Кокчетавской области, а также оказать ему помощь в поставке щебня для жилья с других действующих карьеров министерства».

Или другой пример, касающийся уже производства кровельных работ, о которых речь идёт в моей справке от 30 июня 1988 года:

«Анализ состояния кровельных работ с учётом имеющихся научных разработок и опыта Главмосстроя показывает целесообразность организации выпуска новых гидроизоляционных и кровельных материалов.

Предлагается рассмотреть и принять решение об осуществлении в министерстве следующих мер:

Создать предприятие  по изготовлению 6 млн. кв. м полимерных рулонных кровельных материалов, закупив для этого технологию их производства стоимостью 4 млн. инвалютных рублей (здесь и далее название фирм упускаю). Применение этих материалов предусматривается для кровель с большим количеством технологических проходов и перепадов. При этом до двух раз повышается производительность труда и темпы строительства, так как вместо 3-4 слоёв укладывается два слоя нового материала.

Создать с фирмой США или Италии совместное предприятие по выпуску 25 млн. кв. м ковровых однослойных полимерных покрытий на основе осваиваемого Минхимпромом СССР нового вида синтетического каучука ТЭПК. Стоимость импортного оборудования составляет около 10 млн. инвалютных рублей. Ковровые покрытия применяются в основном на малоуклонных кровлях, не прорезаемых обычно коммуникациями. Они особенно эффективны в  северных зонах, где полнее используется их эластичность и прочность при низких температурах.

Создать производство мастики на полимерных составляющих, закупив комплектно-блочную установку по приготовлению эмульсий для кровельных и гидроизоляционных работ. Применение мастик обеспечит возможность выполнять гидроизоляцию, пароизоляцию и кровлю в процессе производства сборных железобетонных плит покрытий, что снизит зависимость этих работ от погодных условий.

Разработать и осуществить меры по обеспечению новых производств сырьём, выпускаемым отечественной промышленностью. Создание предприятия по выпуску кровельных и гидроизоляционных материалов обеспечит удовлетворение потребности министерства на 80 процентов от общего объёма кровельных работ.

Перечисленные производства предлагается включить в перечень предприятий, создаваемых с помощью инофирм, в связи со строительством Тюменского нефтехимического комплекса».

***

     Министерство не оставалось в стороне от преобразований, происходивших в стране, и координировало с их учётом перспективу развития строительного производства. В середине февраля 1990 года я подготовил документ, который представил министру для обсуждения. Он назывался «О некоторых основах технической и экономической платформы Минуралсибстроя РСФСР на 1991 - 1995 годы».

Мне кажется, что его содержание может быть интересным, поскольку даёт представление об образе мышления в тот переходный период. Собственно, преобразования в обществе тогда велись активно, но они были предсказуемы. Обвал, который перевернёт мою «платформу», во всю силу проявится спустя год. Пока же ещё можно было рассуждать по поводу перспективы. Приведу из своей записки некоторые выдержки:

«Новые условия хозяйствования и особенности стоящих задач определяют изменения, которые будут осуществляться организациями министерства в ближайшие пять лет в экономической и технической политике, в вопросах организации строительного производства, развития базы стройиндустрии, и в проектировании.

В жилищно-гражданском строительстве предстоит завершить перевод предприятий крупнопанельного и крупноблочного домостроения на новые прогрессивные серии жилья с улучшенными архитектурно-планировочными решениями. Расширить номенклатуру строящихся домов за счёт различной этажности, планировки квартир, отделки фасадов, блокировки секций, встроено-пристроенных помещений. Повысить заводскую готовность выпускаемых изделий и конструкций, перенести до 70 процентов от общей трудоёмкости работ по возведению жилья со строительных площадок в производственные цеха предприятий.

Необходимо нарастить объёмы производства крупнопанельного жилья, создать мощности на базе стройиндустрии по монолитному и сборно-монолитному домостроению. Осуществить массовое строительство, наряду с жилыми домами повышенной этажности, малоэтажных зданий с высокой плотностью застройки микрорайонов, а также домов усадебного типа с применением ячеистых блоков и кирпича.

Строительство жилищно-гражданских объектов вести преимущественно силами проектно-строительных объединений, включающих в себя предприятия, строительно-монтажные подразделения и проектные организации. Строительство производить по договорным ценам и под «ключ».

В промышленном строительстве произойдёт существенное возрастание доли работ по технической реконструкции, перевооружение предприятий, снижение объёмов нового строительства. Уменьшение количества вновь возводимых крупных производственных комплексов повлечёт, прежде всего, сокращение объёмов применения конструкций традиционного типа из сборного железобетона.

Увеличится применение металлических каркасов из прокатных и гнутых профилей, эффективных кровельных и стеновых панелей с использованием утеплителей с высокими теплотехническими характеристиками. Возрастёт применение как встроенных, так и отдельно стоящих комплектно-блочных устройств полной заводской готовности, в том числе трансформаторных подстанций, котельных, насосных станций, станций очистки стоков и других.

Увеличится выпуск оборудования такой степени завершённости, которая будет позволять размещать его на открытых площадках или в лёгких быстромонтируемых зданиях. Оборудование, оснащённое автономными системами обслуживания, сократит протяжённость коммуникаций, стоимость строительства. При реконструкции и техническом перевооружении предприятий возрастёт применение монолитного бетона и железобетона с использованием специальной механизированной бетоноукладочной техники и оборудования.

Строительное проектирование объектов и предприятий различных отраслей народного хозяйства будет, как правило, осуществляться силами проектных организаций строительного комплекса.

Развитие предприятий строительной индустрии будет происходить преимущественно путём технического перевооружения, в том числе механизации и автоматизации технологического оборудования, переходе на конвейерные способы производства изделий и конструкций, снижения материалоёмкости и энергоёмкости продукции, создания совместных производств с отечественными и зарубежными партнёрами.

Необходимо наращивать мощности собственного машиностроения. Учитывая опыт министерства по производству машин для бетонных работ, целесообразно передать с целью специализации производства в состав нашего министерства Туймазинский, Новосибирский и Тюменский заводы бывшего Минстройдормаша СССР.

Фонд развития производства должен направляться исключительно на техническое перевооружение, реконструкцию и частичное расширение действующих производственных предприятий строительной индустрии.

Развитие научно-технического прогресса связано с дальнейшим совершенствованием проектно-сметного дела. Разработка проектной документации должна производиться по заказу подрядной организации при наличии согласованной договорной цены на строительство. Наличие договорной цены будет стимулировать внедрение в проекты достижений науки и техники, так как в этом случае все участники инвестиционного процесса заинтересованы в снижении стоимости и материалоёмкости сооружаемых объектов.

Внедрению достижений новой техники должны способствовать система льготных ссуд и кредитов, отмена налогообложения прибыли в первые годы использования технических новшеств, обязательное включение в госзаказ изготовления опытно-промышленных установок и партий новой продукции.

Материально-техническое обеспечение в условиях постепенного перевода народного хозяйства на рыночные отношения и создания рынка средств производства должно осуществляться за счёт двух источников. Стройки, вошедшие в госзаказ, должны обеспечиваться материально-техническими ресурсами по лимитам, выделяемым Госпланом и Госснабом в объёме полной потребности по всей номенклатуре материалов. Госплан и Госснаб вместе с министерством должны нести ответственность за обеспечение этих строек ресурсами. Стройки реализуются заказчику по сметной стоимости, определённой по утверждённым расценкам. Стройки, не вошедшие в госзаказ, обеспечиваются ресурсами, приобретаемыми на рынке средств производства по договорным ценам.

Министерство считает необходимым с 1991 года перевести обеспечение всеми ресурсами на оптовую торговлю путём создания оптово-посреднических организаций, через которые производители будут продавать, а покупатели приобретать средства производства.

При ограничении выделения централизованных капиталовложений возрастут объёмы работ за счёт нецентрализованных источников финансирования. Необходимо предусмотреть меры, ограничивающие строительство объектов за счёт нецентрализованных источников путём введения соответствующих налогов на вновь начинаемое строительство. В основу планов должны закладываться реальные возможности обеспечения планируемых объёмов работ материально-техническими, трудовыми и финансовыми ресурсами.

Из центра следует планировать только стройки государственного заказа. По остальным объёктам планы должен формироваться на месте трудовыми коллективами на основе прямых договорных отношений между подрядчиками и заказчиками.

На местах возможно создание как отраслевых, так и межотраслевых объединений-ассоциаций, куда войдут строительные тресты, промышленные предприятия и другие организации. На базе существующих министерств могут быть созданы региональные концерны».

Моя записка была пространной и содержала массу направлений, по которым высказывались предположения и рекомендации. Программа действий излагалась на очередное пятилетие, но жизнь оказалась столь стремительной и непредсказуемой, что на осуществление некоторых соображений просто не хватило времени, другие оказались утопическими, поскольку развитие не следовало логике, а шло порой вопреки здравому смыслу. Однако имели место и отдельные совпадения. 

***

     В некоторых разделах воспоминаний я привожу в хронологическом порядке периоды производственной жизни. Иногда они охватывают большой промежуток времени, как это было при описании восстановительных работ в Армении после Спитакского землетрясения, иногда ограничиваются недельным сроком или несколькими днями. Возможно, доскональность изложения не оправдана с точки зрения читателя, но меня она притягивает, и я, уступая соблазну, ухожу с головой в прошлые дни, переживая вновь то, что составляло смысл работы.

Такое отступление хочу сделать и в этом разделе, но возникла трудность при выборе отрезков времени. Ведь надо признаться, что не все они были в одинаковой мере напряжёнными, и меня могут упрекнуть в том, что я выбрал наиболее впечатляющие моменты, не дающие объективного представления о производственной загрузке. И тут появилась идея, которая, по всей видимости, позволяет решить этот вопрос без предвзятости.

Я приступил к работе в министерстве 24 июля 1986 года, а в должности председателя Госкомархстроя РСФСР меня утвердили на заседании Верховного Совета 11 октября 1990 года, и тогда же представили руководителям организаций строительной отрасли. Тот и другой день мною будут подробно описаны. Наверное, было бы занимательно проследить за тем, чем примечательны оказались эти дни в разные годы моей работы в министерстве, какие события пришлись на них? При таком подходе к выбору отрезков времени я полагаюсь на случай. Мне самому показался занимательным такой подход, и я положил его в основу следующих нескольких страниц.

11 октября 1986 года пришлось на субботу. В 10.00 началось заседание коллегии министерства с участием руководителей территориальных главков по строительству объектов специальных отраслей народного хозяйства и «группы 100». Звучавшая информация носила отчасти секретный характер, поэтому присутствовали лишь те работники аппарата, которые имели соответствующий допуск. Обычно отчёты руководителей и обсуждение вопросов по этим стройкам проходили довольно лаконично. Объекты специальные, рассусоливания по ним не принимались. Есть государственный план по вводу мощности или по освоению средств, и будь добр его выполнять.

Если не хватает материальных и людских ресурсов, то снимай с любых других строек, но эти направления должны быть закрыты. Такой совет получал каждый, кто осмеливался найти оправдания невыполнению плановых заданий. Тем не менее, ладилось не всё. К своим проблемам у строителей добавлялись трудности, привносимые в работу заказчиками. Зная об исключительности своего положения, в отношениях со строителями они порой не проявляли оперативности в решении собственных вопросов.

Обсуждение и в этот раз было бы кратким, но всё же оно затянулось. Вступили в действие постановления ЦК КПСС и Совмина СССР о совершенствовании хозяйственного механизма управления, путавшие карты. Бумаги расширяли права строительных организаций наряду с повышением ответственности. До момента ответственности предстояло ещё дожить, а права уже имелись.

Менялась система планирования. Теперь оставались такие основные показатели, как ввод мощностей, объёмы работ по пусковым объектам, рост производительности труда. Планы промышленного производства продукции устанавливали строители себе сами, развитие производственных баз предстояло вести только за счёт собственных средств, требовалось перейти на договорные отношения с автотранспортными организациями и механизаторами, получаемая прибыль становилась основой благополучия коллективов, предстоял переход на договорные цены и многое другое. Одним если словом, то возможность существовать давали самоокупаемость и самофинансирование.

На словах всё получалось гладко, но перевод трестов на договорные отношения, тогда как основные материальные ресурсы продолжали распределяться централизованно и выделяться не на фактическую потребность, а в тех количествах, которые имелись в государстве, сводили эффективность новых идей к нулю. Начиналась великая неразбериха, страдали в первую очередь коллективы низовых организаций. За обсуждением этих проблем время летело быстро.

В 15.00 с начальником главного технического управления Отрепьевым В.А. и его работниками уже у меня в кабинете обсуждаем работу трестов «Оргтехстрой». Предстоит увеличить в новых условиях хозяйствования их численный состав, создать службы, ведущие работы по совершенствованию проектных решений и экспертизе проектов, по монолитному домостроению, усилить конструкторские группы в трестах для переработки техдокументации, организовать пять филиалов трестов в различных городах. Необходимо, наконец, создать головной трест «Оргтехстрой», который будет координировать работу других трестов «Оргтехстрой» в главках. По подсчётам требовалась дополнительно полторы тысячи человек. Скажу, что намеченная программа в ближайшие два года в основном выполнялась.

В 16.00 встреча с Зайцевым В.А., возглавлявшим в Главсредуралстрое бюро экспертизы и совершенствования проектных решений, и начальником Главтомскстроя Б.А. Мальцевым. Я прошу Зайцева, специально приглашённого в Москву, чтобы он рассмотрел техническую документацию по строящимся объектам в Томской области и дал предложения по снижению трудоёмкости работ. Зайцев имеет возможность направить специалистов в Главтомскстрой для оказания помощи, и мы сообща договариваемся о порядке работы. Потом занимаюсь почтой и только в 20.30 пешком отправляюсь домой. Завтра день отдыха.         

***

     24 июля 1987 года, пятница. В 9.00 я у заместителя председателя Совмина РСФСР О.И. Лобова. Ровно 12 часов тому назад мы расстались с ним после завершения совещания. Сегодня продолжение прерванного разговора о направлениях, которые бы позволили увеличить объёмы жилищного строительства.

Олег Иванович обрисовывает ситуацию:

- Положение с обеспечением российских граждан жильём трудное. Несмотря на все усилия, последние пять лет прибавка на одного человека составила 0,2 кв. м жилой площади в год. На одного жителя в РСФСР приходится сейчас 15,1 кв. м жилья, тогда как в ГДР этот показатель равняется 27. Если темпы жилищного строительства сохранятся на прежнем уровне, то к 2000 году мы получим 18 кв. м в пересчёте на одного жителя. Отставание значительное.

Крупнопанельное домостроение составляет 60 процентов от общего объёма жилищного строительства, на 1030 городов приходится 223 завода. Нужно наращивать производство изделий домостроения, но для этого необходимы значительные капитальные вложения, которых не хватает. Выход видится в создании рентабельных предприятий небольшой мощности, требующих значительно меньших средств на их возведение.

Для этого следует довести номенклатуру железобетонных изделий до 10-15 марок, что возможно при возведении сборно-монолитных домов. Документацию на такие жилые здания предстоит разработать. Неплохо было бы к строительству мини-заводов привлечь коллективы МЖК (молодёжно-жилищные кооперативы), строящих для себя жильё своими руками. Они в этом деле будут заинтересованной стороной.

Лобов уверен в правильности идеи, её разделяют присутствующие на совещании, которых немало. Они не просто соглашаются с высказанными соображениями, а дополняют их деталями. Однако для реализации задуманного нужны энтузиасты, без них не обойтись. Он предлагает нашему министерству начать эксперимент в Красноярском крае и в Свердловской области, где крепкие технические кадры, и существуют МЖК. На совещание не случайно были приглашены представители этих регионов: работники партийных, советских органов, строительных организаций и предприятий строительной индустрии.

Завершается встреча принятием решения: проектные разработки заводской технологии поручить ЭКБ нашего министерства в Туле, при этом сравнить варианты сборных, сборно-монолитных и монолитных домов. Министерству подобрать существующие проекты жилых домов, провести их оценку и подготовить исходные данные для объявления конкурса на проектирование жилья, которое бы комплектовалось железобетонными изделиями, поставляемыми мини-заводами.

Вернувшись в министерство, я раздаю соответствующие поручения службам. Началась активная работа, но она, к сожалению, не имела завершения, так как вскоре другие события потеснили её на второй план, а затем заставили забыть эту тему совсем. В числе препятствий оказались и восстановительные работы в Армении, и последовавший развал системы хозяйствования.

Ничего примечательного в этот день больше не произошло. Много и долго работал с текущей почтой.

11 октября 1987 года, воскресенье. С утра отправился на работу. Было не до отдыха, так как в пятницу оказался дома только в два часа ночи. Из командировки в Томск пришлось возвращаться через Новосибирск, и случилась ещё задержка рейса. С докладом у министра был без опозданий в 8.30 в субботу. Рассказывал ему о поездке кратко, поскольку он и я должны были успеть к 10.00 в Госстрой, где начиналось заседание на тему: «О сбалансированности программ строительства с материально-техническим обеспечением в четвёртом квартале 1987 года и в 1988 году». 

Рассказывать о заседании не стану, ибо это слишком долгая история, и она не по теме хронологии, но чтобы представить напряжённость ситуации, складывавшейся в отрасли, приведу только слова председателя Госстроя СССР Баталина Ю.П., которыми он, спустя четыре часа после открытия, завершал разговор:

- Теперь всё зависит от нашей с Вами сообразиловки. Именно сейчас есть возможность оценить наши кадры.

Понятно, что подобные фразы произносятся тогда, когда положение становится критическим.

Вернулся в министерство и занимался допоздна с почтой, но одолеть в один присест её не смог, вот и пришлось продолжать с ней борьбу в воскресный день. С почтой разделался, подготовил записки с заданиями и поручениями службам, собрал бумаги, необходимые для очередной командировки. В ФРГ я улетал утром во вторник, и прекрасно понимал, что в круговерти понедельника могу не всё успеть, вот и пришлось потратить выходной день.

***

     24 июля 1988 года пришлось на воскресенье. Удивительное совпадение, но есть и разница с 11 октября предыдущего года. Я провёл этот день, как и предыдущий, дома после трудной недели, когда ежедневно оставлял работу в десять вечера. 

11 октября 1988 года, вторник. У меня первый день отпуска, а на работу пришлось выйти. Кому это может понравиться? Я готов был работать в любое время суток, в воскресные и праздничные дни, но только не в отпускное время. Отпуск - дело святое. Не случайно, уходя отдыхать, никогда не оставлял на работе свои координаты, чтобы никто не мог меня найти и нарушить покой. И сам не имел привычку звонить коллегам и интересоваться делами. Пусть обходятся без меня, не маленькие, я же не обращался к ним за помощью, когда уходили они.

Но в этот раз вышла осечка. Накануне в понедельник было плановое заседание коллегии. Вёл его министр С.В. Башилов, отчитывались начальники главков о работе предприятий стройиндустрии. Тема эта была всегда сложной при обсуждении, а тут ещё вмешались трудности, вызванные ходом перестройки в стране. К тому же первым отчитывался начальник Главтомскстроя Б.А. Мальцев.

Мой лучший друг со своей излишней эмоциональностью и «заварил» кашу:

- На заводе КПД уволились все рабочие. По государственному заказу другие министерства не поставили ни одной тонны металлооснастки для формования железобетонных изделий. Надо отменить государственную приёмку продукции, исключить её хотя бы на четвёртый квартал. Производство остановлено.

Для того текущего момента ничего необычного в его информации не было. Рабочие бригадами переходили на те предприятия, где платили более высокую зарплату. Плановые задания поставщики выполняли для тех, кто предлагал лучшие условия по оплате. Независимая от предприятия и министерства государственная приёмка, введённая недавно, предъявляла порой абсурдные требования к качеству изделий, словно его можно изменить сразу на устаревших технологических линиях, и не разрешала отгружать продукцию с заводских складов.

Министр раздражён. Каким ещё будешь, когда не можешь повлиять на обстоятельства, не находящиеся в твоей власти? Он знает, что я завтра ухожу в отпуск, сам накануне подписывал об этом приказ, но его это не останавливает, и он с удовольствием говорит:

- Фурманову согласовать вопрос по государственной приёмке. Сельскому и Фурманову, разобрать сегодня положение дел по оснастке.

А на трибуне уже начальник Главомскстроя Коновалов В.В., и у него претензии к госприёмке и материальным ресурсам. Его сменяет начальник Главкурганстроя Копелиович, которого я ранее представлял. Ему не поставляет оборудование для бетоносмесительного цеха завод металлоконструкций в Новосибирске. Реакция у министра быстрая:

- Коновалову не выезжать из Москвы пока Фурманов и Никитин не разберутся с его вопросами. Никитину и Фурманову подготовить обращение в Минстройдормаш по вопросу поставки оборудования из Новосибирска.

Заседание коллеги продолжалось до конца рабочего дня, что случалось редко, так как обычно на неё затрачивалось два-три часа. В заключение министра была и такая фраза: «Прекратить разврат с выплатой заработной платы». Если уж Башилов стал так выражаться, то, значит, обстоятельства его допекли. Но слова сказаны в воздух, зарплатой распоряжаются рядовые руководители на местах, у них свои соображения по этому поводу, им дано такое право, и над ними никто ныне не властен.

Поручения министра надо было выполнять, и я пришёл домой в полночь, а с утра завершал недоделанное. В середине дня отправился в отпуск. Скажу уж к слову, что вышел из него 14 ноября. Упомянул об этом для того, чтобы рассказать о совещании у Ельцина Б.Н., который был тогда министром, первым заместителем председателя Госстроя СССР, ведь другого случая может не будет.

15 ноября в 14.00, лишив тем самым многих перерыва на обед, Б.Н. собрал членов комиссии по подведению итогов конкурса по качеству строительства объектов. Материалов было представлено много, рабочая группа сделала предварительный отбор и вынесла свои предложения на решение комиссии. Особых раздумий по поводу выбора победителей конкурса и присвоения им специальных дипломов не было. Разобрались с этим быстро, все формальности соблюли. Пришло время расходиться.

Однако Ельцин участников встречи не распускал. Не помню, кто подтолкнул его тогда к откровениям, может самого потянуло пожаловаться коллегам по профессии на трудности жизни, но он заговорил о наболевшем:

- Вчера отстоял на трибуне четыре с половиной часа в школе комсомольских работников при ЦК КПСС. В зале полторы тысячи человек, они сидели в «окопах», а я во весь рост стоял перед ними, и они «расстреливали» меня. Ответил на 320 вопросов. Разные были. И о состоянии здоровья интересовались, слухи, понимаешь, разные ходят. Я ответил, что по болезни потерял за год 5,6 человеко-дня.

Странно это было слышать от Ельцина, не опускался он раньше до такого, а тут сорвался. Что же касается цифр, приведённых с такой точностью, то это было в его манере. И поступившие вопросы заставил кого-то пересчитать, и потерянные дни по состоянию здоровья вычислить с высокой точностью. Хотя, скорее всего, человеко-дни  подсчитывал сам.

Потом он перешёл к своему выступлению на пленуме ЦК КПСС:

- Говорил от души, на одном дыхании, запнулся только один раз на слове плюрализм. Так ведь некоторые потом сказали, что сделал я это намеренно. Так вот в штыки воспринимают меня.

Присутствующие слушали молча, испытывая почему-то неловкость, вопросов никто не задавал.

Рядом со мной сидел заместитель председателя Госкомархитектуры при Госстрое СССР Эдуард Васильевич Сарнацкий. Мы были знакомы около двух лет, я относился к нему с большим уважением. Человек он интеллигентный, образованный, острый на язык. Наши контакты с ним участились, когда оба оказались членами Советско-Американской комиссии по сотрудничеству в области жилищного и других видов строительства. Он руководил группой 10.02 по «Системам инженерного обеспечения», а я возглавлял группу 10.05, о работе которой расскажу.

При подведении итогов конкурса он вдруг потянулся к моей записной книжке и разборчиво написал: «На Урале и в Сибири горизонты стали шире, чтоб строитель жил по-царски, в Омске или Красноярске, за коллегии столом будет выдан им диплом». Незадолго до окончания совещания, когда делился своими трудностями Б.Н., он дописал: «Пережил и стресс, и криз, зря чтоль, нашенский Борис?» Я на его вопрос кивнул головой, подтверждая, что, мол, не зря, но мы с ним не знали тогда, какая высоченная награда ждёт Ельцина за пережитые им трудности и нападки - пост Президента России.

***

     24 июля 1989 года, понедельник. Седьмой день моего пребывания в Армении, где я седьмой раз находился в командировке. Обычная производственная загрузка с раннего утра до позднего вечера: объезды и обходы площадок, оперативные совещания с представителями каждого из главков, привлечённых к восстановительным работам после Спитакского землетрясения, контроль за перестановкой туннельной опалубки и укладкой бетонной смеси.

В этот период основная тема - наращивание темпов бетонирования этажей жилых домов. О работе в Ленинакане я подробно рассказываю в отдельной главе своей первой книги, поэтому нет необходимости приводить подробности здесь.

11 октября 1989 года, среда. С утра с аппаратными работниками разных служб министерства завершаю сбор информации для выступления на заседании коллегии Госстроя РСФСР. Коллегия началась в 10.00 под председательством Серова В.М., который делает упор во вступительном слове на необходимость выполнения не только плана по вводу жилья, но и обеспечении заделов на следующий год. Его установка возражений не вызывает, она правильна по смыслу, однако реализовать её даже в первой части чрезвычайно сложно, если знаешь о фактическом положении дел.

Обзорное сообщение о состоянии ввода жилья и объектов соцкультбыта с начала текущего года делает Л.А. Запальский. Он цифрами владеет, и его слова рисуют грустную картину:

- План по сдаче жилья в эксплуатацию на год 74,5 млн. кв. м, за прошедшие три квартала введено 38,9, что чуть больше половины годовой программы. Это ниже, чем в соответствующем периоде 1988 года. Индивидуальные застройщики ввели 2,8 млн.кв. м, что на одну треть меньше предыдущего года.

Докладчик разбирает и причины такого положения:

- Ошибка в планировании ввода жилья по году: на четвёртый квартал планом предусмотрена сдача 40 процента жилья от объёма годовой программы. Дезорганизация материально-технического снабжения, что привело к нехватке на пусковую программу предметов домоустройства и линолеума. Сокращение объёмов кредитов снизило объёмы строительства индивидуального жилья и жилищно-строительных кооперативов. Недостаточны мощности производственной базы строителей по выпуску столярных изделий, а новые возводятся медленно.

В числе других он называет цех столярных изделий в пос. Билимбай Свердловской области. Это уже камень в наш огород.

С доводами Запальского нельзя не согласиться, а вот тема нехватки мощностей по столярке притянута за уши. Я так говорю не потому, что он упрекнул Минуралсибстрой. При неравномерной поставке древесины никаких мощностей не хватит для её залповой переработки. Далее председатель по обычной схеме поднимает по очереди заместителей министров, чтобы доложили о состоянии дел, о принимаемых мерах и заверили, что план по году будет выполнен.    

Мне предложили отчитываться вторым. По нашему министерству показатели лучше средних по РСФСР, выполнение годового плана сомнений не вызывает, а что касается вопросов снабжения, то без их решения срыв по итогам года неизбежен.

И коллеги из других министерств, и я держимся излишне самоуверенно, не проявляем должного уважения к Госстрою РСФСР. Строительные министерства всегда находились в подчинении союзного Госстроя, у которого и возможности были большими, да и уровень руководителей совсем иной.

С Госстроем РСФСР практически не работали, а тут нас всех в августе прошлого года передали в его ведение. Прошёл уже год, а мы всё никак не привыкнем к тому, что это вышестоящая структура, и потому требует иного отношения. Серову строптивость наша не нравится, но он терпит.

С территорий на заседание коллегии были приглашены заместители председателей краёв, областей и крупных городов, некоторым из них также пришлось отчитываться, поэтому обсуждение длилось почти четыре часа. Когда расходились, зампред исполкома Кемерово Максименко попросил принять его. Конечно, я не возражал, но предупредил, что это возможно или сегодня, или завтра до 12.00, так как после обеда я ухожу в очередной отпуск.

Вернувшись на работу, собрал руководителей служб. Надо было рассказать о заданиях, полученных на коллегии, дать всем поручения на предстоящий месяц. Правда, и завтра пришлось собирать их снова, ибо при всём желании за один раз перед отпуском не выскажешься. В конце рабочего дня поехал на выставку «Архитектура и строительство России», открывшуюся в доме Союза архитекторов по улице Щусева, 22. 

***

     24 июля 1990 года, вторник. Наступили трудные времена, трудные из-за непредсказуемости  даже самого ближайшего будущего. Переход на новые рельсы хозяйствования осложнялся тем, что неизвестной была ширина колеи. Один «размер» диктовала высшая власть страны, а другой, если сказать правильнее, то другие «размеры» устанавливались на местах. Об их стыковке уже не могло быть речи. Когда власть в полном объёме передана низовым коллективам, то уже поздно пытаться скоординировать их действия. Надо было сначала выработать систему управления процессом, а затем предоставлять право структурам вершить изменения системы хозяйствования в пределах установленных рамок.

Я не политик и не экономист, чтобы давать оценку с этих позиций тем действиям, которые совершались на разных этапах перестройки в стране. Однако мне и тогда было понятно, что вершится нечто нелепое с непредсказуемыми последствиями. И предчувствие не обмануло меня. Во мне, в чём я абсолютно убеждён, говорил не консерватизм, приобретаемый с возрастом.

Ведя многие годы вопросы новой техники и технологий, я уже в силу этого обстоятельства не мог к пятидесяти годам стать закоренелым консерватором. Моё направление работы, если им занимаешься по призванию, рождает тягу к совершенствованию, умение перешагнуть привычное в работе и стать на другую ступень.

Мне посчастливилось не засиживаться в одной должности, не прирастать к ней, не становиться рабом привычек при принятии решений. Каждые три-четыре года была полная смена обстановки: то работа в аппарате организации, то непосредственно на производстве, такие смены были несколько раз, то, наконец, партийная работа, то центральный аппарат союзного министерства.

Сделанным отступлением хочу убедить читателя, что моё восприятие перестройки не происходило с платформы чинуши-консерватора. Я всегда был за перемены устоявшихся традиций, если они мешали делу и тормозили движение вперёд. Изменения в жизни страны и методов ведения хозяйства напрашивались уже давно, они были необходимы, были желанны.

Только, по моим соображениям, они должны были на каждом этапе преобразований носить созидательный, а не разрушительный характер. В этом и состоит искусство управления государством, это и будет подтверждать мудрость тех, кто решается изменить его политическую и экономическую системы.

Даже те малые дела, которые приходилось вести на производстве, приучали к такому подходу. Переход на новую технологию ведения работ тщательно продумывался, чтобы не допустить остановки существующего процесса, возможные срывы подстраховывались. Иначе поступать было нельзя. А тут не какой-то строительный участок, а целая страна из-за бездарности высшей власти и её первых лиц ввергается в смуту. Не они приносят себя в жертву ради благополучия народа и укрепления государства, как должно быть. А ради личных амбиций, претензий на свою исключительную роль в истории, они жертвуют народом и страной.

К осуждению шагов той перестройки я пришёл не спустя годы, т.е. не задним умом, а в самом начале бездумных преобразований.

Да, политиком и экономистом я не был ни по образованию, ни по характеру работы, выполнявшейся мной. Но ведь маломальским производственником и хозяйственником я всё же был, и моего опыта в совокупности со способностью рассчитать последствия было достаточно, чтобы разобраться хотя бы в том, что принесёт строительной отрасли и другим хозяйствующим субъектам перестроечные действия.

Ну, какому глупцу, приношу извинение за резкое слово, пришло в голову начинать менять систему хозяйствования с выбора руководителей организаций всех уровней членами производственных коллективов? Это же надо было додуматься до того, чтобы проводить экономическую политику, опираясь на выбранных демагогов и горлопанов.

Какими же оказались недальновидными те, кого сейчас называют идеологами перестройки, кто обсуждал и подписал постановления ЦК КПСС и Совмина СССР, касающиеся и этого вопроса? Не говорю о других диких промахах.

20 июля в пятницу в Новосибирске прошла учредительная конференция, которая вместо центрального аппарата Минуралсибстроя РСФСР создала ассоциацию «Росуралсибстрой», и выбрала членов её правления. Об этом событии я подробно расскажу в другом месте, а сейчас лишь упомянул о том, что предшествовало 24 числу. После конференции улетел в Свердловск, а в понедельник ранним утром вместе с внуком Ромашкой, которому исполнилось шесть лет, отправились в аэропорт Кольцово, чтобы улететь в Москву. Рейс задержался до вечера, и мы добрались до московской квартиры поздно. 

Таким образом, я лишь утром 24 июля появился на рабочем месте, но как раз угодил к важному событию. Министр В.Н. Забелин, а после избрания его должность стала называться  «президент ассоциации», пригласил к себе членов правления М.И. Почкайлова, П.П. Сельского, Н.А. Никитина, Б.С. Цыбу и меня. Нам было о чём поговорить. Ведь мы стали свидетелями ликвидации министерства, оказались его последними руководителями, завершилась наша государственная служба.

Теперь мы наняты на работу нашими вчерашними подчинёнными, они установили нам зарплату и будут её выплачивать, если справимся с выполнением их поручений. Однако философствований по этому поводу не было.

Забелин сообщил о том, что постановление правительства, в котором будут рассмотрены вопросы увольнения и трудоустройства чиновников, попадающих под сокращения в связи с ликвидацией строительных министерств, выйдет в свет месяца через два. Утверждение избранных членов правления ассоциации и первого руководителя органами государственной власти больше не будет. Ряд строительных организаций и предприятий не пожелали войти в состав нашей ассоциации, они ушли в «свободное плавание». В их числе оказалась и одна подведомственная мне организация - Башкирский «Промстройпроект».

Шеф сказал и о первоочередной задаче ассоциации, которая сводится к срочному принятию решения о структуре центрального аппарата, назначению руководителей подразделений, сокращению штатов. Предварительные предложения по новому штатному расписанию доложил В.И. Колкер, руководивший главным планово-экономическим управлением.

Свелись они к следующему:

- Штатную численность центрального аппарата сократить с 491 человека до 250. Иметь 10 подразделений вместо 12 существующих. Планово-экономическое управление преобразовать в экономическое, оставив в нём 58 человек вместо 95.

Служба Колкера и до этого была невероятно раздута. Каждый пятый сотрудник в аппарате имел отношение к вопросам планирования, а теперь таковым становился каждый четвёртый. Работа плановиков и в прежние времена реальной отдачи не давала, так как деление заданий на части между организациями, как и сложение затем цифр фактического выполнения, на показатели работы повлиять не могли.

Тем не менее, с этой службой организации обычно не спорили. От неё зависело, какие будут установлены задания по объёмам работ, производительности труда, себестоимости строительства и другим показателям. Она могла запланировать умеренный рост заданий одним структурам за счёт их завышения другим. В какой-то мере такой службой являлись и снабженцы, поскольку защищали ресурсы, а затем их распределяли. Но ресурсов всегда не хватало из-за недостаточного выделения, потому об их отсутствии кричали все. 

Это обстоятельство учитывалось, и количество работников материально-технического обеспечения предлагалось с 50-ти довести до 30-ти. Основной объём сокращения пришёлся на производственно-распорядительное управление, отраслевые службы и управление специальных работ: вместо 116 человек предлагалось оставить 37. Аппарат остальных служб сокращался вдвое, и только отдел внешнеэкономической деятельности возрастал до десяти человек, т.е. в два раза.

Можно было бы и не приводить цифры с такой дотошностью, но они красноречиво показывают, каким на том переходном этапе было представление о работе в новых условиях хозяйствования. Конечно, в тот момент каждому члену правления было понятно, что пришёл конец той работе, с которой они связали свою жизнь.

В начавшемся затем обсуждении члены правления высказали самые разные соображения, но были и совпадающие точки зрения: уменьшить численность плановой службы и перейти на закрепление заместителей не по отраслевому принципу и не по направлениям деятельности, как было до этого, а по отдельным территориям. Последнее предложение я не поддерживал. Принятие окончательного решения было отложено до выхода постановления правительства, о котором я упоминал.

В этой обстановке, когда главные события должны были разворачиваться позднее, я посчитал самым правильным уже в ближайшую субботу пойти в отпуск, против чего президент ассоциации не возражал.

11 октября 1990 г. Решением Верховного Совета я был утверждён в должности председателя Государственного комитета РСФСР по архитектуре и строительству. О том, как сложился этот день, я расскажу.

***

     За четыре года работы в центральном аппарате министерства произошло много памятных событий. В их числе участие в восстановительных работах в Армении после Спитакского землетрясения, работа в составе Советско-Американской комиссии по сотрудничеству в области жилищного и других видов строительства.

Незабываемой осталась поездка с председателем Госстроя СССР Ю.П. Баталиным по маршруту: Москва - Тюмень - Нижневартовск - Лонгепас - Сургут - Надым - Ямбург - Уренгой - Тюмень - Тобольск - Тюмень - Москва. О впечатлениях, испытанных в этой поездке, я упоминал.

 Собственно, любая из моих многочисленных командировок в главки была запоминающейся. Памятными были встречи с известными специалистами и яркими личностями. Хочется никого не пропустить, обо всём упомянуть, но понимаешь, что это, к сожалению, невозможно сделать. 

Мне памятны эти четыре года работы, я благодарен судьбе и министру Сергею Васильевичу Башилову, по воле которых оказался в Минтяжстрое СССР и его производных.

Эти годы пришлись на смутный,  неустойчивый период развития общества, период метаний и поисков, переживаний и расстройств, осознания того, что ты мелкая щепка, которую жизнь швырнула в водоворот событий и несёт в неизвестном направлении, не считаясь с желанием отдельного человека и большинства членов общества.

Это были годы напряжённой и удивительно интересной работы, когда увлекаемый мощным течением ты всё-таки боролся с обстоятельствами, совершал поступки и действия, которые давали удовлетворение; время, когда чувствовал, что приносишь пользу обществу, что трудишься на благо Отечества.